Сергей Зверев - Приговор олигарху
Панфилов кивнул.
– Так вот у него я нашел вот это… – он полез в карман и достал пакетик с зажигалкой.
Константин взял у него пакет, осмотрел сквозь него вещицу.
– Штучка красноречивая, – сказал он задумчиво. – Вот ее-то я у тебя, пожалуй, конфискую, пригодится.
Бессонов молчал, не в силах возражать. Прислушиваясь к интонациям голоса Панфилова, он начал верить, что деньги тот у него не заберет.
– Теперь так! – объявил Константин. – Деньги твои я не трону, но только в одном случае. Доложишь своему конторскому начальству, что Шульгин был связан…
– Кто-кто? – перебил его Бессонов. – Я не ослышался? Мне показалось…
Панфилов посмотрел на него с сожалением.
– Как тебя только в Конторе держат! – покачал он головой. – Впрочем, дело не мое. Повторяю: Шульгин, тот самый, что с крыши свалился, директор охранного бюро «Цербер», работал на Белоцерковского.
– На кого? – приоткрыл рот Бессонов. – Да ты что, Панфилов! Кто ж мне поверит? Да меня ж сожрут с потрохами. У нас ведь тоже не знаешь порой, кто на кого работает. ГБ к нам много своего народа напихал.
– Это твоя проблема! – отрезал Константин. – Сообразишь сам, кому можно говорить, а кому нельзя. Мне нужно, чтобы Контора заинтересовалась «Цербером» и потрепала немного Глеба Абрамовича, на большее я не рассчитываю. Но это ты для меня сделаешь. Иначе…
Панфилов взял его за лацканы пиджака, приблизил его лицо к своему, немного приподнял, отчего Бессонову пришлось встать на цыпочки.
– Иначе я тебя, поганку, и в Крыму достану, – тихо закончил он.
«Откуда он про Крым знает?» – перепугался Бессонов, совсем забыв, что сам уговаривал Лиду ехать с ним в Крым и жить там в домике у моря.
– Все, прощай, Бессонов! – сказал Панфилов, нажимая кнопку лифта, разблокирующую дверь. – Меня не ищи, не советую. Понадобишься, я тебя сам найду…
Бессонов прислонился к задней стенке лифта, провожая глазами удаляющуюся спину Панфилова. Ноги его не держали, подкашивались. Он заскользил спиной по стене и опустился на корточки. Дверь лифта автоматически закрылась.
«Деньги! – думал Бессонов. – Деньги не тронул! Деньги целы, слава те, господи!»
Снаружи послышались голоса, шум бегущих по лестнице людей. Кто-то ругался громким шепотом.
– Тихо, мать вашу! Рассредоточиться по подъезду, внимания к себе не привлекать, жильцов из квартир не выпускать до моего распоряжения. Что там с лифтом, черт бы его побрал? Приготовиться! Он может быть в лифте! Он нам живой нужен. Все поняли? Если кто его пристрелит – может сразу рапорт на увольнение писать…
Дверь лифта медленно открылась, и сидящий на корточках Бессонов увидел Поздеева с автоматом, нацеленным ему в грудь.
Бессонов машинально поднял над головой руки и пробормотал:
– Не стреляйте, это я, Бессонов!
– Товарищ капитан? – растерялся Поздеев. – Какого хрена?..
Бессонов не ответил и только махнул рукой.
Глава 16
Жиган шел по Москве в самом скверном настроении. Его опять заставляли вступать в драку, участвовать в которой ему совсем не хотелось.
Мимо по Садово-Кудринской проносились автомобили, в каждом из них сидели люди, которым сейчас дела не было до него, Константина Панфилова по кличке Жиган. Но стоит только им сказать, что от него, Кости Панфилова, исходит угроза…
Нет, не их жизни, а их кошельку. Почувствовав такое, каждый из этих людей превратится в его смертельного врага и будет мечтать о том, чтобы разрядить в Панфилова обойму, хотя до этого, может быть, ни разу не держал в руках оружия.
Разве не так? А Сургучев? Он не подтверждение?
А то-то и оно! Деньги, везде одни только деньги, которые управляют людьми и заставляют их совершать те поступки, которые они не смогли бы совершить никогда. Ни ради любимой женщины, ни ради своих детей, ни ради такого понятия, как Родина…
«Хороша Родина! – зло подумал Панфилов. – Расстелилась перед такими уродами, как Белоцерковский, которые уж и не знают, как ею еще и попользоваться. Почему меня это раздражает? Почему мне при слове "Родина", "Россия" хочется плеваться? Потому, что засидели ее как мухи всякие Белоцерковские и Воловики! Потому, что расплодились в ней тараканы вроде Бессонова и его продажных коллег из Конторы, готовых работать на ГБ, лишь бы платил хорошо! Волком выть хочется от такой Родины! Плевать мне на всех на них. Не хочу больше никакой драки, никакой войны! Не хочу никого убивать, не хочу ни от кого бегать и прятаться. Пошли вы все на хрен со своей дракой из-за денег!»
Ему смешно было вспоминать, как они вдвоем с Сашкой Макеевым объявили войну всему московскому криминалу. И нагнали такого страху на бандитов, что те опрометью из столицы бросились кто куда. Только ничего из этого не вышло.
Родина вмешалась, мать бы ее! Они с Сашкой стали главной опасностью для милиции и ФСБ в придачу. Это их, а не криминальных авторитетов стали гонять менты по всей Москве и Подмосковью!
Почему? Кто это может объяснить?
Никто не может, да и не захочет никто ничего объяснять Косте Панфилову в этой жизни.
До чего сам дошел, своей головой, своим нутром, своим сердцем, то и его. А в остальное он не верит и не поверит, наверное, уже никогда.
Вот и сейчас! Страху он, конечно, на Бессонова нагнал. Возможно, тот и в самом деле доложит начальству о предполагаемой связи Глеба Абрамовича Белоцерковского с известным своими связями с криминальным миром агентством «Цербер».
На все, что хоть каким-то боком связано с Белоцерковским, в Конторе реагируют с повышенным вниманием. Кто-то потому, что выискивает любой компромат на ГБ, чтобы пустить его в дело, кто-то для того, чтобы вовремя предупредить Белоцерковского о грозящей ему опасности. Но равнодушных не будет.
Возможно, Белоцерковский засуетится, возможно, сочтет за лучшее некоторое время переждать за границей.
От одного своего недруга Константин таким образом на время избавится. Но что ему делать с Лилией Николаевной Воловик? Ведь это именно она нанимала киллеров, которые должны были его убить.
Теперь, после разговора с Бессоновым, понять это было нетрудно. А чем, скажите на милость, опасен ей Панфилов? Только тем, что ему известно о ее проблемах с дележом наследства и убийством сына Воловика Владислава? Так ведь Панфилов и не собирался никому об этом говорить, он, можно сказать, давно забыл всю эту историю.
Он-то забыл, но она, похоже, не забыла. Этот случай, пожалуй, посложнее, чем с Белоцерковским. Тот на чужие деньги нацелился, поэтому его еще можно испугать, заставить поверить, что его аппетиты слишком опасны для него же самого.
А вот Лилия Николаевна озабочена тем, чтобы сохранить свое. Эта будет стоять насмерть и никогда не откажется от мысли уничтожить Панфилова, который может лишить ее капитала.
Как быть с ней? Какие аргументы найти, чтобы она поняла, что Панфилов ей не враг, что наплевать ему на ее деньги, что он хочет одного – чтобы его оставили в покое и не стремились его уничтожить. Нет таких слов, нет таких аргументов.
Впору совсем исчезнуть, как это Панфилов однажды и проделал.
Константин даже повеселел, вспомнив о Серже Ефремове, владельце шикарного косметического салона «Imagе». А что? Это неплохая идея!
Серж охотно пойдет навстречу. Ведь салон открыт фактически на деньги Панфилова, которые тот заплатил Сержу за пластическую операцию, полностью изменившую его слишком уж примелькавшуюся в милицейских сводках внешность. Почему бы не проделать такой трюк еще раз? Уйти ото всех, всех оставить с носом, раствориться в многомиллионной России без следа, без всякого напоминания о Константине Панфилове.
Пусть тогда Лилия Николаевна Воловик исходит истеричной пеной, изрекая проклятия в адрес пропавшего из ее поля зрения Жигана.
Пусть чешет свою лысую макушку хитрожопый Глеб Абрамович, недоумевая по поводу того, куда запропастился Константин Панфилов. Пошли они все к дьяволу!
Но сначала Костя все же сделает попытку поговорить с Лилией Николаевной. Может быть, удастся припугнуть ее? У него есть зажигалка, на которой сохранились отпечатки ее пальцев.
Зажигалку нашли у Шульгина, который работал на Белоцерковского. Может быть, перспектива схватиться с ГБ несколько отрезвит Лилию Николаевну и поумерит ее воинственный пыл в отношении Панфилова?
Константин сам мало верил в это, но попытаться надо было. Где-то в глубине души в нем жила вера в то, что в каждом человеке есть что-то, что всегда заставляет его сохранять человеческий облик.
До конца ни один человек не превращается в животное, способное только набивать свой желудок, убивая для этого себе подобных. Наверное, ради сохранения этой веры в самом себе и отправился Константин Панфилов к Лилии Николаевне Воловик.
Ему очень хотелось сохранить в себе эту веру.
* * *
Звонок Панфилова и обрадовал, и испугал Лилию Николаевну. Она почувствовала возбуждение охотничьей собаки, почуявшей дичь, но в то же время и холодок страха прополз у нее между лопаток, заставив с отвращением передернуть плечами.
