Александр Бушков - Пиранья против воров
Больше всего он боялся, что ученая дама завопит сейчас от большого ума что-нибудь вроде: «Да что вы такое несете, товарищ?» – и этим, конечно, не совершит ничего непоправимого, но ситуация обострится и осложнится...
Нет, обошлось. Бедные гробокопатели настолько сомлели от страха, что вмешиваться не собирались...
– Ну, подумать надо... – сказал в конце концов атаман. – Вообще-то, я еще не видел ни крупицы золотишка...
– Ну вот и посмотри, – сказал Мазур самым естественным тоном. Запустив два пальца в нагрудный карман куртки жестом, который никак нельзя посчитать попыткой коварно выхватить оружие, шагнул вперед. Шаг, еще шаг... Атаман заинтересованно уставился на его показавшуюся из кармана руку...
В заученном прыжке Мазур ушел вправо, с линии огня, левой ногой подбил атамана под коленный сгиб, завалил на себя: прикрываясь его телом, отключив попутно одним жестоким ударом, выхватил автомат. Короткой очередью, все еще прикрываясь оседавшим телом, срезал типа с ружьем, прыгнул влево, в полете давя на спуск...
Он упал у м е л о, перекатился, вскочил на ноги. Второй с ружьем, настигнутый столь же короткой очередью, уже вытягивался на земле. Оставался третий, с карабином, оставленный на десерт по причине полной его боевой безвредности. Мазур вскочил, несколько секунд помедлил, давая тому возможность аж несколько раз надавить на спуск. И лишь потом, когда тот сообразил, что к чему, дернул затвор, аккуратно скосил его недлинной очередью в три патрона.
Перевел дыхание. Все, с кем он в темпе п о р а б о т а л, лежали неподвижно, трое жмуриков и один живой – а прочие так и стояли, изображая финальную сцену бессмертной пьесы «Ревизор». Следовало ковать железо, пока горячо, пока не начались сопли, вопли и интеллигентские дискуссии о природе вещей и явлений.
– Внимание! – громко сказал Мазур, держа автомат в опущенной руке. – Здесь нам больше делать нечего. Черт их знает, сколько их еще поблизости... Слушай мою команду: на сборы – ровно десять минут. Все пожитки – навалом в грузовик. Сами – туда же. Я сказал – десять минут! Кто замешкается, здесь и останется. – И он рявкнул так, что любой старорежимный старшина сверхсрочник удавился бы от зависти: – Я кому сказал, мать вашу? Выполнять! Шмотье в машину, десять минут на сборы!
Конечно, поначалу имела место некоторая толкотня – но Мазур, рыкнув еще грознее, кому поддал по мягкому месту прикладом автомата, кого просто подбодрил ненормативной лексикой, не делая скидок на пол и возраст. Дело наладилось, лишний раз доказывая, что армейские порядки порой незаменимы и в мирной гражданской жизни. Народец в хорошем темпе кинулся таскать пожитки из палаток к грузовику. Мазур стоял посреди этой суматохи, дирижируя энергичными жестами и рявканьем. Когда атаман заворочался с твердым намерением ожить, без раздумий успокоил его пинком в брюхо. Махнул повеселевшему Котовскому и, когда тот подошел, приказал:
– Давай Томку в нашу машину, быстренько!
Он не засекал время, но все равно осталось впечатление, что археологический народец сработал с опережением. Даже храпевшего Буряковского закинули в кузов так сноровисто, словно это был мешок с ватой.
– Отставить! – рявкнул Мазур, когда археологи растерянно затоптались возле опустевших палаток. – Нашли о чем думать... В кузов все и валяйте отсюда! До города, не оглядываясь! Там у них милиция есть, пожалуетесь... Бей по газам, орелик! – махнул он шоферу.
Грузовик, ревя и подпрыгивая на колдобинах, пролетел по широкой прогалине, выскочил на дорогу и припустил по ней так, что вмиг скрылся из виду. Мазур огляделся. Печурка так и дымила себе, от нее приятно пахло мясным супчиком.
– Придется как-то это дело замазывать... – сказал он, остывши.
– Замажем, Степаныч, – пообещал Котовский. – Есть у нас в городе подвязочки, все будет в ажуре... – Он покрутил головой. – А ты у нас проворный...
– Это называется – профессионализм, – сказал Мазур устало. – Что же с этим-то делать...
– Сейчас сделаем, – пообещал Котовский, осклабясь.
Он подобрал карабин, окончательно дослал патрон в ствол и выстрелил два раза, ловко и быстро передернув затвор.
Вмиг очнувшийся атаман взвыл, как та собака из анекдота – нечеловеческим голосом, задергался в пыли, суча ногами. Мазур констатировал, что обе нижних конечности у него прострелены качественно – но не испытывал ни жалости, ни неудобства. Он слишком долго прожил на неправильной стороне улицы, где разумная жестокость по отношению к врагу считается обычнейшим делом...
– Вот так оно будет справедливо, – сказал Котовский, хищно раздувая ноздри. – Ноженьки собственной рубашкой перевязать можно, где-то тут лошадки привязаны... Если очень захочет, до своего улуса доберется. А не доберется, такое уж у него невезение. Я ему благородно и великодушно давал шанс... У тебя, Степаныч, часом, нет моральных возражений или гуманных поправок?
– Да нет, – сказал Мазур угрюмо. – Вот только что нам с твоим парнишкой делать?
– Не в Шантарск же вести на лафете, – сказал Котовский устало. – Коли уж такая судьба у человека. Нет времени торжественные похороны устраивать с венками и речами. Погоди, я только у него ксиву заберу. В городе замажем потом...
* * *...Он гнал джип по петлястым проселочным дорогам, нимало не жалея дорогущую машину. Мазур держался обеими руками – правой за скобу над головой, левой за панель – но все равно, мотало, как в бурю. На заднем сиденье подкидывало Томку, так и не проронившую за это время ни словечка. Пару раз Мазур видел в зеркало заднего вида ее физиономию – отрешенную, унылую. Ну, что поделать, некогда утирать слезки и гладить по голове...
– Тома, ты живая там? – громко спросил Котовский, отчаянно вертя руль вправо-влево.
– Живая, – насупленно отозвалась она. – Что там случилось? На голову свалились, как Шварценеггеры...
– А ведь вовремя свалились, Томочка? – хохотнул лысый. – Не слышу благодарностей...
– Спасибо, – буркнула она. – Так что случилось?
– Да ничего, честное слово. У папы взыграли отцовские чувства, этак резко, знаешь ли...
– Врете ведь.
– Гадом буду...
– Врете.
– Да ладно, – сказал Котовский. – Что ты, как прокурор... Ничего страшного не случилось. Просто тебе какое-то время надо побыть у папы на глазах и под присмотром, только-то и всего... Ты чего ерзаешь, Степаныч?
Мазур показал ему мобильник – во время прыжка с перекатом он приземлился аккурат тем боком, где в кармане был телефон, и крохотный импортный агрегат пришел в полную негодность.
– Наплевать, – фыркнул Котовский. – Нашел о чем жалеть... Новый подарим. Главное, красиво выкрутились. Я тебя, скажу чистую правдочку, зауважал. Прав был Папа, цены тебе нет – а ты еще, чудило, поначалу прибеднялся и отбрыкивался... Я тебе вот что скажу от всей души...
Он умолк, вцепился в руль. Машину вдруг дернуло, словно неведомая сила поддала ей в днище. Секундой позже джип повело вправо-влево-вправо – и лысый затормозил, шипя сквозь зубы и ругаясь шепотом. «Крузер» кое-как остановился, его трясло и подбрасывало так, словно покрышек уже не было, и машина ехала на ободах.
Приоткрыв дверь и высунувшись, Котовский выругался уже громко, выключил мотор и почему-то выхватил пистолет. Мазур, выглянув в свою дверь, реагировал не менее воинственно – перегнувшись, схватил с заднего сиденья автомат, короткий АКСУ, передернул затвор и рявкнул:
– Вон из машины!
Не дожидаясь реакции спутников, выскочил сам, распахнул заднюю дверцу и бесцеремонно выдернул Тому. Поставил рядом с собой на обочине, отвернулся, наведя автомат в поисках хоть какой-то цели. Подбежавший к нему Котовский вновь запустил матерную руладу.
Все четыре колеса спущены, покрышки успело изжевать. Они стояли на узкой дороге, с обеих сторон подступал лес, а позади, метрах в тридцати, из разметанной колесами земли торчало множество узких, наклонных клинышков-лезвий...
Не было особенных загадок. Мазур видел уже, что они попали в засаду. Кто-то опытный и умелый размотал поперек дороги нечто вроде «ежа» или «дикобраза», мастерски замаскировав землей – и все четыре покрышки вспороло мгновенно, переведя их в пехоту...
Он показал рукой. Лысый матернулся в знак того, что понял. Покосился на Мазура с таким видом, словно ждал команды...
Дальнейшее произошло совершенно беззвучно. Стояла тишина, зеленела тайга по обе стороны дороги – только у Котовского вдруг появилась во лбу аккуратная дырочка с темными краями, лицо его в единый миг неуловимо изменилось, и он, знакомо, расслабленно обрушиваясь, повалился навзничь под отчаянный Томин визг.
Мазур чувствовал себя голым посреди необозримой пустыни – их могли продырявить в десяти местах с десяти точек, а он все еще не видел меж окружающих деревьев ни малейшего шевеления, не мог определить, сколько их там...
Однако успел прикинуть траекторию выстрела, свалившего напарника – и выпустил в том направлении пару коротких очередей. В такой ситуации никогда не знаешь наверняка, заметили тебя в чащобе или нет – а потому неведомый стрелок на всякий случай малость притихнет...
