Петр Катериничев - Любовь и доблесть
Предчувствие? К черту. Действие рассеивает беспокойство. Действие и ничего, кроме действия.
Гриф нажал кнопку селектора:
– Вагин готов к докладу?
– Да, Сергей Оттович.
– Пригласите.
Серый Йорик появился через две минуты. Застыл у стола как изваяние.
– Ну и как наши дела?
– Простите? – Вагин моргал белесыми ресницами бесстрастно и равнодушно.
– Ты ждешь конкретный вопрос?
– Да.
– Хм... А давай на этот раз поступим иначе. Сам распредели все по степени важности и – докладывай.
Вагин продолжал стоять бессловесным изваянием.
– У тебя проблемы со слухом?
– Нет. Просто...
– Договаривай.
– Вопросы делятся на те, что действительно являются важными, и на те, каковые выжными считает начальник.
– Все это казуистика. Я жду, Вагин, жду. И не нужно мне льстить – начинай с того, что т ы считаешь главным.
Вагин неуклюже кивнул – словно боднул головой на негнущейся шее неподатливое пространство.
– Статья Данилова нашла отклик. Пока лишь в изданиях холдинга Раковского.
– Вот как? – оживился Гриф. – И что дельного пишут?
– Кружат пока, как грифы над падалью, – произнес Вагин, смутился, и даже вечно пепельное лицо его стало цвета приваренного буряка. – Прощупывают почву, – поправился он.
– Грифы над падалью... Нефть и газ, мой дорогой Вагин, и их как легальный, так и э-э-э... негласный реэкспорт – это не падаль. Совсем не падаль, ты понял?
Нефть – это кровь, и вовсе не кровь экономики... Те-е-епленькая такая кровь живых людей... Солдат, заложников, бандитов, наемников, воинов ислама, офицеров удачи, флибустьеров наживы, рыцарей преисподней... Равно как и мирных граждан с любой из воюющих сторон, гибнущих под обломками домов с одинаковой болью, тоской и отчаянием. Даже не важно, что нефть, эта безликая, пряно пахнущая маслянистая жидкость, еще скрыта под шельфом Каспия – кровь за нее льется уже сейчас! Людская кровь! Алая. Впрочем, проливают ее не первый год и даже не первый век...
Вагин, глядевший на Грифа всегдашним своим пустым взглядом, даже сморгнул несколько раз, что должно было означать смущение... «Вселенские» откровения Грифа были ему столь же непонятны, как цифирь для папуасов. Вернее, он относился к ним, как здравомыслящий человек относится к бредням поэта или сумасшедшего.
Гриф прикрыл глаза, помассировал подушечками пальцев веки. Да, совсем что-то неладно с настроением. Совсем.
– Что у тебя еще? – спросил он резко.
– Реймерс негласно встречался с Головиным.
– По поводу?
– Достоверно выяснить не удалось.
– А недостоверно? Гипотетически?
– По мнению наших аналитиков, речь шла о двух вещах: о перемирии в «железной войне» – цены на прокат на мировом рынке падают, импортеры давят, и воевать в этих условиях – роскошь непозволительная.
– А вторая вещь?
– По нашим сведениям, они готовы вложить деньги в строительство газонефтепровода через Полесье, в обход нас. И сегодня обсуждали пакетное соглашение. Эмиссары обоих уже сидят и в Москве, и в Париже, и в Минске.
– Вот как?
– Гипотеза, но подкрепленная некоторыми косвенными источниками. И Головин, и Реймерс не хотят упускать свой кусок пирога.
– И желают загодя присоединиться к победителям. Ничем не рискуя.
– Кроме денег.
– Риск при сильной заинтересованной власти – почти минимален. И в Минске, и в Москве сейчас как раз такая. – Глаза Грифа остались холодными и блеклыми, он развел губы в улыбке и закончил невыразительно и тихо:
– Не так ли, Вагин?
– Времена лукавы.
Глава 21
– Ты заговорил афоризмами, Вагин? – Гриф даже не старался скрыть искреннее изумление. – Писание перед сном почитываешь? Это человечек слаб и лукав, а времена... Времена все те же. – Гриф помолчал, спросил:
– А что там с нашим беллетристом?
– С Даниловым?
– Именно. Все, о чем ты сейчас гундел, – хоть и наболевшее, а рутинное варево. Привыкли мы и к интригам Реймерса, и к своеволию Головина. А статеечка – ни в какие наши реалии не вписывается, всем поперек горла, мне уже с недоумениями из поднебесных кабинетов звонили, знать хотят... то же, что и я: кто за этим стоит? Кто станет заказывать музыку на будущих парадах и похоронах.
Подходы к Данилову отработал?
– Отрабатываем.
– И как именно, если не секрет? – произнес Гриф с издевкой. – Что наша милая Анжела? Проявила артистический талант и творческую фантазию?
Вагин замялся:
– Пока вывести ее на контакт не удалось.
– Вот как? А что удалось? Чего ты ждешь, дорогой? Небесного знамения или дождичка в четверг? С дождичком – все в порядке, а знамение будем считать процедурным вопросом, к делу не относящимся. Что конкретно сделано? Квартирку обложили?
– Установили наблюдение.?
– И «ушки» подвесили?
– Не было возможности.
– Что так?
Вагин замялся.
– Чего ты егозишь, как нищий на скользкой паперти? Поставлю вопрос иначе: что не так?
– Люди там какие-то крутились.
– Где – там?
– У квартиры Данилова. Да и раньше...
– Та-а-ак. Тогда излагай не по значению, а по порядку.
– Вчера Данилов вернулся откуда-то побитый.
– Вот как? Откуда?
– Выяснить не удалось. Плотное наблюдение за ним только с утра.
– Насколько побитый?
– Ссадина на надбровье.
– И с кем же он махался, малахольный?
– Не могу знать. Но утром у него снова был конфликт.
– Вот как?
– В питейном баре, недалеко от дома. Вступился за кого-то. Здорово намял ребятам бока.
– "Рембо: первая кровь". Занятно.
– Подъехала милиция. Завели дело.
– Очень занятно!
– Наши люди отщелкали все на пленку. И еще: за Даниловым, помимо нашей, наблюдала по меньшей мере еще одна группа.
Гриф потер ладони, в зрачках загорелся огонек азарта.
– Карусель? <Карусель – проведение наружного наблюдения или иной спецоперации, в которой задействовано одной или несколькими сторонами значительное количество людей, автомобилей, систем связи и т. п. (сленг).>.
– Вряд ли. Данилов легко сорвался. Отсутствовал весь день. Где был, с кем встречался – неизвестно. Вернулся только затемно.
– Прелестно. Ну что ж, майн либер Вагин, что не сделано, я понял. Теперь о том, что сделано.
– Оформить квартирку Данилова мы не сумели. Люди, что маячили там, маячили демонстративно.
– Вот как?
– Да. Нашим я тоже отдал подобный приказ. Зато за этой «завесой» нам удалось втихую оборудовать квартирку в доме напротив. Аудио-и видеоаппаратура, лучшие спецы.
– Да? И чем сейчас занят наш ставший таким популярным в определенных кругах литератор? Пишет очередной пасквиль? Ваяет роман века? Пьет водку?
Гоняет пришлых тараканов? Спит?
– У него женщина.
– Женщина? Ну, что ты замолчал? Матрона, патронесса, кокотка, шалава, бикса, шалашовка или – товарищ? Шевели извилинами, торопись, время ждет не всех, а уж дает от щедрот вовсе не каждому, лишь тем, кто успел! Ну?
– Девчонка. Весьма юная.
– Откуда она взялась?
– Сама пришла.
– Когда?
– Сегодня вечером. Может, старая знакомая?
– Это ты меня спрашиваешь, Вагин?!
Помощник потупился, промолчал.
– Отменно. И сейчас они заняты музицированием в четыре руки. Что ты молчишь, Вагин?! Ответь мне, по-че-му старая юная знакомая нашла время зайти к нашему одинокому бизону, а милая, стройная и талантливая Анжелика – не нашла?
– Не было случая организовать знакомство.
– А кому-то случай представился, так? Может быть, Реймерсу? Или – Раковскому? Или – Бархатову с Головиным? Случай, Вагин, не ищут, его – готовят!
И в жизни так, а уж в нашей профессии – подавно! – Гриф раздраженно поморщился, закончил:
– Не ожидал от тебя таких проколов. Не ожидал. – Гриф вздохнул, вынул из коробки сигарету, прикурил. – Чем еще порадуешь?
– Она приехала на автомобиле, эта девчонка.
– Я догадался, что не на троллейбусе.
– Сергей Оттович, она вполне может быть старой знакомой Данилова, а то, что зашла именно сегодня, – действительно случайность.
– Вагин, я очень подозрительно отношусь к случайностям, если они влезают в м о ю разработку! Ты понял? Не терплю! Даже если это сель, оползень или шаровая молния! Тебе что, не ясен психологический тип Данилова? Он одинок, утомлен, издерган своим одиночеством до отчаяния, он не желает мириться с тем, как живет, а сил собраться – нет, не для кого ему покорять мир, вот он и мается! И опус свой – от маеты той сочинил, жестко, правдиво, потому что ничего и никого не боится, не за кого ему бояться и терять ему, кроме постылости, нечего, ты понял?! Да на девчонку его теперь поймать – как весеннего медведя на мед; он умный, да сослепу и с тоски своей не разберется, царевна его избранница или тварь продажная! – Гриф утомленно перевел дыхание, закончил:
– И не мы одни, Вагин, такие разумники, и не нас одних заинтересовали эпистолярные способности Данилова! И важно даже не то, что он в своей статейке сказал, а то, о чем смолчал! Теперь ты понял?
