Сергей Самаров - Святые окопы
Хамид вернулся с бумажкой в руках, на ходу что-то дописывая.
– Что насчитал, бухгалтер?
– Вместе с теми пятью звеньями, что первыми вошли в ущелье и были уничтожены, мы потеряли девяносто одного человека. Девяносто первый – это Субхи…
– Красивая картина! – скрипнул зубами Аслан аль-Мурари. – Сколько потеряли при выходе на позицию… Сколько здесь, когда готовились к штурму… Сколько во время штурма…
– При выходе на позицию тринадцать человек с нашей стороны, пятнадцать с другой стороны. Двадцать четыре бойца здесь, перед ущельем, и тридцать восемь при штурме.
– Почти половина отряда… Сколько у нас осталось?
– Вместе со мной и с тобой – девяносто три человека. Из них тридцать два раненых. Пятнадцать – тяжело.
– Значит, семьдесят семь человек… – С одной стороны, эмир ужаснулся потерям, которые нанесла ему горстка спецназовцев. С другой же – число семьдесят семь его слегка обрадовало. Ровно семьдесят семь бойцов у него было, когда он прибыл в Сирию. И с ними он проводил самые удачные операции. Состав менялся, становился то больше, то меньше, но и при выводе из Сирии у него тоже было семьдесят семь человек. Потом, в Пакистане, отряд значительно усилили. Так значительно, что он стал, по сути дела, неповоротливым и плохо управляемым.
– Что можно сделать с таким числом бойцов… – критически оценил ситуацию Хамид аль-Таки. – Мы уже, можно сказать, небоеспособны…
– Ты глуп, Хамид, – громко сказал эмир. – Семьдесят семь – это оптимальное и наиболее управляемое количество бойцов. Хотя для лобового штурма, да еще такого сложного, этого может не хватить. В таком штурме естественным бывает хождение по трупам своих товарищей. Я, кстати, давал тебе еще одно поручение. Иди и займись им. Отключи свою «глушилку». Мистер Суфатан уже заждался, наверное, моего звонка и сильно, думаю, нервничает. Если убили того, кто знает, где «глушилка» расположена…
– Да, их обоих убили.
– Тогда иди сам. Тебе полезно потренироваться в беге по горам. Голова после этого светлеет, и легкие прочищаются.
Обиженный Хамид поклонился и ушел.
Аль-Мурари подождал пару минут и вытащил трубку, чтобы не терять ни секунды связи.
Но связь появилась только через двенадцать минут – когда Хамид не хотел спешить, он ходил медленно. Аль-Мурари набрал номер Камаля Суфатана.
Камаль начал говорить сразу, не дожидаясь сообщения эмира:
– Эмир, тебя можно поздравить с тем, что ты стал богатым человеком? Только осторожнее будь со своими моджахедами. Не распускай их. Они тоже теперь при деньгах, а человеку при деньгах не хочется расставаться с жизнью. Держи их в строгости.
– Ты о чем говоришь? – спросил эмир, все прекрасно понимая и считая такую речь Камаля болтовней человека, не понимающего ситуации.
– О том, что ты завершил штурм.
– А ты здесь был? А ты когда-нибудь встречался с «летучими мышами»? Это не твои прославленные «морские котики», умеющие только расстреливать людей, которые им не сопротивляются. Это слишком серьезные ребята, чтобы их с «котиками» сравнивать.
– Что тебе не понравилось в моих словах, эмир?
– Я вообще не люблю пустую болтовню. А ты болтаешь попусту, не зная сути дела.
– Ты не проводил штурм?
– Провел. Но оборона организована так грамотно, что мои моджахеды оказались в каменном мешке, который обстреливается со всех сторон и заваливается в дополнение гранатами. Я потерял в этих схватках со спецназом только за половину светового дня девяносто одного моджахеда. У меня осталось на одного больше, плюс к этому я сам. Из общего числа оставшихся у меня тридцать два человека ранены, из них пятнадцать моджахедов настолько тяжело, что не могут вести боевые действия. В итоге у меня только семьдесят семь бойцов.
– А спецназ? Сколько он потерял? – спросил предельно жестко Камаль.
– Откуда я могу знать? – так же жестко ответил ему эмир. – У меня нет с ними связи, и вообще они передо мной отчитываться, к твоему, наверное, удивлению, не хотят. Ты сидишь там, в теплой комнате, и не понимаешь, что здесь творится.
– При чем здесь теплая комната? Ты там замерз, что ли?
– Уже начинаю понемножку мерзнуть, как мы вышли из адского пламени. Обгорелые и потрепанные. Если снова пойду на штурм, я потеряю еще половину из того, что у меня осталось.
– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь? Чтобы я пришел к тебе, вместо тебя повел твоих моджахедов на штурм и добыл тебе деньги? Или чтобы я выписал команду «морских котиков»? Я не уверен, что правительство США рискнет использовать их в России.
– Я хочу твоего согласия на мое возвращение. Ты очень неудачно разместил «схрон», в результате чего мы не смогли до него добраться…
– Извини, это твои люди «засветились» перед русским спецназом и привели его в ущелье.
– Это не мои люди. У меня было семьдесят семь человек. А тебе захотелось, чтобы нас стало две сотни. И ты дал мне каких-то парней, не проверенных в боях. Они и «засветились».
– Пусть будет так, пусть ты не сумел правильно организовать свой отряд, – перевернул Суфатан все с ног на голову. – Но ущелье в любом случае ты штурмовать должен. И никаких разговоров о возвращении быть не может. Если попытаешься вернуться без приказа, тебя встретят пулеметами. Только я один могу создать коридор для твоего прохода. А я буду создавать его только после того, как ты выполнишь задание. Это мое последнее слово. И тебе остается только подчиниться и штурмовать ущелье. Других вариантов у тебя просто не существует. Все…
Аль-Мурари не стал не только спорить, он не стал даже разговаривать. Но мысль о том, что при несанкционированном возвращении их встретят пулеметами, и раньше витала в воздухе. Тем более, какой-то прецедент был уже пару месяцев назад и активно обсуждался среди разных отрядов. Пересекать границу без выделенных коридоров не просто рискованно, если тебя там ждут, это очень опасно. Значит, следует выбирать из двух зол меньшее – идти по тому пути, который остался. То есть решиться на новый штурм или же возвращаться, на свой страх и риск. Что хуже – азербайджанские пограничники или русский спецназ? Если бы вопрос стоял только об азербайджанских пограничниках, Аслан аль-Мурари не сомневался бы. Но там наверняка добавятся пограничники русские, и расстреливать будут с двух сторон. Если спросить своих моджахедов, что они предпочтут, эмир заранее знал ответ. Они пришли сюда деньги зарабатывать и предпочтут получить их. Значит, нужно во второй раз идти на штурм. Идти, несмотря ни на что, потому что третьей попытки может и не быть. После второго штурма их останется слишком мало. Впрочем, и количество спецназовцев уменьшится. Но они все-таки находятся в укреплениях, следовательно, под защитой камней…
Конечно, теперь уже не стоит ждать, что к спецназу прибудет подкрепление. Если бы у эмира спецназа работала трубка, как он желал это показать, подкрепление уже давно было бы здесь, а отряд аль-Мурари уже расстреливали бы вертолетные пушки и начиненные напалмом НУРСы. Этот офицер был умным человеком и ловко пытался обмануть эмира. Но не получилось. Что он еще может придумать? И вообще, как там дела сейчас у спецназовцев?
У самого аль-Мурари ситуация не самая лучшая. Но он предполагал, что и у спецназа дела тоже не в образцовом порядке. Все-таки моджахеды аль-Мурари – бойцы опытные и проверенные. И они шли вперед, непрерывно стреляя. Невозможно было отвечать на такой огонь и одновременно прятаться. А если на огонь отвечали, значит, и их пули тоже доставали. Не стреляли же они сквозь камни, обязательно головы поднимали, значит, и у них потери должны быть большими. Но если Аслан аль-Мурари имеет возможность провести своего рода ротацию, то есть заменить одних наступавших другими, то спецназ произвести замену защитников не может, иначе уже сам атаковал бы или хотя бы предпринял попытку вылазки. Чтобы пресечь такую попытку, эмир выставил у крайних камней часовых. Они встретят автоматными очередями тех, кто попытается высунуться из ущелья. А тут и другие подоспеют. Они ждут своего часа и решения эмира в двадцати метрах от входа. Но никакой контратаки не было, а посмотреть в глаза офицеру аль-Мурари очень хотелось.
– Хамид! – позвал эмир.
Хамид уже вернулся от своей «глушилки», куда водил еще пару моджахедов, чтобы потом послать их снять технику, когда все закончится. Он, как всегда, оказался неподалеку. Но теперь уже щеголял в бронежилете, снял, видимо, с кого-то из раненых. В принципе правильно, раненому сейчас бронежилет ни к чему.
Сам Аслан аль-Мурари бронежилет никогда не носил. И не потому, что был таким уж храбрым, а потому, что чувствовал себя в нем стесненным и сильно от него уставал.
– Слушаю тебя, эмир, – почтительно приложил руку к груди Хамид.
– Сделай белый флаг, войди в ущелье. Скажи им, что эмир отряда желает поговорить с эмиром спецназа. Только быстро. Не тяни время, а то скоро начнет темнеть…
