Сергей Самаров - Антишулер
— Проснулся, спаситель-грабитель… — раздался сбоку голос.
И надо мной наклонилось знакомое лицо. Полковник Сапрыкин.
— Вы — тоже здесь? — спросил я.
— И я тоже здесь… — он улыбнулся и выпрямился, показывая.
Рука и грудь полковника в бинтах.
— Одновременно с тобой задело. Две пули…
— А тот полковник? С бутербродами… Внутривойсковик… — Я хорошо видел, как в него стреляла женщина с погонами старшего лейтенанта. Расплачивалась за осетрину. И именно то, что стреляла она сначала в него, как в стоящего ближе и самого опасного для нее, дало мне возможность успеть поднять автомат.
— Его уже домой отправили, — вздохнул Алексей Васильевич. — Груз «200»…
Я попытался подняться повыше, чтобы опереться спиной о подушку. Сапрыкин, как усердный санитар, помог мне. Теперь палату было видно хорошо. Всего четыре кровати в довольно большой комнате. Моя — пятая. Один из раненых спал, укрывшись одеялом с головой и уткнувшись носом в стену. Другой, довольно молодой, как мне показалось, с любопытством меня рассматривал.
— Так это и есть тот самый контрактник?
— Тот самый… — договорить Алексею Васильевичу не дали. Открылась дверь, и вошел еще один раненый, по моим меркам, уже достаточно пожилой, большой и толстый.
Хотя, может быть, он казался пожилым потому только, что такой толстый. Ему бы не по войнам шляться, а на пенсии сидеть и внуков за двойки по заднице шлепать.
Самое подходящее занятие.
— Полковник Сапрыкин, на выход, к вам посетители, — сообщил пришедший.
Полковник кивнул мне с одобрительной улыбкой, достал из-под своей подушки какие-то бумаги, заглянул в них и вышел, даже не спросив, кто к нему пришел. Должно быть, знал о визите и ждал посетителей.
А прибывший осмотрел меня слегка высокомерным, но в общем-то свойственным почти всем старшим офицерам взглядом и, проходя к угловой кровати, сказал молодому:
— Я сейчас у врача потребовал, чтобы солдата из нашей палаты убрали.
— Почему? — молодой не понял.
— Как — почему? Эта же для старших офицеров. Мы, я думаю, заслужили себе отдельную палату.
— А в бою вы себе тоже отдельное место выбираете? Со всеми удобствами… — В голосе молодого вдруг появились властные железные нотки, и брови срослись на переносице. Честное слово, суровый дядя, хотя сразу он мне таким не показался.
Пожилой момент прочувствовал, вдруг растерянно побледнел и тут же вытянулся по стойке «смирно».
— Вы же знаете, товарищ генерал, что я не линейный офицер и в боевых действиях участия не принимаю.
Ничего себе, этот молодой-то, оказывается, генерал. На вид ему и тридцать пять не дашь. Боевой, наверное, мужик. Или просто хорошо сохранился. В любом случае приятно видеть, что в нашей армии остались еще генералы, которые солдатскими силами не только дачи умеют строить.
— Вас при каких обстоятельствах, товарищ подполковник, ранило? — У генерала даже голос стал брезгливым.
— Меня, товарищ генерал, контузило. Машина на мине подорвалась. Доставляли на склад обмундирование.
Я не удержался и заулыбался. Должно быть, во всю физиономию, и это сразу стало заметно.
— Что смеешься, контрактник? — строго спросил молодой генерал.
Но в глазах у него строгости не было. Это я заметил. Он, кажется, сам почему-то готов был рассмеяться.
— Да так… — не стал я объяснять.
— Не принято в армии рядовым смеяться над старшими офицерами.
Я не стал стараться и лежа не вытянулся по стойке «смирно». А чтобы не отвечать и не рассказывать про историю с прапорщиком Василенко и проигранным им обмундированием со склада, я закрыл глаза. Что возьмешь с раненого? Удобствами положения надо пользоваться. Но улыбка, должно быть, ползала по моему лицу и при закрытых глазах.
— Чего, спрашиваю, смеешься? — По голосу понимаю, что генерал сам улыбается, и открываю глаза.
Он в самом деле улыбается. А подполковник все так же стоит по стойке «смирно».
— Это я по поводу складов, обмундирования и всех к этим вещам относящихся…
— Пришлось столкнуться?
— Пришлось. До сих под числюсь под следствием.
— Рассказывай.
Я и рассказал про то, как приодел свой взвод планшетистов. Все-таки работа у нас канцелярская, с бумагами. У командования отряда на виду. Хотелось более аккуратными выглядеть.
Генерала история не рассмешила. Он только бросил взгляд на подполковника, словно ища сходство между прапорщиком-кладовщиком из моего рассказа и подполковником-интендантом. Но знал он об этом сходстве, нетрудно догадаться, и без моего рассказа. В армии все об этом знают. Как мне говорил командир сопровождавших меня погибших разведчиков, если человек прослужил интендантом хотя бы пару лет, его уже можно с чистой совестью расстреливать. Тем более если служил он в боевых частях, когда есть возможность многое списать на обстоятельства.
— Какая часть? — спросил генерал.
Я назвал.
— Мое подчинение. Разберемся…
В это время послышался разговор в коридоре, традиционную скрипучую арию выдала дверь, и вошел в окружении трех медсестер Магомет Алиевич.
— Как дела, шулер? — значит, слухи и сюда дошли.
— Только не спрашивайте, родственник ли я адмиралу… — ответил я стандартной шуткой.
— Какому?
— Адмиралу Высоцкому.
— Я такого не знаю. У нас в госпитале такого не было.
Генерал засмеялся.
Хирург довольно жестко надавил мне на плечо. Захотелось застонать, но я только скрипнул зубами.
— Терпишь… Ну и молодец. Значит, умирать не собираешься, рекордсмен. Вечером сделайте ему перевязку. Бальзам Шостаковского. И продолжайте колоть пенициллин. Температура как?
— Не мерили. Он спал, будить не стали.
— Ладно. Поправляйся, шулер…
— А кормить будут? Я уже третью неделю не ем.
Врач только кивнул медсестре и повернулся к генералу. Стойку «смирно» не принял, хотя сам наверняка офицер, раз в госпитале служит.
— Товарищ генерал. Палаты переполнены. Мне товарищ подполковник передал вашу просьбу, но нам некуда раненых размещать. В некоторых палатах кровати ставим вплотную. Не до гигиены уж тут.
— Я к вам с просьбой не обращался, товарищ капитан, — спокойно сказал генерал. — Это личная инициатива нашего геройского подполковника. Можете сюда еще пару кроватей поставить. Я не возражаю.
— Вот и отлично, — обрадовался Магомет Алиевич. — Если до вечера поезда не будет, придется так и сделать. А вас, товарищ генерал, уже ждут в перевязочной.
Генерал ушел следом за врачом и медсестрами. Подполковник, казалось, не находил себе места. Дважды подходил к окну, дважды прошелся из угла в угол по палате, потом открыл тумбочку и достал оттуда сырокопченую колбасу с хлебом. Стал нарезать. От запаха у меня живот подтянуло к спине. Я начал злиться. Но тут интендант подошел ко мне.
— Ешь, рядовой… Ты завтрак-то проспал… — положил на одеяло полотенце, а на полотенце три бутерброда.
— Спасибо, — сказал я.
Хотя и злился на интенданта, но отказаться от еды сил не было.
В разгар «пиршества», которое длилось вечность, потому что мне жевать жесткую сырокопченую колбасу было проблематично, вернулся полковник Сапрыкин. Бледный, с сузившимися глазами.
— Сильно вас задело-то? — спросил я сочувственно.
— Обе пули навылет. Мягкие ткани… — он отмахнулся здоровой рукой. — Завтра уже домой полечу.
— Что так торопитесь? — спросил, тяжело приподнимаясь с кровати, еще один раненый. Сел со стоном. — Отлежаться надо бы.
— Рад бы, да некогда. Дело у меня срочное.
— Дела всегда бывают срочными. Только потом раны будут болеть бессрочно.
— За меня вот Шурик отлежится, — полковник подмигнул мне. — А я бы и сам рад с ним в палате отдохнуть подольше. Научил бы, может, меня чему…
— Чему? — спросил интендант. — В карты, что ли, играть? Так он нас научит…
— Этому научиться нельзя, — сказал я важно. — С этим надо родиться.
И снова закрыл глаза. Несколько минут назад казалось, что смогу съесть не меньше мешка колбасы. Но после трех бутербродов уже почувствовал усталость. Очевидно, поломало меня все-таки серьезно. Если процесс жевания не слишком беспокоил — трудно, но я готов был терпеть, — то глотать было элементарно больно. Похоже, сильнее всего досталось моим ребрам. О внутренностях судить не берусь. Там врачам разбираться.
11
В следующий раз проснулся я от легкого сквозняка, от разговоров и от того, что кто-то присел на краешек моей кровати.
Я открыл глаза.
— Извини, Шурик, побеспокою…
Полковник Сапрыкин сидел у меня в ногах и осторожно будил. Одет он был почему-то в мундир, из-за бинтов не застегивающийся на груди. На плечи только наброшен грязно-белый медицинский халат.
— Выписываетесь, товарищ полковник? — я удивился. После двух ранений встать на ноги за один день — это какое же здоровье надо иметь. Не мешало бы полковнику о нем больше думать.
