Андрей Кокотюха - Охота на маршала
Уже после, в самом начале короткого разговора, выяснилось: мужчины искали встречи друг с другом.
Дмитрий собирался задать несколько вопросов Борщевскому. Тот ведь был на станции своим, и мимо его внимания не проходило даже самое незначительное событие. Как раз искал нужные подходы к нему, ведь как-никак совсем недавно майору вновь пришлось утихомиривать однополчанина. Однако тот внезапно появился сам, приятно удивив внешним видом и чистым дыханием. А причину разительных перемен не пояснил. Ему и без того было что сказать Гонте.
Борщевский пришел не с ответами, нужными майору, – но с подсказками.
Стоило завести разговор, как Дмитрий понял: продолжать его надо не сейчас и не здесь. Заодно лишний раз получил подтверждение собственной правоты – направление поисков выбрано верное. Теперь, после услышанного от Ивана, он не сомневался – другого плана действий, кроме как уже намеченного, при сложившихся обстоятельствах нет.
И быть не может.
Пусть даже отчаянность замысла равна той истории двухгодичной давности, в лесу под Каменцем, о которой неожиданно напомнил начальник УМГБ Коваль. А риски для всех троих с учетом мирного времени возрастают: войне конец, стрельба – не норма, чрезвычайная ситуация.
Соболя и Борщевского, на которого, как надеялся Гонта, тоже можно рассчитывать, майор мог ввести в курс дела только у себя дома. Что сразу же породило проблему, которую Дмитрию абсолютно не хотелось решать именно теперь: надо уговорить Ивана переступить порог его дома.
Сейчас у Борщевского как раз наступил очередной длительный период умышленного избегания Анны. Однако он мог так же неожиданно смениться навязчивым, не менее продолжительным желанием поговорить с ней. В подобных случаях Иван становился несносен. Анна стыдилась бывшего мужа, не скрывая – и коря себя за это одновременно. На счастье, как ее, так и самого Дмитрия, от которого ситуация часто требовала вмешательства, длилось такое обычно недолго.
Гонта даже заготовил речь. Но, к его величайшему удивлению, Борщевский не заставил себя упрашивать слишком долго. Согласился прийти вечером в гости, покочевряжившись больше для виду…
– К столу сразу проходите, мужчины, к столу!
Анна пригласила без обычной в таких случаях бабьей хлопотливости, спокойно и одновременно настойчиво. Гвоздей в стене на всех не хватило, поэтому Гонта по долгу хозяина кинул свою шинель на диванный валик, подтянул портупею, шагнул к столу.
– Товарищ майор! – изобразила гнев жена, и Дмитрий, картинно хлопнув себя по лбу, отстегнул портупею вместе с кобурой, бросил поверх шинели.
– С пистолетом нельзя за стол, – объяснила Анна, обращаясь при этом исключительно к Соболю, тут же перевела взгляд на Борщевского: – Иван, теперь еще раз скажу, при всех: ты не прав. Свои собрались, мне стесняться нечего. Говорю тебе прямо: двери для тебя открыты в любое время, мог бы заходить почаще. Так что не знаю, в честь чего такой праздник, что ты снизошел. Только за это надо поскорее выпить!
– И за знакомство! – Соболь азартно потер руки. – Потом – за встречу, за победу, за содружество родов войск…
– Водки не хватит.
– Хватит, хозяйка, хватит. Кончится – еще возьмем.
– Давайте хотя бы по первой накатим, – сдержанно сказал Гонта. – Там поглядим.
Перехватив взгляды, которыми они обменялись с Борщевским, Павел понял – здесь намечается не просто встреча фронтовых друзей. Решив до поры помалкивать, он раньше всех устроился за столом, оккупировав колченогий табурет. Остальные расселись на стульях, тоже разнокалиберных – когда выделили жилье, Гонта меблировался, как придется, находя и чиня стулья сам. Столярничал редко, сколотил все грубо, зато держалось крепко.
Анна, признаться, ожидала, что Борщевский хоть как-то ответит на ее слова. Иван же пропустил их мимо ушей, сосредоточившись на закусках. В большой миске по центру стола – картошка, отваренная в мундире. Рядом – другая миска, поменьше, туда хозяйка вывалила американскую тушенку из двух банок, приправив для запаха жареным луком. Довершали картину еще две миски солений: в одной огурцы, в другой – помидоры.
– Вот, все сама, – не преминула сказать хозяйка. – Прошлый год, первый урожай после войны. Вдвойне символично.
– Почему – вдвойне? – не понял Павел.
– А я первый раз в жизни сама и огородничала, и солила, и вообще… – охотно пояснила Анна.
Соболь вдруг понял: слова женщины предназначены только ему. Ведь и Борщевский, и Гонта наверняка знали, что в былые времена хозяйка дома не слыла огородницей.
– Что так? – спросил он для поддержания разговора – ведь именно для того, чтобы убрать все неловкие паузы, Анна его наверняка и завела.
– Да вот так! – Она картинно развела руками. – Я ведь сама русская, коренная. Кто-то в роду был из уральских казаков. Только мне, похоже, этой крови передалось меньше. Вот ничего по хозяйству делать не умела, хоть ты тресни! Бабушка в семье все делала, хотя одни женщины в доме, если батю не считать. А замуж я рано выскочила – наши девчонки тогда все так, наперегонки. Особенно военные были в чести, у нас же училище-то в городе как-никак. Зенитчики.
– Был зенитчик – стал разведчик, – вставил Соболь. – Как говорится, превратности войны. Скажи, Иван?
Борщевский сидел за столом с каменным выражением лица, изо всех сил делая вид, будто беседа его никак не касается.
– А Ваня другое может подтвердить! – Анна, явно увлекшись разговором, легонько толкнула Павла в плечо. – Когда мы с ним поженились и его из Чкалова[27] в Киев перевели, я на первых порах еду в офицерской столовке брала, носила в судках да разогревала. Потом освоилась немного. Дальше – война, эвакуация, какие в Туркмении огороды… Тут вот когда освоилась, взяла пример с местных женщин. Соседка обучила. Наука оказалась нехитрая, тем более свой огородик есть, какое-никакое подспорье… Хохлушкой становлюсь здесь у вас. Так что вот, пробуйте.
Соболь отбил ладонями дробь по краю стола, пропел, точнее – проговорил речитативом частушку:
– Эх, огурчики да помидорчики – Сталин Кирова убил в коридорчике!
– Не болтал бы, – спокойно заметил Гонта, хотя прозвучало это не предупреждением – просто советом.
– А чего? Разве нет? Люди кругом поют…
– И допеваются! – Теперь Дмитрий чуть повысил голос. – Одни поют, другие анекдоты травят, третьи просто болтают. Сидят все по одной статье. А вытащить, как вот некоторых, удается не каждого.
Борщевский, не желая встревать в подобные разговоры, просто взял из миски огурец, с хрустом отхватил зубами сразу половину, кивнул, жуя, показав большой палец не Анне, а Гонте.
– Э-э! Куда? Нельзя! – с деланным возмущением выкрикнул Павел. – Закуска же! Куда на сухую? Командир, ты-то куда смотришь?
– Коней придержи, математик, – снова заметил Гонта, но все-таки взял бутылку казенной водки, легко справился с пробкой, разлил по стаканам, не забыв при этом и жену.
– Мне меньше, каплю совсем! – предупредила Анна. Майор сделал, как просила, поднял свой: – Давайте за встречу, мужики.
Чокнулись, выпили. Заметив как бы невзначай, что Борщевский не опрокинул сразу все, а ополовинил, Соболь хотел было высказаться по этому поводу. Но наткнулся на взгляд Гонты. Понял – Дмитрий увидел то же самое, однако советует промолчать. И воздержался от лишних комментариев, так же вкусно захрустев огурцом.
Некоторое время все молча жевали. Наконец Гонта снова потянулся за бутылкой. И тут же Анна, будто получив некий сигнал, накрыла свой стакан рукой, легко и быстро подхватилась.
– Ну, приятного аппетита, мужчины. Пошла я, пока не поздно.
– Куда? – вырвалось у Соболя. – Без хозяйки что за стол?
– Вам и без меня интересно, – последовал ответ. – Да и у меня дело есть. Платье перешить надо. Портниха далековато отсюда живет, минут тридцать пешком. Вдова, детишек двое, только тем и кормится, что шьет да перешивает. И как раз сегодня только свободна, заказов нет. То-то я и напросилась.
Выпорхнув из-за стола, Анна быстро накинула пальтишко, запахнулась в платок, подхватила заранее, видимо, приготовленную матерчатую сумочку. Ноги сунула в резиновые боты.
– Не страшно одной-то? Темно ведь…
– Кого мне бояться, Паша? У меня муж вон начальник милиции. И вообще, не впервой.
Гонта остался сидеть, словно прирос к стулу. Даже не обозначил движением свое желание проводить жену хотя бы до дверей. Борщевский – тот вообще старательно ел картошку с тушенкой. Как только за Анной хлопнула дверь, Иван так же молча допил остатки водки, призывно поставил пустой стакан обратно на стол. Гонта разлил остатки из бутылки на троих, однако выпивать не спешил.
Только сейчас, в неожиданно тревожной тишине, нарушаемой лишь тиканьем старых ходиков, Соболь начал понимать: главный разговор еще предстоит. А всего происходящего не знал пока лишь он один. Не спросил – выплюнул короткое: