Агент «Никто»: из истории «Смерш» - Толстых Евгений Александрович
По дороге Виноградов убедил напарника не рассказывать об оплошности Волкову, но когда Иван «затосковал» по Сибири, Партыко решил, что его «оплошность» могла быть и не случайной.
Волков продолжал в упор смотреть на Виноградова. Тот собирал с импровизированного стола-чемодана хлебные крошки и по одной бросал их в рот. Со стороны могло показаться, что речь вообще шла о ком-то другом, только не о нем.
Платонов пытался сладить самокрутку, но табак уже во второй раз высыпался из рук прямо под ноги, мгновенно пропитываясь снежной влагой.
- Завтра в деревню пойдем я и Виноградов, - прервал долгую паузу командир, - Платонов и Партыко останутся в лесу искать хранилище для груза и рыть землянки. В «Центр» надо сообщить о потерянном четвертом чемодане, там, скорее всего, взрывчатка.
- А почему ты решил идти с Виноградовым? - удивленно спросил Платонов.
- Если я пойду с Партыко, а Иван останется с тобой, ты его пристрелишь, а этого делать нельзя. Особенно теперь.
Глава пятая. Шпионы
- Во-он, у колодца, видишь, палисад? Так это тетки Екатерины дом. Где мы с Партыко были. А напротив - председатель живет. Рядом с ним… нет, погоди, через дом… точно, через дом - лесник Никулин, - Виноградов тыкал пальцем в сторону деревни, то и дело оборачиваясь к идущему чуть позади Волкову.
Они выбрались из леса, когда солнце кралось к полудню. Дорогой Волков молчал, будто что-то обдумывая. Виноградов тарахтел без умолку, пытаясь хоть как-то замолить разговором свой вчерашний промах. Вся его болтовня пролетала мимо ушей командира, сосредоточенно меряющего шаги. Лишь изредка, когда Виноградов оборачивался, пытаясь найти одобрение своим словам, Волков безразлично кивал, бросал «угу» и ускорял шаг.
- А как председателя зовут? - спросил Волков, вглядываясь в очертания деревенских изб.
- Не знаю, про него и разговора не было.
- Разведка хренова… Поправь шинель, пойдем прямиком к нему.
Весеннее солнце подтопило снег на деревенской улице, наделало луж. Волков шел, стараясь миновать проклюнувшиеся островки скользкой глины, уже успевшей налипнуть на сапоги.
Он уверенно отворил калитку и подошел к ближнему от крыльца окну. Постучал. Дверь, ведущая в сени, приоткрылась, в образовавшуюся щель выглянула светловолосая, коротко остриженная детская голова.
- А председатель дома? - спросил Волков, так и не определивший с первого взгляда, девчоночья эта голова или пацанья.
- Не-а, - ответила голова.
- А когда будет? У нас к нему важное дело.
- Да вы зайдите в дом, там дед Миша, с ним и поговорите.
- А дед Миша кто?
- Да лесник наш, а то не знаете?
Волков и Виноградов тщательно вытерли ноги о брошенную к порогу ветошь и прошли в дом. В просторной прихожей, выполнявшей одновременно роль кухни и столовой, на лавке сидел пожилой мужичок в меховой жилетке поверх темной, похожей на холщовую рубахе. У плиты возилась дородная женщина, скорее всего, хозяйка, председательша. «Голова», до пят закутанная в огромный клетчатый платок, юркнула за занавеску, так и оставив гостей в недоумении: кто же она, пацан или девка…
- Здравствуйте! Старшина Волков, полк особого назначения. А это сержант Виноградов, со мной. Нам бы с председателем повидаться.
- Он в район уехал, раньше завтрашнего утра не будет, - ответил мужичок в жилетке.
- А вы, наверное, лесник Никулин? - поинтересовался Волков.
- Точно так. А откуда ты, сынок, мою фамилию знаешь?
- Служба такая, батя. А что, разве секретная фамилия?
- Да нет, какие здесь у нас секреты? Сколько молока коза у бабки Даши дает? Да и то не секрет: не дает молока, потому что у бабки Даши не коза, а козел… Ха-ха-ха…
Мужичок заливисто рассмеялся, смех подхватила председательша, присевшая на стоящую возле печи табуретку.
- А тут, слышь, Петровна, вчера к Екатерине два солдатика забрели, тоже чего-то у нас в округе охраняют. Ну, конечно, первым делом-то на девчат, что у нее квартировали, глаз положили, а потом… ха-ха-ха… на Катеринину самогонку. Катерина-то так и не разобрала, что им больше понравилось - то ли девки, то ли выпивка. Захмелели солдатики, «мы, говорит, немецкие шпионы, всех вас выслеживаем, и в Берлин Гитлеру докладываем, кто сколько в Ганино самогонки гонит». Ха-ха-ха!
- А зачем оно Гитлеру-то знать про нашу самогонку, - трясясь от смеха, пропела Петровна.
- А как же: чем больше самогонки, тем крепче дух советского человека, а значит, ближе бесславный конец германского фашизма! - Дед заливисто захохотал.
Волков и Виноградов подхватили веселье.
- Вот вы смеетесь, а меня третьего дня Геббельс разбудил среди ночи. Геббельс, это собака моя… Так я вышел, на небо глянул, а там парашютисты летят… Упали где-то в нашем лесу, в районе шестой делянки, слышь, Петровна? Я-то твоему рассказал, он обещал в районе заехать куда надо, доложить. Может, наши тренировались, в районе знать должны.
Волков на мгновение остановил дыхание, ему казалось, что бешено заколотившееся сердце выдаст его.
- Старшина, а старшина, - прищурился мужичок, вытирая слезы, - а твой сержант уж очень похож на того солдатика, что вчера у Катерины чудил.
- Они, молодые, все на лицо одинаковые.
- Может, я и обознался, только в окно видел, когда они от Катерины к околице шли. Девчата, те, конечно, бойцов запомнили, Катерина говорит, даже на картах ночью гадали, да за девчатами сегодня поутру машина пришла, уехали девчата.
- Нам бы с вами, товарищ Никулин, поговорить надо. Может, выйдем в сени? - предложил Волков, посерьезнев лицом.
- Отчего ж не выйти, дело военное, - с готовностью поднялся мужичок.
В сенях они закурили, Волков сосредоточенно разглядывал огонек самокрутки, соображая, как начать разговор. Никулин присел на отесанную топором колоду и тоже примолк.
- Тут такое дело, товарищ Никулин… Нами в лесу обнаружен тайник с оружием, радиостанцией, запасом взрывчатки, продовольствием. Все это явно немецкого происхождения. Откуда оно, будут выяснять органы НКВД, а нам бы сегодня все это вывезти из леса, сложить в надежном месте и сообщить в ближайшую воинскую часть.
- Так, может, это с тех парашютов, что я ночью видел.
- Может быть. Кому положено, те разберутся. Так как, поможете? Санки нужны, хорошо бы лошадь.
- Лошади без председателя не найдем, а санки готовы, хоть сейчас в лес.
Весь этот разговор Виноградов слушал, не мигая: «Неужели одно пьяное слово - и вся операция, к которой нас готовили три месяца, поили, кормили, - все коту под хвост? И во всем виноват я? Но почему командир вот так сразу… можно было попробовать уйти из этого района. Взорвать к черту всю эту деревню, в конце концов! А может, командир, как и я, не хочет брать на себя грех, потому как уверен, что рано или поздно мы попадемся. А покаяние нам зачтется».
- Так вы здесь подождите, а я за санками схожу, они по соседству, у Василия Семеновича. Я мигом.
Мужичок нырнул в дом, выскочил оттуда в потертом, но крепком тулупчике, ловко скатился по лестнице и засеменил по деревенской улице. Виноградов повернулся к Волкову:
- Ты что, командир, всех нас под трибунал ведешь?
- Я не буду загибать пальцы и считать, кто сколько раз за эти два дня ставил группу на грань провала. Это мог бы сделать Платонов. Правда, потом мы с тобой, Ваня, наверное, уже не разговаривали бы. Если председатель рассказал в районе о ночных парашютистах, завтра здесь появятся чекисты, а самое позднее послезавтра нас возьмут. Если окажем сопротивление - покосят в этом лесу, как грибы на поляне. И фюрер не сможет наградить нас даже посмертно - о нас просто никто не узнает: кто такие, как зовут, откуда родом… Закопают без крестов: ни на груди, ни на могиле. Ты этого хочешь?.. Я не собирался идти с повинной, пока не спустился в этот лес. Я готов был воевать против большевиков, взрывать, стрелять, отправлять донесения. Но я готов был к этому там, в разведшколе, в Приедайне, на глазах у Елкина, Мая… Там другой лес, он не чужой. А здесь каждая осина тебе в спину метит. Мы не победим здесь.
