Андрей Дышев - Черный квадрат
Словом, под аккомпанемент нежного голоса Вики мы дошли до крыльца и, стряхивая с ног снег, несколько минут рассматривали фасадное окно. Черная ажурная решетка была откинута и висела на двух нижних петлях на манер откидной лесенки. Два тонированных стекла были аккуратно вырезаны, вынуты из рам и поставлены у стены. Под окном снег был утоптан.
— Мерзавцы, — бормотал Тарасов, шаря по карманам брюк в поисках ключей. — Бомжи, бродяги грязные! Они наверняка искали продукты. Надо было оставить на крыльце бутылку водки и кольцо колбасы, чтобы окно не портили.
Он говорил не искренне, просто успокаивая себя самого. Вика, приплясывая от холода, набиралась сил для очередного эмоционального всплеска. Я смотрел на следы. «Бомжи», похоже, использовали джип и трос для того, чтобы сорвать решетку с петель. Затем — это было отчетливо видно по следу протектора — машина развернулась по участку и вернулась на старую колею.
— Я этих сторожей разгоню, — грозился Тарасов, отпирая дверь и пропуская вперед себя Вику. — Я не пожалею денег и найму профессиональную охрану.
Мы вошли в узкий темный коридор, откуда на второй этаж полого поднималась деревянная лестница с ажурными перильными опорами. Вика включила свет и, на ходу скидывая туфли, побежала в ванную. Тарасов, напряженно глядя перед собой, лишь на секунду заглянул в комнату, дверь в которую находилась справа от лестницы, и стал торопливо подниматься на второй этаж.
— Останься здесь! — крикнул он мне, не оборачиваясь.
Собственно, я и не намеревался бежать вслед за Тарасовым и остался внизу. Сняв мокрые ботинки, я с наслаждением прошелся по мягкому ворсу ковра в конец коридора, заглянул на кухню, а затем в комнату, значительную часть которой занимал прямоугольный обеденный стол. Буфет, стулья с гнутыми ножками, кондовые кресла с круглыми подлокотниками и такой же диван, покрытый белым холщовым чехлом, напоминали экспонаты дома-музея какого-нибудь писателя или ученого, жившего в начале века. Края скатерти, которой был застелен стол, колыхались от холодного сквозняка, на полу дрожали маленькие лужицы от растаявшего снега.
Воришки — и это было заметно сразу — прошли эту комнату по диагонали, от окна к двери, не прикасаясь к мебели, не интересуясь антикварным столовым серебром, матово блестевшим на полках буфета.
Я вернулся в коридор. Из ванной комнаты доносился тихий гул газовой колонки и шум воды. Вика не заперла дверь, и я как-то само собой оказался в ванной.
Очаровательная стервоза стояла на коленях под струей воды и, постанывая от наслаждения, массировала тело. Теплые брызги попали мне на лицо, и, не сводя глаз с нагой натуры, я потянулся за полотенцем.
— Дверь прикрой, раз уже зашел, — сказала Вика, не поворачивая головы.
Я дотронулся до ее нежной шеи, потом мои пальцы съехали по скользкой коже на плечо, а оттуда, по головокружительному спуску, на грудь и замерли на тугом розовом соске.
У тебя холодные руки, — сказала Вика. — А ты не боишься моего мужа?
Нет, — ответил я.
Тогда намыль мочалку и потри мне спину.
Она встала, повернувшись ко мне пухлыми, прекрасной формы ягодицами, и, чуть склонив голову, поторопила:
— Ну, что ты там застрял?
Пышная пена укутала ее спину с ровным желобком посредине, лопатки, поясницу и сползла на попку.
Дверь вдруг распахнулась. Я почувствовал, как по ногам прошелся холодный воздух. Облако пара всплыло под потолок. Вика даже не шелохнулась. Она продолжала все так же стоять, слегка выгнувшись ко мне и упираясь руками в облицованную белой плиткой стену. Я кинул мочалку на дно ванны и сунул руки под струю, готовясь к тому, что Тарасов сейчас двинет меня по затылку. Но этого не произошло.
— Викуль, — мертвым голосом произнес он. — Золото пропало.
16
Она повернулась так резво, что поскользнулась на мыле, и непременно упала бы, если бы вовремя не схватилась за мои плечи. На Тарасова было страшно смотреть. Рот его был искривлен, словно ему только что удалили зуб и набили рот ватными тампонами, глаза наполнила тоска потерявшей хозяина собаки.
— Что?! — с явной угрозой в голосе прошептала Вика и неожиданно швырнула в лицо Тарасова пригоршню воды. — Я тебя убью, если это так! Я тебя, идиота такого, живьем закопаю!
Оттолкнув меня, она выпрыгнула из ванны и, как была голой, выскочила в коридор.
Показывай! — закричала она оттуда. — Где ты его хранил?! Куда ты его, говнюк, спрятал?! Какого черта ты вообще здесь его держал?! Мало было места в квартире?!
Я думал, что тут надежнее, — совершенно жалким голосом лепетал Тарасов, вытирая рукой мокрое лицо.
До меня стало доходить, о каком золоте шла речь, и я, мгновенно перейдя от защиты к нападению, схватил его за лацкан пиджака.
— Объясни-ка мне, какое это золото у тебя пропало?
Не твоего ума дело! — неожиданно громко и зло крикнул Тарасов, отталкивая меня от себя. — Пошли все вон, дайте мне собраться с мыслями!
Да нет у тебя мыслей! — Вика вдруг схватила Тарасова за шею со стороны спины и стала его терзать. — И никогда не было! Показывай, гадина, где оно лежало!
Голая, мокрая, она напоминала взбесившуюся дикарку, напавшую на европейца, который посмел посягнуть на ее тростниковую хижину. Тарасов, неуклюже отбиваясь, стал приближаться к лестнице. У меня уже не было необходимости вмешиваться в семейный конфликт, и я, следуя за четой на некотором удалении, любовался редким зрелищем.
Сначала Тарасов с вцепившейся в него Викой, а затем и я поднялись на второй этаж, где в одной из комнат находилась бильярдная с угловой барной стойкой, камином и журнальным столиком. Должно быть, еще совсем недавно здесь было чисто и уютно. Сейчас же в комнате царил хаос: бильярдный стол был повален на пол, а зеленое сукно, обтягивающее игровое поле, было жестоко порезано во многих местах. Стойка, засыпанная слоем битых бутылок, напоминала поверхность реки в период вскрытия льда. На полках я не мог найти ни одного целого бокала или бутылки. Ощетинившиеся пружинами кресла, поставленные вокруг журнального столика, можно было с успехом использовать в финальной сцене спектакля «Двенадцать стульев». За камином зияла глубокая ниша.
— Там, — сказал Тарасов, кивая на нишу. — Там был тайник.
Мне показалось, что тонкая рука Вики разрезала воздух со свистом. Раздался смачный звук пощечины. Тарасов покачнулся, прижал ладонь к пылающей щеке и, что было для меня неожиданностью, вдруг схватил жену за волосы и дернул так, что Вика, расставив руки в стороны, отвесила ему глубокий реверанс.
— Дура! — в сердцах выпалил он. — Идиотка! Иди оденься и не свети своей красной задницей, как павиан!
А он может, если захочет, мысленно отметил я. Униженной и оскорбленной Вике попался под руку бильярдный шар, и она запустила его в Тарасова. Пролетев над моей головой, снаряд ударился о стену и разбился. Не ожидая ответного выстрела, натурщица кинулась к двери, и вскоре мы услышали, как деревянные ступени заскрипели под ее босыми ногами.
Громко сопя, Тарасов некоторое время прохаживался по комнате, пиная ногами раскиданные вещи.
Чего нервничаешь? — спросил я. — Ты украл, у тебя украли. Все закономерно.
Было бы лучше, — произнес Тарасов, посылая мне тяжелый взгляд, — если бы ты…
Он оборвал фразу на полуслове и снова принялся мерять шагами бильярдную. Потом остановился и посмотрел на меня так, словно хотел прижать меня взглядом к камину.
Если бы ты убил ее, Вацура, то нам обоим стало бы намного легче жить, — произнес он.
Убей ее сам, — ответил я, шокированный столь странным предложением.
Не могу, — ответил Тарасов. — Боюсь. И за решетку не могу ее упрятать. Она очень хитрая. Ее не подставишь…
Как Анну? — договорил я. — Ты это хотел сказать?
Да. Наверное, это.
Я вдруг почувствовал в словах Тарасова скрытый намек.
— Послушай, а с чего ты взял, что я легко могу убить человека?
Тарасов посмотрел на меня с легким недоумением, словно я не понимал какой-то элементарной вещи.
— С чего взял? — переспросил он. — Ты же с легкостью грохнул Жоржа. И расправиться с этой курицей для тебя не составит большого труда.
— Я не убивал Жоржа, — ответил я. Тарасов прятал в глазах усмешку.
Ну-у, — протянул он, — возможно, кто-то другой поверит тебе. А меня не надо лечить. Вьетнамец сказал мне, что видел, как ты тащил Жоржа волоком по коридору.
Да, это было. Но я всего лишь оглушил его.
— Оглушил выстрелом в голову? — вскинул брови Тарасов.
— Я ударил его кофейником и оттащил в комнату. Это уже после меня кто-то пристрелил его.
Тарасов мне не верил.
А что это за револьвер торчит у тебя за поясом?
Его дала мне твоя жена.
— У Виктории никогда не было револьвера. Тут я вспылил.
— Послушай, Тарасов! Ты меня запугать вздумал? Думаешь, что к стене припер? Ошибаешься! У тебя было куда больше поводов отправить Жоржа на тот свет! Когда я соврал тебе, что работаю на Жоржа, ты сказал, что убьешь его, а потом вышел из столовой.
