Александр Белов - Бешеные деньги
Сейнер, подобрав сети и взяв глиссер на буксир, с неожиданной для судна такого класса скоростью резво уходил с места происшествия.
28
Русскому бизнесу в Европе практически перекрыли кислород. Многим очень и очень авторитетным людям отказывали в визе безо всякого объяснения причин. Кретин Куделя натворил таких дел, что теперь их надо было только расхлебывать и расхлебывать, умываясь кровью. Хрен бы с ним, с Куделей, и с тем, что все его казино были поставлены вне закона. Их залы уже вторую неделю были абсолютно пусты – уже на подходе потенциальных посетителей встречали полицейские и объясняли, что туда ходить не надо. Если, конечно, дорога собственная задница.
Самое главное, что вновь было взбудоражено общественное мнение. Уже всем надоевший лозунг «Русские идут!» сменился пафосным «Русские пришли!» или даже «Русские дошли!». Ясное дело, многие статьи и телерепортажи были проплачены заинтересованными людьми. Но от этого было не легче.
Каждое утро в рабочий кабинет Кирпича являлся его референт и переводчик Олег с кипой газет и журналов. И почти в каждом издании так или иначе перемывались косточки знаменитого наркобарона Фатоса, жертвы нашумевшего убийства. Склонная к странным проявлениям политкорректности европейская публика в данном случае имела все основания возмущаться тем, с каким нечеловеческим цинизмом это убийство было организовано.
Обычно крупных мафиозо взрывали, расстреливали, травили, топили в одиночестве или в компании с ближайшими сподвижниками. Но чтобы убивать их вместе с детьми и женами – такого не водилось уже давно. «Какое-то средневековье!», – возмущалась пресса.
Опосредованно по всем направлениям велись нападки вообще на русских. Интернациональное бандитское братство решило по максимуму использовать ситуацию, чтобы потеснить русских по всем направлениям.
Журнал «Эспрессо» буквально полномера посвятил взрыву в Средиземном море. А на обложку вынес фото Фатоса в окружении пятерых детей, из которых четверо погибли вместе с ним.
Кирпич, время от времени поправляя пальцем сползающие с переносицы очки в тонкой золотой оправе, листал страницы, которые практически не требовали перевода, потому как состояли почти из одних фотографий. Если бы не знать, что речь идет о крупнейшем в Европе наркодельце, можно было бы подумать, что главный материал выпуска посвящен демографическим проблемам, которые герой-любовник Фатос в единственном числе решал наилучшим образом. Особенно много снимков было четырехлетней младшей дочери.
– Разрешите, Петр Семенович? – появился на пороге кудрявый, как пудель, Олег.
– Входи, – кивнул Кирпич, разглядывая в «Эспрессо» снимок платьица Лейлы, которое она носила в полтора года. По злой иронии судьбы это давнее платьице девочки было украшено матросским воротником и вышитыми якорями.
– Свежая пресса, Петр Семенович.
– Положи, – кивнул Кирпич на край стола. – Что-то новое?
– Все одно и то же. Бьют на жалость к детям, женщинам и рыбам.
– А рыба-то здесь причем? – не понял Кирпич.
– Зеленые возмущаются – много рыбы поглушили. Да якобы какие-то редкие породы попались.
– Хорошо, иди. Хотя нет, постой. Присядь пока, а я подумаю.
Все последние дни Кирпич вел бесконечные переговоры. С руководителями «итальянцев», «немцев», и прочих «шведов». То, что они требовали ритуального жертвоприношения, то есть головы Кудели, было нормально. На их месте так поступил бы каждый. Но под шумок они требовали передела сфер влияний. Надо было отдавать то, что было завоевано колоссальными силами и немалой кровью.
Голова Кудели – это не вопрос: можно считать, что Кудели уже нет. На сей счет «приказ по армии» Кирпич уже отдал.
Теперь же необходимо было как-то минимизировать возможные потери в бизнесе. И, сейчас это представлялось основной задачей, склонить общественное мнение в пользу русских. Любой ценой.
– В общем так, Олег, – принял решение Кирпич. – С сегодняшнего дня твоя основная задача – работать с прессой и телевидением. В средствах ты не ограничен. Встречайся с писаками, води их в кабаки, подсовывай баб, плати деньги. Но нас, русских, должны любить! – Он хлопнул ладонью по стопке газет. – И они будут нас любить, чего бы нам это не стоило!
29
Оля подсела на корейскую церковь капитально. То чувство единения, которое охватило ее на первой спевке, оказалось сильнодействующим наркотиком. Разумом она это понимала прекрасно. Вспоминала про ксендза из «Золотого теленка», который охмурял Козлевича. Читала и во многом соглашалась со статьями о вредных для слабых духом тоталитарных сектах – это была модная тема, которую мусолили все как одна московские газеты. Понимала, осуждала, но едва подходило время нового собрания – подхватывалась и мчалась туда, как на первое свидание.
Краткие проповеди она пропускала мимо ушей, воспринимая их как обязательное упражнение перед главным чудом – хоровым пением. Здесь, среди прихожанок, она многих знала уже в лицо, но не знакомилась. Почему-то ей не хотелось вступать в личные контакты с «сестрами». Ей казалось, что это может нарушить ту гармонию, которая воцарялась в ее душе, когда она пела вместе с ними. Впрочем, ей уже были известны имена девочек, затащивших ее сюда. Беленькую звали Варей, а темненькую – Сюзанной.
Единственное, что ее всякий раз немного смущало – так это те нехитрые подарки, что корейский приход раздавал как награду за посещение собраний. Притом подарки раздавались по окончании действа. Варя объяснила ей:
– Это чтобы не разбегались. А то мы вначале сразу давали, так они хитрые – подарок возьмут и уносят, а у нас зал полупустой.
Оля же приходила сюда за общением, точнее, за музыкой, в которой одной она и искала этого самого общения. Однако подарки всякий раз брала, всякий же раз отмечая про себя их низкое качество и полную непрактичность. У нее скопилась уже уйма этой дряни, которую она прятала подальше, в шкаф: искусственной кожи пояс с «золотой» огромной пряжкой, глянцевая ключница, сразу сломавшийся фонарик-карандаш, трусы на потрескавшейся резинке…
Однажды на праздник дарили даже лифчики, кружевные и абсолютно синтетические. Лифчики были все как на подбор – совершенно малюсенькие, рассчитанные на миниатюрные восточные груди. За ними толпилась дикая, с криками, очередь. Именно тогда Оля и получила альтернативные трусики.
Все это смущало страшно, попахивало какой-то авантюрой. Хотя измены Родине и продажи души за эту чепуху корейцы вовсе не требовали. Не иначе – выжидали. Впрочем, Оля стала получать даже некоторый кайф от предвкушения этого последнего штриха, этого праздника халявы. Теперь перед каждым собранием она загадывала, что подарят нынче хитроумные корейские ксендзы? Пока угадать не удалось ни разу, хотя подарков всегда было два варианта.
Сегодня Оля загадала на гольфы. Чисто ассоциативно – в прошлый раз дарили носки. Вторым вариантом был брелок. Здесь она слегка подстраховалась. Брелоки, то жестяные, то кожаные, то пластмассовые, дарили с завидной регулярностью.
Конечно, она промахнулась. Сюзанна раздавала пластмассовые негнущиеся пакеты с иероглифом, но к ней подходили немногие. Женщины, восторженно глядя, выстраивались в очередь к раскрасневшейся Вареньке, которая вручала в протянутые руки нечто странное. Какие-то овальной формы махровые штукенции, состоящие из сплошного овала и овала с прорезанной по центру дыркой. Штукенции были плоские и невообразимо постельных тонов.
Оля, несколько смущаясь, впервые встала в очередь. Ей досталась штукенция нежно-салатного цвета. Из нелепой этой штуки выползали, жалобно трепыхаясь на ветерке, какие-то тесемочки. Оля задумчиво вертела подарок в руках, пытаясь определить его предназначение.
– Это нашлепка на унитаз, – объяснила ей пожилая прихожанка, которой достался товар персикового цвета. – Вот, смотрите, это завязывается на сиденье, – она нежно поглаживала мягкое кольцо с тесемочками, – а это – на крышку от него. Умеют все же делать! – добавила женщина восхищенно.
Оля шла по улице, неловко держа под мышкой салатное сокровище. Куда его? Сказать Сашке, что купила? Или как? Так ничего и не придумала.
Саша, как назло, оказался дома.
– Оль, ты куда исчезла? – появился он в прихожей с вилкой в руке. Не дождался – наверное, голодный пришел.
– Привет! – как можно беззаботнее сказала Оля, пытаясь прошмыгнуть в комнату.
Махровое чудовище она прятала за спиной. Но Саша все-таки углядел ее добычу:
– Оль, а что это? – остановил он ее, поцеловал в висок и мягко потянул овал на себя.
– Да это так… – замялась Оля.
– Что, новая шляпка? – заржал Саша, разглядывая нелепые тесемки.
– Это… Это мне подарили! – с вызовом ответила Оля.
