Дик Фрэнсис - Перекрестный галоп
Я шел по дороге прямо на нее, не давая ей шанса развернуться или объехать это неожиданно возникшее препятствие. Она посигналила, взмахом руки попросила меня сойти с дороги. Я жестом полицейского приподнял руку.
— Я спешу! — прокричала она.
— Мне нужно задать вам всего один вопрос! — крикнул я в ответ.
Она опустила стекло на несколько дюймов.
— Вы Стелла Бичер? — спросил я, идя рядом с машиной.
— Нет, — ответила она.
— Но старик сказал, что еду ему доставляет Стелла Бичер.
Она улыбнулась.
— Да он всех нас называет Стеллами. Некогда на него действительно работала женщина по имени Стелла, но ее не видно вот уже несколько месяцев.
— И фамилия ее была Бичер? — спросил я.
— Честное слово, не знаю, — ответила женщина. — Мы волонтеры. И я начала работать, когда она перестала приходить. — Она взглянула на часы. — Простите, но мне надо ехать. Старики не любят, когда еду доставляют с запозданием.
— А как бы мне связаться с этой Стеллой? — спросил я.
— Извините, — она покачала головой. — Понятия не имею, где она сейчас.
— А как фамилия вашего подопечного? — Я кивком указал на дом.
— Мистер Хорнер, — ответила она. — Жутко вредный старикашка. Даже посуду после себя никогда не помоет. — Только тут я заметил грязные тарелки, лежащие на сиденье рядом с ней. — Ладно, мне пора!
Мотор взревел, она отъехала.
Я провожал ее машину глазами и жалел, что не спросил имени этой женщины, телефона или хотя бы названия организации, в которой она работала волонтером. Возможно, в городском совете знают, решил я. Придется спросить там.
Я вернулся к дому под номером 26 и позвонил.
Ответа не последовало.
Тогда я пригнулся и крикнул в щель почтового ящика:
— Мистер Хорнер! Мне нужно задать вам несколько вопросов!
— Пошел вон, — раздался приглушенный голос из глубины дома. — Дай пообедать спокойно.
— Да я отниму у вас всего минутку! — снова прокричал я в щель почтового ящика. — Хочу спросить насчет почты.
— Что насчет почты? — Теперь его голос звучал ближе и четче. Видно, он все же подошел к двери.
Я выпрямился, он приотворил дверь на щелочку, но цепочки снимать не стал.
— Вы когда-нибудь получали почту для других людей? — спросил я.
— Это в каком смысле?
— Ну, может, вам по этому адресу приходили письма для каких-то других людей, а?
— Иногда, — ответил он.
— И что вы с ними делали?
— Стелла их забирала, — ответил он.
— И сегодня тоже забрала? — спросил я, зная, что леди, которую он называл Стеллой, не вынесла из его дома ничего, кроме грязной посуды.
— Нет, — ответил он.
— А в данный момент у вас есть письма, адресованные другим людям?
— Да полно, куча целая, — ответил он.
— Может, мне забрать их?.. — спросил я.
Он захлопнул дверь, на миг показалось, что шанс свой я упустил. Но оказывается, мистер Хорнер сделал это, чтоб снять цепочку. И дверь распахнулась.
— Вот тут. — Он указал на прямоугольную картонную коробку у своих ног.
Я заглянул в нее. В коробке беспорядочно громоздились по крайней мере тридцать конвертов разных форм и размеров.
— Уж и не знал, что с ними делать, — проворчал старик. — Похоже, что Стелла больше не будет их забирать.
Не спрашивая никаких разрешений, я нагнулся. Поднял коробку и понес ее к машине.
— Эй, погодите! — крикнул мне вслед мистер Хорнер. — Коробочку-то оставьте. Может, еще письма придут, куда тогда складывать?
Я вывалил корреспонденцию на переднее сиденье «Ягуара», протянул ему пустую коробку.
— Вот так-то лучше, — пробормотал он. Бросил коробку на пол, придвинул ногой к двери.
— Отобедать не забудьте, — сказал ему я и снова зашагал к машине. — А то все остынет.
— А, да, правильно. Пока. — Он захлопнул дверь, я уселся за руль и постарался как можно быстрее отъехать, на тот случай, если он вдруг передумает.
* * *Весь день я провел у себя в спальне, воображая себя сначала правительственным чиновником, а затем федеральным агентом, которому разрешено вскрывать частную корреспонденцию. Я вполне отдавал себе отчет в том, что действия эти незаконны, но даже если б они отвечали каждой букве закона, поведение мое противоречило «Стандартам и ценностям Британской армии».
Прежде всего, вооружившись справочником «Желтые страницы», я начал обзванивать дома престарелых. Представлялся чиновником из Пенсионного фонда и осведомлялся, как поживает мистер Джордж Саттон. А сотрудникам заведений объяснял, что просто хочу убедиться, что мистер Саттон жив и имеет право получать пенсию от государства.
Вот уж никогда прежде не думал, что в Англии так много домов престарелых. Я сделал около пятидесяти бесполезных звонков и уже хотел отказаться от этой затеи, как вдруг в доме «Силвер Пайнс», что на Ньюбери-роуд в Эндовере, мне недвусмысленно дали понять, что мистер Джордж Саттон вполне жив и здоров и что из его пенсии оплачивается большая часть расходов на его содержание. А потому мне лучше оставить их в покое, в противном случае…
Мне пришлось горячо заверить их в том, что я не собираюсь предпринимать никаких действий.
Затем я занялся корреспонденцией, отправленной по адресу 26 Бэнбери-драйв, Оксфорд.
Всего в коробке мистера Хорнера оказалось сорок два почтовых отправления, но по большей части то были рекламы всяких бесполезных предметов и бесплатные газеты без указания имени и адреса. Лишь шесть из них представляли для меня интерес. Три письма были адресованы мистеру Р. Уорду, четвертое — миссис Джейн Филипс, моей матери, и еще два — миссис Стелле Бичер, причем все эти три адресата проживали на 26 Бэнбери-драйв, в Оксфорде.
Два письма Родерику Уорду были не слишком информативны, они представляли собой налоговые циркуляры, знакомившие с новыми диапазонами налоговых сборов. Третье же было от мистера Энтони Сигара из «Рок Банк Лтд. (Гибралтар)», где получателя официально уведомляли о немедленной ликвидации инвестиционного банковского фонда и начале процедуры по банкротству, которым занимался суд Гибралтара. Письмо оказалось точной копией того, что было отправлено матери и отчиму в Лэмбурн. Датировано оно было 7 июля 2009 года и почти наверняка никак не могло прийти на адрес 26 Бэнбери-драйв до катастрофы со смертельным исходом для Родерика, которая произошла 12 июля.
С другой стороны, письмо моей матери было датировано более поздним сроком. И в нем содержалось стандартное уведомление о том, что она должна уплатить штраф в 100 фунтов за опоздание в подаче налоговой декларации на целых десять дней.
Но настоящим открытием стали для меня два письма, адресованные миссис Стелле Бичер.
Одно было из оксфордского офиса коронера, где Стеллу уведомляли о том, что отсроченные ранее слушания по делу гибели ее брата, Родерика Уорда, должны возобновиться в понедельник, 15 февраля.
Второе же послание представляло собой написанную от руки записку на разлинованной бумаге, причем заглавными печатными буквами:
«НЕ ЗНАЮ, ПОПАДЕТ ЛИ ЭТО ТУДА ВОВРЕМЯ, НО ПЕРЕДАЙ ЕМУ, ЧТО ТО, ЧЕМ ОН ИНТЕРЕСУЕТСЯ, У МЕНЯ ЕСТЬ».
Я стал рассматривать конверт, в котором лежала записка. Стандартный белый конверт, такой можно купить в любом киоске. Адрес тоже написан от руки и тоже печатными буквами. А вот почтовый штемпель немного смазан, и трудно было сказать, откуда письмо отправлено. Зато дату видно было четко. Письмо отправили в понедельник 13 июля, через день после предполагаемой гибели Родерика Уорда, в тот самый день, когда было обнаружено его тело.
Я сидел на постели, рассматривал записку и гадал: может ли слово «ВОВРЕМЯ» означать — до того, как произошел «несчастный случай», и является ли «ТО, ЧЕМ ОН ИНТЕРЕСУЕТСЯ», чем-то имеющим отношение к налоговым документам моей матери.
Потом еще раз взглянул на записку. Экспертом-почерковедом я не был, но послание, адресованное Стелле Бичер, было написано в том же стиле и на бумаге того же типа, что и записка от шантажиста, которую я обнаружил на письменном столе матери.
* * *В четверг вечером, в семь сорок пять, я с бутылкой вполне приличного красного вина отправился из конюшен Каури в Лэмбурн-холл, на скромный домашний ужин с Изабеллой и ее гостями. Я жаждал сменить обстановку и компанию.
Как я и предполагал, ужин оказался вовсе не таким уж скромным, как уверяла Изабелла. И вместо джинсов на ней было плотно прилегающее черное платье, очень выгодно подчеркивающее все изгибы ее изящной фигуры. Оставалось лишь радоваться своей предусмотрительности, тому, что надел пиджак и галстук, хотя пиджак и галстук я всегда надевал на званые обеды, куда приглашались офицеры, в особенности — на уик-энды. Привычка не позволила мне одеться к ужину на кухне неформально. Британская армия всегда отличалась официозностью в манерах.
