Б. Седов - Без Любви
- Вы Студеного знали? Он застрелился!
- Как застрелился? - только через минуту Жора обрел дар речи. - Он ведь приезжал ко мне на прошлой неделе!
- Так! Взял и пустил пулю в висок. - Сивков приставил к голове выпрямленный указательный палец, а потом несколько раз энергично его согнул. - Подробностей пока никто не знает, но информация верная. Специальная комиссия будет разбираться. Шутка ли, целый комбат покончил с собой!
Потоптавшись, Сивков припустил дальше, в направлении штаба.
А Тохтамбашев поспешил к складу. Оправившись от неожиданности, он начал думать рационально. Действительно Студеный наложил на себя руки или ему Арцыбашев помог, пока что не важно. С этим можно будет разобраться и позже. Важно, что начнет работать комиссия, и насколько глубоко она копнет, лишь аллаху известно. А он, Тохтамбашев, даже не знает, что в этом чертовом ящике, который ему навязали.
Заперев дверь, Жора приступил к делу. В "апартаментах" надрывались два телефона, местной связи и городской, но он не обращал внимания. Потом! Все потом! Главное - ЭТО!
Выволок ящик в проход, монтировкой сорвал два висячих замка, откинул крышку. Что там? Что за фигня! Газеты, тряпки, обгоревшая шинель, еще какое-то барахло… Ругаясь на двух языках, Жора вышвырнул мусор на пол и увидел металлический контейнер. Схватился за оплетенную резиновым проводом ручку, дернул и взвыл от боли в спине - сказалось ранение. После второй бесплодной попытки Жора взял топор и разломал деревянный ящик.
Присел на корточки, разглядывая находку. Обычный товар? Обычный, только очень ценный? Кооператоры, значит, с руками оторвут? Ну и падла же ты, друг Студеный!
Телефоны продолжали надрываться. То один, то второй. Оказавшись рядом с ними, чтобы взять из стола связку ключей, Тохтамбашев, поколебавшись, снял трубку городского аппарата.
- Але!
- Это я. Узнал? Плохие новости, Жора. Жди завтра утром проверку. Я толком не знаю, что произошло, но будут рыть капитально. Якобы дана установка тебя укатать. Сам знаешь, за что.
- Спасибо, - поблагодарил Тохтамбашев, хотя из динамика уже неслись гудки отбоя.
Вот, значит, как! Сколько добра сделал людям! Сколько раз помогал! А его - "укатать"! Нет уж, дудки!
Открыть замки железного ящика подбором ключей не получилось.
Тохтамбашев взял пилу-"болгарку". Поставил алмазный диск. И включил пилу в сеть.
Часть вторая
Глава первая
Лето 2002 года
Разбудил меня легкий шорох. В тайге бывает много звуков, но этот был не из них.
Я засопел, потом, не открывая глаз, медленно перевалился на левый бок и, сделав вид, что озяб, засунул руки под мышки. Правая рука легла как раз на рукоятку "макарова". Патрон был в стволе, и оставалось только снять пистолет с предохранителя. Чтобы не было слышно щелчка, я несколько раз сонно кашлянул и приготовился действовать по обстоятельствам. С пистолетом в руке я чувствовал себя гораздо увереннее.
И тут я услышал другой звук, который здесь, в безлюдной тайге, был совершенно неуместен. В утренней тишине раздался тихий смех. Тихий женский смех. Так могла смеяться смущенно прикрывающая ладонью рот девушка. И, гадом буду, я узнал этот смех.
Я отбросил плащ-палатку и резко сел.
В нескольких шагах от меня на земле сидела Настя.
Я ничего не понимал.
Может быть, это мне приснилось?
Вот вчера, например, мне приснилось черт знает что и среди всего прочего - она. Так может быть, и сегодня она растает в воздухе, словно утренний туман? Не похоже. Уж больно все это было реально.
Настя сидела на земле, подобрав ноги, и по-деревенски прикрывала ладонью рот. У ее колен валялась небольшая корзинка, и рядом с ней по мху были рассыпаны грибы.
Настины глаза улыбались, но на лбу обозначилась тонкая страдальческая морщинка.
Она улыбалась, но в ее глазах стояли слезы.
Она улыбалась, но ее узкая рука дрожала.
Увидев это, я почувствовал, как ржавое шило медленно входит мне в самое сердце.
Она выглядела так же, как и год назад.
На ней была все та же длинная холщовая рубаха, перетянутая в талии узким пояском, и те же тряпичные тапки. И точно так же, как год назад, ее голова была плотно обвязана белым платком, ровной полосой закрывающим лоб.
Я смотрел на нее, и в моей пустой голове не было ни одной мысли.
Молчание длилось, и нарушить его было невозможно.
Наконец Настя уронила руку от лица и тихим голосом произнесла:
- Пришел… Пришел, соколик мой желанный…
И вдруг бросилась ко мне и, обвив руками шею, громко заплакала.
Я тоже обнял ее и подумал, что лучше бы сейчас кто-нибудь просто пристрелил меня. Я совершенно не знал, как реагировать на такое бурное проявление чувств. Ответить ей тем же я не мог, потому что она вовсе не была чемпионкой моего сердца, а тупо отмазать такую девушку, прогнав какую-нибудь парашу вроде "да ладно, чувиха, че ты слезу гонишь", мог только полный подонок. Хоть я и уголовник и убийца, но на такое все же не способен. Мелькнула мысль о том, что влюбленной Настей не грех было бы просто попользоваться, и мне сразу же захотелось начистить себе самому грызло.
В общем, попал я в очередной капкан. И освобождаться из него нужно было так же осторожно, как выбираться с минного поля.
Настины рыдания понемногу стихали, и я гладил ее по плечам, по спине, по тонкой и нежной шее.
И - оп-па!
А как же она меня узнала?
Я же с другой мордой!
Интересное дело…
Я осторожно отстранил ее от себя и заглянул в лицо.
Она ответила мне нежным взглядом и заговорила:
- Уж как я ждала тебя, милый мой, уж как ждала! Ночей не спала, что ни делаю, а все в сторону леса посматриваю - не идешь ли. Истосковалось сердечко мое, послушай, как стучит, - и она взяла мою ладонь и приложила к своей левой груди.
Стучало там, действительно, не слабо.
Но у меня и у самого сейчас стучало и в груди, и в голове, так что этим удивить меня было невозможно.
- Что же ты молчишь, Костушка, скажи мне словечко ласковое!
И я, как последний идиот, сказал:
- Здравствуй, Настя.
И молчу.
- Голос твой… Сколько раз я его во сне слышала! Лицо другое, а голос твой. Наконец-то ты пришел ко мне! Теперь я тебя никуда не отпущу!
И она снова обхватила меня изо всех сил, не давая вздохнуть.
Мне пришлось взять ее за руки и силой развести их.
В моей голове наконец-то началось движение, и я начал соображать. Для начала я, ласково улыбаясь, встал на ноги, потянув Настю за собой, а потом, собравшись с мыслями, сказал:
- Уж очень неожиданно это все. Ты прости меня, Настенька, что я деревянный такой. Просто мне нужно собраться с мыслями, и мы обо всем поговорим. Обязательно.
Я сделал паузу и спросил:
- А как же ты меня узнала?
- А мне, государь мой, вечор старица Максимила и говорит - идет твой суженый от восхода. Встречай его на утренней заре в пяти верстах от скита. Вот я и пришла. А ты здесь спишь себе и не ведаешь, что мое сердечко к тебе идет.
Ну, думаю, дает это старица Максимила. Натуральная колдунья, точнее - волшебница. Куда там Кашпировскому! И не исключено, что она заклинаниями своими меня сюда и вела. Уж больно уверенно я перся сквозь тайгу. И, главное, никаких сомнений! Ну, дела! Это значит, шел я прямо на скит, только с незнакомой стороны. И не дошел всего пять верст. А может быть, так и надо? Спросить бы об этом у экстрасенсорши Максимилы, интересно, чего ответит!
В голове моей вроде бы все встало на место.
А Настя за руку меня держит, глаз с меня не сводит и прямо светится вся. И опять на меня навалилось. У меня руки в кровище по локоть, через любого человека перешагну - не задумаюсь, любой бабенке эклер в лохматый сейф заправлю в шесть секунд, а потом только посмеюсь над ней, в общем - тип я еще тот. Местечко в аду меня уже ждет, забронировано. А тут - такая чистая, как ручеек лесной…
Что делать?
Как из этого выбраться?
Стал я себя успокаивать.
Знаем мы этих чистых, говорю я сам себе. Это она здесь чистая, потому что нет вокруг нее грязи, неоткуда ей подцепить подлости той, которая из городских баб так и прет. Неиспорченная она. Пока. А окажется в городе и, глядишь, ссучится. И станет такой же пиявкой, как и все. Бабы-то - они одинаковые. Нутро у них одно и то же.
Вот говорю себе это, а как на нее посмотрю, так и чувствую себя свиньей, мягко говоря. Но был другой способ перейти с лирики на физику, и я его использовал. Взял да и открыл в себе ту дверцу, за которой сидели Арцыбашев, Студень, прокурор, жена моя - паскудина, Железный и вся прочая свора гнилая.
И - помогло.
Взял я Настю за локоток и говорю:
- А знаешь, Настя, я ведь по делу сюда пришел. Человека ищу.
Настя голову опустила и шепчет:
