Сергей Соболев - Девять минут до взрыва
Словом, здесь всегда найдется, к чему приложить руку. Особенно много забот у женщины, на которой лежит все домашнее хозяйство. А тут еще «племяш» пригребся среди ночи; да не один, а с прикованной к себе наручником полуголой девицей…
Тимофеевна, хотя большей частью возилась – п о р а л а с ь, как говорят в здешних местах – во дворе, занимаясь то поливом грядок, то стиркой, но все же за гостями поглядывала.
Не оставляла их надолго без внимания, без хозяйского пригляда.
– Дима, может все ж приляг, отдохни, как человек, а? – сказала она, заглянув из сеней в гостиную. – Ну что же ты? Совсем ничего не покушал!
– Спасибо, что-то пока не хочется.
– Ладно. Дождемся Федора Николаевича, тогда и пообедаем все вместе. Он тебе не звонил, Дима?
Краснов вытащил из нагрудного кармана мобильник, позаимствованный им в машине Супруна, отрицательно качнул головой.
Он только сейчас заметил, что разрядилась батарея, а поставить мобилу на подзарядку он как-то не догадался.
«Может, оно и к лучшему, – подумал Дмитрий про себя. – Никому покамест не буду звонить. Пошли все на фиг…»
Возможно, кому-то показалось бы странным то, что он не пытался связаться с кем-то из «сообщников», не пытался выяснить судьбу того же Супруна. Но ему не хотелось ни видеть кого-либо из этих людей, ни устраивать разборы по поводу того, что его втянули в это стремное, тухлое, как выяснилось, мероприятие.
Хватит с него уже тех проблем, которые он поимел.
Взять ту же девушку Дарью: ну и что теперь прикажете с ней делать?
Надо будет что-то решать с ней… Но никаких идей в этом плане в голове самого Краснова покамест не появилось.
Тимофеевна ненадолго скрылась в дверях «гостевой» комнаты.
Когда она, минуту или две спустя вышла оттуда, Краснов шепотом, – они все утро общались, понизив голос – поинтересовался:
– Ну, как там о н а?
– Спит. Бедная девочка… Видно, натерпелась от своего изверга «хозяина». Я сделала отвар из трав. Из чабреца, мелиссы, корня валерианы. Она послушная девушка: выпила всю кружку, как я и велела. Сон для нее сейчас – лучшее лекарство.
– Женщина улыбнулась. – Представляешь, она мне руку поцеловала. Сказала, что только родная мама за ней так ухаживала… Кстати, Дмитрий…
– Что?
– У этого отвара, которым я ее попотчевала, есть небольшой галлюциногенный эффект…
Ирина Тимофеевна замялась, поскольку не знала, известно ли племяннику значение термина – «галлюциногены».
– Глючит ее? – переспросил Краснов. – Может, такой отвар ей противопоказан?
– Нет, нет, что ты! Никакого вреда не будет, средство надежное!
– Хм, – он почесал в затылке. – Может она того… наркоманка? Я ж ее, Тимофеевна, совсем не знаю!
– Никакая она не наркоманка! Впрочем… поручиться не могу, но следов от уколов я не видела.
– И что с ней не так?
– Спит девочка крепко, и слава Богу! К вечеру, надеюсь, ей полегчает! Но иногда она, Дим, что-то бормочет… Как будто разговаривает с кем-то, как будто всё кому-то жалуется. И знаешь, что интересно: во сне она говорит… не по-нашему, не по-русски.
Краснов бросил на нее изумленный взгляд.
– Как это? А на каком же она языке… того… бормочет?
Хозяйка пожала плечами.
– А вот этого я не знаю. Какой-то совсем незнакомый язык. Разве что имена можно было разобрать… «Мансур»… и еще какой-то «Рустам-ака».
– Мансур? Гм. А еще что она во сне болтала?
– Ничего не понять, Дима. Чужой язык! Зовет она как будто кого-то. Жалобно так зовет: «падар»… «модар»[23]…
– Падар? – Краснов почесал в затылке. – Модар? Сроду таких слов не слышал.
– И внешне она, Дима… ну не совсем наша, я бы так сказала. С какой-то примесью девушка. Хотя по-русски говорит чисто. По-городски говорит.
– Она и «по матушке» может послать, – Краснов усмехнулся. – И вообще она, как я понял, за словом в карман не лезет.
– Ладно, это все не важно. Русская эта девушка или нет, без разницы. Главное не внешность, но национальность, а то, есть ли у тебя душа.
– Эх… – Краснов прерывисто вздохнул. – Хороший вы человек, Тимофеевна. Душевный. Правильный. Таких, как вы и как мой дядя впору уже заносить в Красную книгу… А можно того… на нее взглянуть? Или «главврач» – против посещения пациента?
– Что, уже соскучился? – женщина мягко улыбнулась. – А она ничего такая… хорошенькая. Ну иди, проведай свою знакомую. Только не буди ее, пусть поспит еще, ладно?
Краснов вошел в «гостевую». Окно плотно занавешено; на тумбочке, рядом с широкой, добротной деревенской кроватью, горит «ночник». В комнате пахнет травами. Дарья, облаченная в голубенькую ночную рубашку, спала на правом боку, подложив кулачок под щеку. Из-под одеяла высунулась босая нога; Краснов только сейчас заметил, что у этой девушки на лодыжке красуется цепочка… Что-то бликануло в отсвете ночной лампы, вспыхнуло искоркой и погасло. Краснов наклонился, чтобы рассмотреть поближе. Так, так… Какой-то камушек вплетен в эту витую ажурную цепочку, сделанную из «желтого металла». Страз? А может… «брюлик»? Да вряд ли… Камешек-то довольно крупный, каратов в пять-шесть. Скорее всего, «рыжье» настоящее, а вот камень – почти наверняка – бутафорский, страз либо фианит.
Он решил поправить одеяло. Дарья, чуть приподняв голову, довольно внятно сказала:
– Я не сплю. Сейчас… сейчас я встану…
После чего, повернувшись на другой бок, вновь прижалась щекой к подушке и провалилась в глубокую яму сна.
– Дима, я тебе другую одежду приготовила, – сказала Тимофеевна, когда он вышел из «гостевой». – Глянь, ты где-то джинсы свои запачкал! И возле коленки – видишь – порвались! Давай-ка я их простирну, а потом заштопаю…
Краснов надел шорты и клетчатую рубаху – у них с Татаринцевым один и тот же размер одежды. По ходу выяснилось, что у него на правом бедре имеется довольно глубокая ссадина; где-то зацепился этой ночью, или напоролся на что-то в лесопосадке. Он и прежде ощущал, что у него саднит нога чуть повыше коленки, но не придавал этому особого значения… Попросил у хозяйки настойку йода и пластырь. Сам обработал ссадину, сам же ее заклеил полоской бактерицидного пластыря. Ну вот, теперь полный порядок.
– Дима, я тут кое-что нашла в заднем кармане брюк, – женщина протянула Краснову сложенный в четверть лист бумаги и «визитку», на которой был написан номер телефона московского соратника по прозвищу Антизог. – Чуть не постирала эти твои бумажки вместе с джинсами…
– А-а… ну да, конечно. Спасибо, Тимофеевна…
Краснов вышел во двор. Солнце уже порядком припекало, поэтому он сел в тенечке, под полотняным, в форме шатра, навесом, где были расставлены белые пластиковые кресла. Тимофеевна – вот же заботливая душа! – принесла жбан с холодным квасом, кружку и пепельницу. Краснов угостился кваском, выковырял из пачки сигарету, закурил. За всеми этими бурными событиями он как-то забыл об этой записке, что вручила ему минувшим вечером Анна…
Он развернул листок. Записка написана черной шариковой ручкой, аккуратным, чуть наклонным почерком.
Дорогой Дима!
Не знаю, увижу ли тебя до отъезда в Москву, поэтому решила написать эту записку и отнести т в о и м, чтобы передали тебе.
Дим, мне очень жаль, что т а к получилось. Я виновата перед тобой, потому что я тебя обидела, и обидела – незаслуженно. Я очень испугалась в тот момент. Боялась, что может случиться беда, большая беда. Знаешь, я говорила по телефону с т е м человеком… думаю, ты понимаешь, о ком я. Вчера он приезжал сюда, на Вагонную. Я сказала ему, чтобы он не вздумал кому-то МСТИТЬ, не вздумал искать ВИНОВНЫХ. Надеюсь, он меня послушается.
Извини, что так сумбурно пишу. Жаль, что не получилось поговорить, я завтра уезжаю – утренним поездом в Москву. Дима, я никогда не забуду, как ты меня опекал в детстве, словно я была тебе младшей сестренкой. Я тебя люблю… как брата, как одного из самых близких людей. Будешь в столице, позвони мне. Внизу записаны два номера – мой и моей лучшей подруги Юли, через которую можно всегда меня разыскать. Надо будет обязательно встретиться, Дима, поговорить по душам. А то сдавай документы в какой-нибудь московский вуз. Какие твои годы, Дим, вся жизнь впереди?!
Не держи на меня обиду, ладно? Я тебя очень люблю. Целую. Анна.
Краснов перечел записку еще раз. Прерывисто вздохнул, сложил, сунул – вместе с «визиткой» – в нагрудный карман рубахи.
«Эх, Аня, Аня, – подумал он про себя. – Знала бы ты, в какое дерьмо я вляпался…
Почище того мордобоя во время пятничной дискотеки, который так тебя напугал. Да и ты, девочка, и ты «сестричка», играешься, кажется, с огнем. Надеюсь, у тебя хватит ума порвать с тем джигитом, что волочится за тобой. Потому что этот Тахир, судя по всему, преопаснейший тип… хотя я и допускаю, что девушки от него без ума».
