Олег Вихлянцев - Контрольный выстрел
— Я вернусь домо-о-ой! На зака-а-те дня! Напою-у жену-у-у! Обниму-у-у коня-а-а!.. — негромко растягивал слова песни дед.
Я отметил про себя, что Матвей дело знает. Какой был бы с него толк, если б он орал во все горло и созвал сюда шоблу бойцов из особняка? Так нет же, поет, но не до хрипоты, так что в доме его вокальные данные вряд ли оценят. Ёшкин кот! Оценили.
Двери особняка, те, к которым вел дощатый настил, укрывающий нас с Лешкой, отворились. В проеме показались двое. У каждого в руках — автомат.
— Пацаны! — крикнул один. — Чё там у вас?
— Да дед Матвей нажрался как хряк! В гости приплыл! Ха-ха-ха! — ответил один из тех, что находились у лодки.
— Гоните его к корове в трещину! Гость, едрена палка, выискался!
— Да-да, гоните! — посоветовал второй с автоматом. — Конопля сегодня дерганый. Зашибет старика чего доброго.
— Может, помочь? — спросил первый.
Не знаю, как у Лехи, а у меня внутри все оборвалось. Если они сейчас подойдут на помощь прожектористам, а Матвей упрется, процедура выдворения затянется надолго — это раз. Просто убить старика могут — это два. К тому же их четверо. Можем и не справиться. Шум поднимут — кранты.
— Так помочь или нет? — переспросил первый автоматчик.
— Да сами справимся! — ответил один из прожектористов.
— Ну давайте. Только побыстрее.
Двое с автоматами удалились в дом. Мы с Лешкой облегченно вздохнули. Однако же покидать свое укрытие нам было рановато. Те, что пытались выдворить деда Матвея; постоянно оглядывались, и не представлялось возможности подобраться к ним поближе.
— Дедок! Все! Ты надоел! — Прожекторист взял Матвея за плечо и попытался подтолкнуть обратно к лодке. — Проваливай подобру-поздорову.
— Руки прочь от Советской власти! — возмутился старик. — Ишь ты! Грабли распустил! Я домой приехал! Я вернусь домо-о-ой! На закате дня!..
К прожектористу подключился его напарник. Они вдвоем взяли старика под мышки и поволокли к лодке. Дед болтал ногами, кряхтел и сопел. Но силы, понятно, были не равны. Парни усадили его на корму и оттолкнули лодку от берега.
— Греби отсюда! — прикрикнул один. Но грести Матвей по-прежнему не собирался. Он вновь вылез из лодки, очутившись почти по пояс в воде. Схватил свою посудину за прикрепленную к ней веревку и поволок в обратном направлении, то бишь на сушу.
— Может, пристрелим его, а? — предложил один. — Достал уже, козел старый!
— Да погоди ты! — возмутился второй. — Пристрелим-пристрелим! Стрелок выискался! Его вся округа знает. Все местные менты к нему за рыбой катаются. Тут же обнаружат, что дед пропал. Искать начнут. Мозги твои куриные! Пьяный же он, видишь? Лучше дадим по мозгам немного. Протрезвеет в один момент.
— Мужики! — заплетающимся языком обратился к ним дед Матвей. — Ну хоть стакашек на посошок налейте!
— Щас нальем! — угрюмо произнес прожекторист и двинулся к нему, разминая кулаки. Второй последовал его примеру.
Вот теперь — самое время выбираться и нам. Лешка словно услышал мои мысли и достал из ножен длинный узкий клинок. Я тоже взял в руку нож. Убрать этих двоих нужно без шума, не привлекая к себе внимания остальной охраны, поскольку силы явно не равны.
— Вы чаво, мужики?! — в испуге спросил дед Матвей, глядя, как на него надвигаются два здоровенных амбала. — Вы чаво, бить меня собрались? Можа не надотить?
— Ты сам напросился, дедок, — с ухмылкой произнес прожекторист.
— Вперед! — шепотом скомандовал Лешка.
Мы резво метнулись из-под настила, стремясь как можно быстрее преодолеть дистанцию в двадцать метров. Охранники были заняты стариком, и этот обстоятельство работало на нас. Не более пяти метров оставалось пробежать, как вдруг один из них оглянулся.
Вначале он замер от неожиданности, затем стал бестолково хлопать себя по бокам, видимо, стараясь ухватиться за кобуру с револьвером, висевшую на поясном ремне, а потом хриплым голосом вскрикнул:
— Братан, атас! Ниндзя!!! — и, спотыкаясь, попятился в сторону воды.
Второй оказался посноровистей. Он резко обернулся, уже сжимая в правой руке ствол. Судя по его стойке и манере держать оружие, можно было безошибочно определить: этот не промахнется.
Не промахнется в том случае, если мы с Лешкой будем стоять как остолопы и хлопать ушами. Но мы же не остолопы! Я даже не знаю, кто это такие. Эскалоп — знаю, вкусно. А остолоп — понятия не имею. Хотя, наверное, дерьмо.
Так вот, в тот самый момент, когда первый прожекторист-охранник крикнул: «Братан, атас! Нин-дзя!» — а второй резко обернулся с револьвером в руке, Лешка метнул свой нож. В того, который обернулся с револьвером. Тот даже сообразить не успел, откуда накатила смерть.
Второй охранник все пятился и пятился, заходя в воду глубже и глубже. Он стоял уже по пояс в ледяных волнах, когда я подошел к кромке воды и позвал:
— А ну иди сюда, засранец!
— Не пойду! — ответил он, продолжая отступать. Лешка в это время убедился, что первый охранник мертв, а дед Матвей жив.
— Иди сюда, говорю, говнюк!
— А убивать будешь? — спросил он испуганно, понимая, что плыть ему все равно некуда.
— Нет, — говорю. — Только поджопников надаю. В общем, выманил я его из озера. А Лешка усадил уже в лодку деда Матвея, который выпячивал грудь колесом и жутко гордился участием во всей этой заморочке.
— Давай, дедуля, шустро греби отсюда. Спасибо тебе. Даст Бог, свидимся, — сказал на прощание Зво-нарев и подошел ко мне. Я как раз ухватил промокшего прожекториста за шкиряк и посадил жопой на песок прямо перед собой. Его трясло от страха. Или от холода. Не знаю. Мы с Лешкой были по-прежнему в черных эластиковых гидрокостюмах. А это не то что в насквозь промокшей одежде, как прожекторист.
— Ты чего там орал? — спросил Звонарев. — Какие ниндзя?
— А кто ж вы тогда?! — вытаращил глаза охранник, осматривая нашу экипировку.
Нам стоило большого труда не разоржаться во весь голос.
— Ладно, дебил, — сказал Лешка, — ты кто, охранник?
— Ага! — беспричинно радостно кивнул тот.
— Ну, давай, охранник, рассказывай, кто там в доме, что и как?
И тут прожекторист узнал Лешку.
— Леха! Это ты?! — Он попытался вскочить на ноги, но Звонарев жестко припечатал его ногой к песку.
— Сиди, сучара!
— Леха, да ты чё, в натуре, братан?! Это чё, учения?
— Дрочения! — Лешка перетянул из-за спины свое оружие и направил на прожекториста. — Зашибу! Рассказывай, быстро!
Прожекторист тотчас стал чрезвычайно красноречив. Ему позавидовали бы ораторы Древнего Рима.
Тело убитого охранника мы временно затопили под дощатым настилом. Сюда же засунули и второго — живого пока еще, но крепко связанного и с кляпом во рту. И того и другого разоружили. Им-то теперь на фига револьверы? А нам очень даже могут пригодиться.
Тот, которому повезло остаться в живых, рассказал много интересного.
Лариска, к примеру, пытать и мучить — в обычном понимании этого слова — Сашку не стала. Она просто содрала с нее одежду и попыталась навязать розовую любовь. Сашка в процессе расцарапала ей всю рожу и искусала до крови. Тогда рассвирепевшая подружка Конопли принялась душить ее. Но вовремя подоспел Витек и оттащил свою темпераментную пассию. Он пока решил оставить Сашку в живых, но Лариска взяла с него слово, что, когда настанет момент, ей будет позволено пристрелить Сашку собственноручно.
У Сашкиной матери стало плохо с сердцем. Ее кое-как откачали и оставили лежать в баре на диване.
Вадик наотрез отказался расстаться со своими деньгами. Стоя в камере уже по горло в воде, он кричал, что во всем виноват Женька Козаков, что он держит деньги Вадика под присмотром и не разрешает тратить без его ведома ни копейки. Найдите, мол, Казачка, с ним и разговаривайте. Ладно, доберусь и до этого козла.
Тот же прожекторист сказал, что жить Вадику осталось не более получаса. Вода в камере уже подходит под потолок. Успеть бы.
Да, вот еще что! Звонил Костыль. Разговаривал с Коноплей минут пять.
Витек Конопля в открытую заявил, что не собирается платить Жорику никакие штрафные. Подробностей этих переговоров прожекторист не знал, что естественно, но все же ему удалось услышать, что речь шла о китайце. Конопля кричал в трубку, что никакого китайца не знает и знать не желает. И еще кричал, что «ублюдок Вадик» его не интересует и пусть Жорик сам вспоминает, куда дел фирмача.
В особняке находились в настоящее время сам Конопля, Лариска, четверо охранников и двое… нет, теперь уже один прожекторист. Автоматического оружия — две единицы. «Калашниковы». Все остальные вооружены револьверами и пистолетами.
Думаю, со всей этой шлаедренью мы как-нибудь разберемся…
— Хватит думать, — сказал Лешка. Он, зараза, прямо читает мои мысли! — Пошли.