Дон Пендлтон - Разгром в Сент-Луисе
— Это точно, — сказал Бланканалес. — Кто-то разворошил осиное гнездо.
— Вот именно. И этот кто-то — Джерри Чилья со своей карт-бланш от нью-йоркских старцев. Сент-Луис больше никогда не будет спящим городом. Старые добрые времена уже не вернутся. Сент-Луис изменился и перемены необратимы.
— Похоже на то, — согласился Шварц.
— Кстати, омлет хорош, Гаджет.
Шварц триумфально сверкнул глазами на Бланканалеса.
— Благодарю. Все дело в сыре и перце.
— Да, пожалуй сыр и перец в омлете улучшают вкус, — ворчливо признал Политик. — Только не добавляй электронные энзимы и полупроводниковые протеины.
Болан усмехнулся и продолжил:
— Я пытался вести войну на износ. Что ж, этот метод не сработал во Вьетнаме, и я понятия не имею, с чего вдруг решил, что он сработает здесь. Вьетконговцы напоминали мне чертиков в коробке. Закроешь крышку над одним — другой выскочит рядом. Придавишь этого, появится новый. Это бесконечная игра, и я в ней проигрывал. Ну, я и подумал, что здесь — в новом месте и в необычных условиях — мне лучше попробовать новую игру.
Напарники Болана переглянулись.
Бланканалес сказал:
— Нам показалось, что мы усекли в чем дело, когда ты захватил Арти. Но при чем тут Джулио?
— Раз я не могу держать всех чертиков под крышкой, то, по крайней мере, могу сделать так, чтобы из коробки торчали те чертики, которые мне больше по душе. Улавливаете?
Шварц широко ухмыльнулся.
Бланканалес сказал:
— Арти и Джулио более приемлемы, чем Чилья и Аннунцио.
— В том-то все и дело, — подтвердил Болан. — Они старые, от дел почти отошли, так, пощипывают по мелочам и тем довольны — это не волки, стремящиеся пожрать овцу, а блохи, пасущиеся в ее шерсти.
— Но не можешь же ты повсюду играть в эту игру, — сказал Бланканалес.
— Не могу. Возможно, этот метод и здесь не сработает. Но попытаться стоит. Понимаете, раз уж мафия присоединила эту территорию к своим владениям, то назад ее уже не отдаст. Синдикат здесь будет, присутствовать постоянно. Конечно, я мог бы наезжать сюда раз в месяц и мочить всякого попавшегося на глаза гангстера. Но через месяц на этих местах будут уже новые. Ну, шлепну я, положим, Арти с Джулио и всей их бандой. А когда я скроюсь за горизонтом, их место займет Чилья со своей бандой. Шлепну Чилья — прибудут новые. Свято место пусто не бывает. Найдут и Чилья замену, и замену его замене ... и так до бесконечности.
— Перспективы не очень радужные, — заметил Шварц с клоунской улыбкой.
— Хуже того, — продолжал Болан, — всякая новая замена — это стая юных, еще не нажравшихся волков, они ж тут как козлы в огороде все опустошат.
— Ну хорошо, уберешь ты Чилья и сохранишь город за Арти. Но ведь из Нью-Йорка вышлют новую боевую экспедицию, — озабоченно произнес Шварц.
— Тут все зависит от того, как мы разыграем карту Арти, — ответил Болан. — Игра предстоит тонкая, не уверен, что получится. Но попробовать стоит. Надеюсь, что когда я отсюда уеду, город будет в надежных руках. С точки зрения Синдиката. Я хочу, чтобы Арти натянул нос Нью-Йорку. И, может быть, даже пригрозил этим лоснящимся от жира рожам своим высохшим кулачком, чтобы те больше не осмелились прислать сюда нового Джерри Чилья.
— Я уловил расклад, — угрюмо сказал Бланканалес.
— Ты хочешь все представить таким образом, что это Арти побил Чилья, — решил Шварц.
— Вроде того, — сказал Болан. — Ну а теперь, компадрес[2] как я смогу начать разыгрывать эту карту, учитывая то, что случилось с Тони?
За столом воцарилось молчание.
Наконец Бланканалес испустил долгий вздох и сказал:
— Что ж, нам надо просто-напросто отыскать ее и освободить, вот и все.
Болан одобрительно кивнул.
— Прекрасно. Используйте все доступные средства, но отыщите ее. Вы, ребята, лучше меня знаете местность, так что поручаю эту часть игры вам. Гаджет, мне нужна машина.
— Она припаркована рядом с фургоном, — ухмыльнулся Шварц. — Оплачена и доставлена стараниями стоунхенджского ответвления банка «Мафия Интернейшнл». Я ее проверил — машина на ходу.
Болан улыбнулся.
— Отлично. У меня свидание в аэропорту. Через два часа выйду с вами на связь.
Мак нацепил кобуру с «береттой», и Шварц протянул ему пиджак.
Бланканалес сказал:
— Начнем, пожалуй, с прослушивания лент перехвата. Среди записей может оказаться что-нибудь интересное.
Болан согласно кивнул, потом пристально посмотрел на Политика.
— Как голова? — спросил он.
Бланканалес приложил ладонь тыльной стороной ко лбу.
— Это напоминание о том, что нельзя впадать в гордыню, — ответил он, криво улыбаясь. — Пожалуй, это надо записать в плюс, а не в минус.
Болан вышел из фургона с едва заметной улыбкой на устах. Плюсы и минусы — вот к чему в конечном счете все сводилось. И какой же будет окончательный результат сент-луисской разборки? Плюс или минус?
Пока он не знал ответа. Ответ был упрятан где-то там, на улицах города и в головах отчаянных людей, хорошо знавших правила борьбы за выживание во враждебном мире.
А пока Болан брал тайм-аут, увольнительную из этого мира, чтобы уладить кое-какие личные дела в другом мире. Он надеялся, что дело окажется пустяковым, потому что на серьезное у него не хватит ни сил, ни времени. Во всяком случае до тех пор, пока не завершится сент-луисская заварушка. Он вздохнул и вывел новенькую машину на дорогу, ведущую к Эдему.
— Джонни, Джонни, — пробормотал он. — Если бы я только мог рассказать тебе, как чудесен этот мир.
Глава 18
Лео Таррин много лет подряд балансировал на лезвии ножа и уже начинал задумываться: как долго его нервная система сможет выдерживать постоянный стресс. В семье напряженность уже чувствовалась, это точно. Он ухитрялся скрывать свои связи с Синдикатом от Анджелины гораздо дольше, чем можно было надеяться, просто потому, что Энджи была покладистой натурой — верила на слово и не слишком совала нос в дела мужа. До поры, до времени, конечно.
Храбрец Болан изменил положение дел очень круто во всех отношениях. Собственно, первоначальным намерением Болана было пристрелить его, Лео Таррина. Вспоминая тот день, Лео до сих пор ощущает неприятный холодок, ползущий вдоль позвоночника.
Чудо из чудес — спасла его Энджи. Кто бы мог подумать, что она на это способна — схватить револьвер и открыть стрельбу? Подумать только — его Анджелина палит в Мака Болана!
Странные кульбиты временами совершает жизнь — анекдот может круто изменить судьбу человека и спасти его от смерти. Когда угрюмый Болан в тот холодный вечер пришел по его, Лео, душу, ничто из того, что Таррин мог бы сказать или сделать, не способно было его спасти.
В схватке против Болана у Лео не было ни одного шанса. А у кого он был?
На свое несчастье Лео был тем самым «Лео», в поисках которого Болан перевернул вверх дном весь Питтсфилд. И никакие значки и удостоверения ФБР его тогда не остановили бы.
Но Анджелина это сделала. С помощью дамской хлопушки 25 калибра. Она выпустила по Болану всю обойму и один раз даже попала. Лео никогда не расспрашивал Болана про события того вечера, никогда не интересовался, почему он просто не разоружил Анджелину и не довел до конца своего мрачного дела, а вместо того повернулся и ушел. Ясное дело, за свою жизнь парень не раз выслушивал угрозы гораздо более серьезные, чем крики впавшей в истерику женщины с почти игрушечной пукалкой в руке.
Все дело заключалось в том, подозревал Таррин, что Болан был велик не только в смысле внешности, но и душою. Что-то внутри него — не страх, конечно, а нечто более властное — приказало ему отступить перед решимостью слабой женщины спасти жизнь своего мужа. Сочувствие, возможно. Или сострадание. Значение этих слов порядочно поистерлось в наше время, но Лео Таррин считал, что ему понятны эти чувства так же, как и скрытые мотивы поступков Мака Болана.
Как бы там ни было, но после этого вечера Анджелина узнала про его связь с Синдикатом. И поскольку смириться с этим она не могла, пришлось ей рассказать и о работе в ФБР. С тех пор жизнь Лео Таррина стала чертовски запутанной и сложной.
Возможно, Болан был прав. Нельзя жить одновременно в двух мирах. В конечном счете неизбежен крах и тут, и там.
Но, Боже мой, Лео не представлял, ради чего ему жить, если бы не Анджелина и дети. И в этом была главная разница между ним и Боланом. Тот шел по жизни в одиночку и у него имелись веские причины желать этого. У Лео Таррина таких мотивов не было, как не было и оправданий для своей слабости. Ибо, в конечном итоге, это нельзя было назвать слабостью. В этом заключалось различие между ним и Боланом.
Но он всегда восхищался Маком Боланом, и младший брат Мака тоже.
Весь перелет из Питтсфилда Джонни был как на иголках. Одновременно возбужден и испуган. Возбужден предстоящей встречей с братом. Испуган, ибо не был уверен, какой прием его ожидает. Он боялся предстать в глазах брата глупым и незрелым, боялся, что его резко поставят на место. Более всего, наверное, он опасался, что человек, которого он почитал Богом, полностью его отвергнет.
