Игорь Бурлаков - Столичный миф
Поэтому на ночь или садясь за стол Леха телефон всегда отключал. Но в последние дни об этом забыл. Глубоко в сознании жила мысль, что Аллочка позвонит. Или это оттого, что ложился спать засветло?
— Алло. Да. Я вас слушаю, — произнес Леха, не собираясь просыпаться до конца.
— Привет, Леша. — Мягкий голос, глубокий, с похрустыванием хрипотцы на высоких частотах. Занимает сразу весь диапазон. Наполненный голос. Леха рывком сел на постель. Потому что так говорит только Аллочка.
— Лех, я вспомнила, ты же код не знаешь. Запиши. 7-82.
— Подожди, возьму ручку.
От чьей двери этот код? Леха попробовал выкрутиться:
— Давай я лучше за тобой заеду, а?
— Да я уже у тетки сижу, Леш. Надо помочь ей накрыть на стол. Дорогу помнишь или тебя встретить?
— Нина Алексеевна? Конечно, помню. По Ленинскому до дальней «Электроники», потом разворот и направо.
— Да. К четырем успеешь?
— Конечно.
— Пока.
Под внимательным взглядом своей тетки Аллочка осторожно положила трубку на телефон. Боялась спугнуть мир. Он был такой хрупкий…
За окном — море скользящего света между летящего пуха летних туч. Внизу греются на солнышке плоские черные крыши высоких блочных домов Юго-Запада. Яркий сине-белый мир. Из-под потолка, вдоль косяка оконной рамы, вьется пушистая зеленая коса. Еще месяц — и она ляжет на подоконник. Полгода назад Аллочка привезла тетке росток; зеленый колобок размером с яйцо. Хрупкий, рассыпается в руках. Аллочка вспомнила, что тогда она приехала вместе с Лехой. Это он пристроил белую коробочку с землей над окном.
На столе — две чашки чая, сахарница с длинной серебряной ложкой и вазочка с печеньем. А на Аллочку внимательно смотрела из-под полуопущенных век Нина Алексеевна.
Аллочкина тетка прошлой зимой схоронила мужа. Осенью перенесла инфаркт. После больницы перебираться к детям не захотела, предпочитая жить хозяйкой в своей квартире. Худая, бледная, бродила она весь день по пустым комнатам. Слушала, как по стеклу скатываются капли дождя, как в батареях журчит горячая вода, как в кухонной вытяжке подвывает ветер — единственный собеседник ее грустных дней.
Три дня назад Нина Алексеевна решила собрать родню на свои именины. Хотя, старая атеистка, она, разумеется, церковные праздники ни ставила ни в грош. Просто решила вдруг, первого мая под утро, что до своего дня рождения она не доживет. Старикам иногда мнится и не такая чушь. Но на близких в последний раз ей хотелось посмотреть. И конечно, Аллочка, любимая племянница, не могла не приехать помочь накрыть стол.
Иногда с чужим человеком проще поговорить о том, о чем полагается знать только очень близким людям. Так бывает. Жаль. И бывает чаще, чем стоило бы. Аллочка, наверное, скорее удавилась бы, чем рассказала о настоящих причинах скандала с Инфекцией своей матери. Хоть именно мать водила ее раз в полгода к своему гинекологу. Честно рассказать все и поверить совету она могла только одному человеку — Лехе. Совсем недавно она поняла, что других близких людей у нее в общем-то и нет. Но это сейчас было совершенно невозможно. И, догадываясь о том, что этот вариант все-таки, несмотря ни на что, самый правильный и самый эффективный, она вдруг выложила тетке все.
Тетка поставила чашку на стол, звякнув немецким фарфором, предпоследней оставшейся чашкой из трофейного сервиза, привезенного дедом. Последняя чашка была в руках у Аллочки. Тетка слегка улыбнулась. Потом, не тратя ни секунды на размышления и обдумывание, скучным голосом просто перечислила, одно за другим, остальные обстоятельства дела:
— Сегодня съедутся родственники, и они ждут, что ты, Аллочка, будешь с женихом. Потому что тебе, Аллочка, пора замуж. Такого жениха, как Леха, скоро не найти. А время не ждет. Посмотри вокруг: масса девиц с завышенными требованиями выходят замуж за Бог знает кого, когда их надежды не сбываются. Поэтому ты должна поступить разумно. Родня ждет, что ты поступишь мудро. Иначе тебе придется выходить замуж за гораздо большую свинью. Так ведь, Аллочка?
Аллочка подумала-подумала и кивнула.
— Что касается мужиков вообще… — Тетка поджала тонкие губки: — Они все свиньи. Насчет этого глупо иметь иллюзии.
Тут тетка смолкла, хотела что-то добавить, но все-таки, подумав, не решилась. Аллочке показалось, что она вспомнила о том, как много лет назад чуть не развелась со своим ныне покойным мужем — что-то такое Аллочка слышала мимоходом, вскользь.
Тетка отпила чаю и продолжила:
— Живые люди, надо сказать, вообще не сахар. А скандал с Инфекцией просто непристойность. В сущности, еще неизвестно, чью семью он характеризует хуже: Лехину или нашу. Инфекция поступила дурно, это верно. Но она мне такая же племянница, как и ты, Аллочка. Кроме того, другой родной сестры у тебя нет и не предвидится. Лучше такая родная сестра, чем никакой. Ты согласна?
Аллочка кивнула. Она думала о Лехе, поэтому тетку слушала с пятого на десятое. Душа Аллочки была, скорее, мечтательна, чем меркантильна. В двадцать три гораздо больше иллюзий, чем в шестьдесят. Вернее, кое-что видишь отчетливей и яснее, чем когда-либо после — когда время наденет те или иные очки. Для жизни они полезны — не задумываясь, говоришь: «Так не принято. Не положено. Она не нашего круга», но поле зрения они сужают совершенно безнадежно. Аллочка еще не успела этими очками обзавестись, потому что была еще очень маленькая, и оттого видела многие вещи как они есть. Она смеялась, когда ей было смешно, она плакала, когда ей было больно, она повизгивала, когда ее хорошо ласкали.
Мир Нины Алексеевны, где законченные стервы живут ради денег с законченными свиньями, был Аллочке чужд. Она так жить не собиралась, потому что у нее не было такой нужды в деньгах.
Аллочка хотела Леху, но, дотронувшись до него сейчас пальцем, она бы отдернула руку. Аллочка хотела Леху, но не знала, как это сделать. Аллочка лишь чувствовала напряжение и невозможность справиться с этим напряжением.
И позвонив Лехе, она поняла, что поторопилась. Может быть, пройди день или два, все само собою стало бы прежним. Вздохнула: кто знает? Кто знает, что еще натворит этот балбес?
К счастью, мир кухни — салатов, ветчины и сыра, который надо было резать, зелени, которую надо было мыть, вскоре ее отвлек. Одно женское занятие перетекало в другое, и мысли о Лехе ушли до поры.
Леха посмотрел на часы: три ноль три. Еще можно жить. Холодный душ прогнал сон до конца. Леха мылся, Леха брился, Леха начищал зубы. Выдавил на ладонь голубоватый гель из прозрачного тюбика, размазал по зачесанным назад волосам. Пусть блестят.
Аллочкиным родичам он нравится. И, чтобы доставить ей удовольствие, сегодня Леха будет выглядеть как принц. Она это заслуживает. А с именин он отвезет ее к себе домой, и всю ночь у них будет праздник. Даже не верится, что через час он ее увидит, что сядет рядом, что поцелует в щеку, когда войдет.
«Ух, Аллочка! Ну я до тебя доберусь сегодня!» — думал Леха, надевая рубашку.
Выбрал светлый пиджак. Май уже почти лето. Галстук с сиреневым всполохом. Может, тает кристалл, оплывает гранями. Может, голубая роза. Не поймешь, что там, на скользком шелку. Голубое пламя. Блик. Немного приспустить узел, пусть воротничок ляжет свободно.
До выхода — десять минут. Леха уже просчитал, когда сядет в машину, когда из тоннеля под Октябрьской площадью поднимется на Ленинский проспект, когда оставит слева памятник Гагарину…
Говорят, советы не любили авангард. Не тут-то было. Один памятник на площади Гагарина чего стоит. Этот блестящий монстр — брат металлического Меркурия из Рокфеллер-центра, отсвечивает полированными боками и тем сильно огорчает реалистов. Советская власть любила авангард. Казимир Малевич, автор «Черного квадрата», тут как-то украшал Красную площадь к ноябрьскому параду. Но, как всякая настоящая любовь кое в чем парадоксальной до абсурда русской души, она была раньше очень хорошо и со вкусом скрыта.
…И когда доедет по Ленинскому проспекту до Юго-Запада. В запасе есть десять минут. Что можно еще полезного успеть сделать? Леха вспомнил, что Аллочкина тетка любит ирисы. Надо найти ей букет. Без букета в гости нельзя.
Пожалуй, сначала надо завернуть на Таганку — хороший магазин рядом с гастрономом, только там одностороннее движение — ладно, выберемся через двор. Если там ирисов нет, то, как раз по дороге, притормозить у «Таганской»-кольцевой. Вроде там можно останавливаться. Если и там их нет, значит, придется посмотреть на Октябрьской. Но это запасной вариант. Или, в крайнем случае, завернуть на метро «Юго-западная».
Леха напрочь забыл про завтрак и только что не приплясывал, спускаясь со своего второго этажа. Не дождавшись, пока мотор полностью прогреется и зеленая лампочка погаснет, тронул педаль и выскочил через арку в переулок и свернул на кольцо. Переехал мост через Яузу, объехал справа въезд на эстакаду над Ульяновской улицей, развернулся под эстакадой и ушел в переулки. И через две минуты, через двор, по тротуару, Леха подобрался к цветочному магазину.
