Джек Хиггинс - Дань смельчаку
— Для нас она более полезна — не знаю, может быть, ты сможешь подобрать эпитет получше — в мертвом виде, чем в живом.
— Сволочь ты, — сказал я. — Ведь в конце концов твоя идея не сработала, а девушку убили...
— Но генерал все еще у меня, а больше ничего и не требовалось. На войне как на войне. Наши стороны вовлечены в нее, хотим мы этого или нет; на войне люди умирают, а как они это делают — не валено. Мы победим, вы проиграете. И все потому, что история на нашей стороне.
Как странно: эти слова я уже слышал однажды, но тогда их говорила Мадам Ню. Те же фразы, та же напыщенность, та же неколебимая уверенность в идее.
Полковник встал, затушил сигарету и официальным тоном произнес:
— Сейчас же, боюсь, должен буду вас покинуть.
В других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями, но сейчас мы враги.
Он быстро вышел, а Пай-Чан следом. Я беспомощно сидел в кресле, безуспешно напрягая кисти рук и стараясь высвободиться. В комнату вошел Пэндлбери. На нем были брюки и свитер-поло. Когда он наклонился за сигаретой, я заметил трясущиеся руки.
— Не стоило вам сюда приезжать, — сказал он. — Очень глупо.
— Что они собираются со мной сделать?
С некоторым трудом ему удалось закурить, а потом, выпрямившись, он стал пялиться на меня с неподдельным ужасом.
— Слушай, ради Бога, скажи мне самое худшее. Только соберись с духом и не наложи полные штаны.
— Хорошо, — ответил он. — По ту сторону рощи, что за домом, есть озеро. Шестьдесят футов глубиной. На дальнем его конце — старая каменоломня.
— Все, можешь остановиться, — оборвал я. — Дай-ка самому догадаться. Вы с Пай-Чаном отвезете меня на лодке на середину, а затем перекинете через борт. С пятьюдесятьюфунтовой цепью, намотанной на лодыжки. — Я рассмеялся ему в лицо. — Дурень ты все-таки первостатейный. Знай, милок, что после меня порешат тебя. Сам слышал приказ Чен-Куена.
Лицо Пэндлбери побелело.
— Ложь.
— Можешь считать как заблагорассудится. — Я пожал плечами. — Я бы сказал, что это вполне логично. Ты слишком много знаешь.
Он медленно проговорил:
— Не могу поверить. Нет, неправда. — Затем в голову ему, видно, пришла какая-то мысль, потому что лицо его осветилось. — Ты действительно лжешь. Я знаю. Потому что если бы они переговаривались, то на китайском. Так всегда делают.
— Это очень полезное приобретение я подцепил в Северном Вьетнаме, — произнес я на кантонском наречии. — Как произношение?
В полном ужасе он уставился на меня: рот открылся, слова застряли в глотке. И в этот момент появился Пай-Чан. Подняв меня из кресла, он вытолкнул в коридор. По узкому проходу мы двинулись в глубь здания, а когда зашли достаточно далеко, китаец отворил одну из дверей и пихнул меня внутрь. Я успел увидеть крошечный чулан, но дверь моментально закрылась, оставив меня в полной темноте. Подождав несколько минут, пока привыкнут глаза, я принялся аккуратно обследовать помещение, делая зараз всего один шаг. Оказалось, что шкаф, стоящий в чулане, пуст, поэтому я присел, прислонившись к стене, и принялся напрягать кисти рук.
* * *Примерно через час дверь в чулан снова распахнулась, и на пороге объявился Пай-Чан. На нем была голубая морская анарака, и выглядел он вполне компетентно, когда вышвырнул меня в коридор и принялся пихать в спину, гоня перед собой.
В холле нас поджидал Пэндлбери, выглядящий крайне нелепо в старой штормовке, которая была ему явно велика. Нелепо и напряженно.
Он нервно посмотрел на меня, затем опустил глаза, когда Пай-Чан выпихнул меня из дверей на дождь. Пэндлбери зашаркал позади, и китаец с непроницаемым лицом подождал его у подножия лестницы, прежде чем отправиться через лужайку перед домом.
Дождь лупил без перерыва: когда мы подошли к озеру, я учуял гнилостный запах разложения, а затем из тьмы выплыл неясный силуэт старого лодочного сарая. Отодвинув засов, Пай-Чан открыл одну створку массивных деревянных ворот. Он прошел вперед, раздался щелчок, и из проема выскользнул луч света.
Сарай нависал над водой, а узкий пирс выдавался еще дальше. На самом его конце горела единственная лампочка, зажженная, видимо, тем же самым выключателем, одновременно с лампой в сарае.
В поле зрения оказалось несколько весельных яликов плюс накопившаяся за годы рухлядь. Но Пай-Чан схватил меня за руку и отправил дальше, к самому концу пирса.
Там была принайтована старая лодка с веслами, положенными внутрь, наполовину наполненная водой, насколько я мог судить. Дождь хлестал по мокрым доскам, и наши шаги звучали гулко и протяжно.
Пай-Чан швырнул меня на кучу старого гниющего тряпья и приказал Пэндлбери:
— Смотри за ним. Я за лодкой.
Когда он отошел, я едва слышно обратился к Пэндлбери:
— Неужели не понимаешь, что никогда больше не увидишь своего дома? Я единственный человек, который может тебе помочь.
В болезненном желтом свете лампы он выглядел просто ужасно. Так, будто мог в любую секунду умереть от страха. И снова его руки тряслись.
— Что же мне делать? — спросил он хрипло.
— Осталось примерно полминуты, чтобы решиться, — бросил я с отвращением. — Советую их не терять.
Пай-Чан спустился по шестифутовой лестнице в лодку и снова стал подниматься, гремя подошвами по ступеням. Пэндлбери припал на колено за моей спиной. Послышался щелчок открывающегося выкидного ножа, я заметил, как его рука пошла вверх-вниз, и мои путы спали.
Пай-Чан быстро кинулся вперед:
— Что тут происходит?
В полутьме он наклонился, чтобы проверить, и я взвился вверх, схватив его за глотку. Это было страшной ошибкой, ибо кровь в онемевших руках практически перестала циркулировать и настоящей силы в них не было. Хватать за горло вообще занятие неблагодарное, и делать это нужно тогда, когда ничего другого не остается, поэтому Пай-Чан совершенно не растерялся, что и продемонстрировал, сграбастав меня за отвороты полупальто, и, упершись ногой в живот, швырнул через себя.
Я головой вошел в воду. Ума хватило на то, чтобы не выныривать, а переплыть на другую сторону пирса и там потихоньку высунуться из-под воды. Рядом оказалась вторая лестница, и, не производя ни единого звука, я поднялся по ней, выглянув за край.
Слева на одном колене стоял совершенно перепуганный Пэндлбери, а Пай-Чан вглядывался в темную воду озера. В руке он сжимал автоматический пистолет.
Возле лестницы на гвозде висел лодочный крюк. Схватив его, я перекинулся на пирс и помчался вперед. Но тут же припал на колено: нога поехала по мокрым доскам. Пай-Чан развернулся, наставив на меня пистолет. Я неуклюже рванулся к нему и прыгнул, метя крюком под горло: в данной ситуации больше ничего не оставалось. Китаец издал короткий сдавленный крик и спиной рухнул в воду.
Я несколько минут шарил во тьме концом лодочного крюка, но вскоре понял, что Пай-Чан больше не всплывет. Пэндлбери мешком валялся на краю пирса, уткнув в руки лицо, и, похоже, плакал: плечи неровно вздымались. Я рывком поднял его на ноги и хорошенько встряхнул.
— Для начала было бы недурно прекратить истерику. Куда отправилась наша милая компания? — Он, наш новый мессия, явно не желал говорить, поэтому я цапнул его за глотку. — Можешь выбирать: остаться или последовать за своим приятелем.
— Нет, Джексон, ради всего святого, нет, — пробулькал он. — Я расскажу вам все, если пообещаете меня отпустить.
— Договорились, — кивнул я. — Начинай.
— Недалеко от Линди, в восьми-девяти милях от побережья Дэвона, есть островок под названием Скерри. Примерно четыре года назад его оккупировала группа буддистских монахов. Они выдавали себя за беженцев из Тибета, но на самом деле являлись частью разведывательной команды Чен-Куена, оперировавшей в Западной Европе.
— Ты уверен?
Он принялся кивать, словно китайский болванчик.
— Я сам был там пару раз.
— Значит, сейчас Чен-Куен направился именно на Скерри?
— Именно. Набережная Коннорса недалеко от Хартленд-Пойнта — вот откуда он отправится на остров.
Я хорошенько обдумал его слова — дождь, видимо, был не прочь меня утопить.
— Где они оставили — если оставили — ту машину, в которой я приехал?
— В гараже. Отделавшись от вас, мы должны были вместе с Пай-Чаном поехать в ней вслед за ними.
— Великолепно, — сказал я. — Тогда — в путь.
Он с ужасом отстранился:
— Вы же сказали, что я смогу уйти. Пообещали...
— Знаю, — проговорил я мрачно. — Но все дело в том, что я кошмарный врун. И мне очень хочется к утру прибыть на набережную Коннорса, поэтому я решил прихватить тебя с собой — просто чтобы проверить, правду ли ты говоришь.
Тут он сломался окончательно. Его допекла моя ложь. Сил у Пэндлбери осталось лишь на то, чтобы ставить одну ногу впереди другой.
Мы зашли в дом, где задержались ровно настолько, чтобы я смог переодеться в сухое, и через четверть часа выехали к набережной Коннорса.
