Сергей Зверев - Идеальный агент
Выпуски новостей практически всех каналов начинались с обсасывания неожиданного исчезновения российского специалиста из «Госнефти». Высказывались предположения, строились прогнозы, затем показали репортаж с места обнаружения автомобиля и труп водителя. Увлекшись репортажем, он не заметил, как Дайна вышла из душа.
– В первую очередь затягивание конфликта выгодно русским, – раздался ее голос за спиной Алекса. – Не удивлюсь, если окажется, что этот так называемый русский специалист завтра выплывет в стане бандитов.
– Конечно, экономически русским выгодны высокие цены на нефть, но не думаю, что они будут строить на этом свою государственную политику, в смысле поддержания конфликта. На это они не пойдут, не такие они дураки. У нас, в Лэнгли, известно, кто на самом деле этот похищенный специалист – Круглов, и в Москве наверняка уже знают, что мы знаем. Так что кого-кого, а Круглова использовать они уже не могут, даже если предположить невероятное – руководство Кремля участвует в эскалации конфликта.
– Я думаю, у тебя будет возможность убедиться в обратном, – сказала Дайна, вытирая голову полотенцем.
– Почему ты так решила? Тебе что-то известно? – спросил Алекс, повернувшись к ней.
– Просто… мне так кажется, – ответила она, немного затянув с ответом.
«Она что-то знает, но не говорит. Тут что-то не так. Ладно, разберемся», – подумал Алекс, а вслух сказал:
– Ну-ну.
– Да ну ее к черту, эту работу! Давай расслабимся. Мы сегодня едва остались живы, и это стоит отметить, – сказала Дайна, выключая телевизор.
Виски и душ привели Дайну в относительный порядок. Она даже занялась приготовлением ужина, хлопоча на кухне в тонком шелковом халатике небесно-голубого цвета. Наблюдать за ней было крайне приятно.
Пока Дайна накрывала на стол, Алекс также воспользовался душем. К его возвращению стол был накрыт, верхний свет притушен, по комнате разливалась тихая мелодия одной из сонат Бетховена. Какой именно, он не знал, но точно не Лунной.
– Прошу!
– С удовольствием!
Ужин прошел, как пишут в официальных отчетах, в теплой непринужденной обстановке. Сначала они сидели друг напротив друга и говорили о литературе, музыке, живописи. Дайна оказалась довольно образованной, умной и приятной собеседницей. Выяснилось, что она прекрасно разбирается как в современной, так и в классической литературе, неплохо знает мировую историю и имеет собственное, оригинальное мнение – возможно, излишне максималистское, но для ее возраста это было простительно.
Она восхищалась юмором Джерома, но совершенно не понимала, как можно смеяться над Чаплином или рассказами Чехова.
– Ведь в каждом жесте и взгляде этого «маленького человека», – с жаром почти кричала Дайна, – как и в каждой строчке Чехова – трагизм и безысходность, несмотря на весь их юмор.
Она не воспринимала всерьез любовных переживаний Ромео и Джульетты, но ее глубоко тронул «Король Лир». Дайна состояла, как оказалось, из противоречий. Алекс слушал ее и улыбался, она все больше и больше ему нравилась.
Она, по ее признанию, не любила Толстого, не разделяла его взглядов, Анну Каренину считала «истеричной, эгоистичной сукой», но прочитала ему практически наизусть первую страницу толстовского «Воскресенья» о том, как приходу весны и этому миру, созданному для любви и счастья, радовались только дети и животные, считая только это единственно важным.
– «А люди, большие взрослые люди, продолжали мучить себя и друг друга, считая важным не весну, не этот божий мир, созданный для любви и радости, не липкие едва распустившиеся листочки, а они считали единственно важным лишь их собственные, ими самими придуманные законы и условности», – с чувством пыталась цитировать Дайна.
– Я не уверена, что это точно по тексту, но смысл именно таков. Жаль, что я читала его только на английском, но русский выучить, по-моему, вообще невозможно, во всяком случае, у меня не хватило терпения. Вот и мы считаем важным совсем не то, что действительно важно, – с грустью продолжила Дайна.
Алекс решил, что пора прекращать эти философские откровения, а то вечер начал переставать быть томным.
– За единственно важную вещь в этом несовершенном мире, за любовь! – предложил он тост, как бы ставя точку на сентиментальных излияниях Дайны.
По мере накопления количества тостов и, соответственно, уменьшения содержимого бутылки виски, обстановка становилась все более и более непринужденной, а стулья их сближались и сближались. Разговоров о высоком они больше не заводили. Глаза Дайны блестели все ярче, движенья ее становились плавнее, а небесно-голубой халатик, совершенно случайно, конечно, распахивался все чаще и чаще.
«Пора!» – подумал Алекс и пригласил даму на танец.
Танцем это можно было назвать только с большой натяжкой, а, возможно, наоборот – как раз то, что они делали, и было настоящим танцем, ведь в основе всех танцев в конечном итоге лежит сексуальность. Танец был это или нет, но они, тесно прижавшись друг к другу, медленно кружили по комнате, стараясь попасть в такт музыке и задеть как можно меньше предметов интерьера.
Правая ладонь Алекса как бы сама собой скользнула с талии партнерши на бедро, в ответ Дайна еще плотнее прижалась к нему, повернувшись так, чтобы чувствовать бедром его возбуждение, и она его почувствовала.
Оба партнера были завидно молодыми, но достаточно взрослыми людьми, не отягощенными комплексами, и прекрасно понимали, что происходит в данный момент и что произойдет дальше. Танец был началом любовной прелюдии.
Действительно, каким же нужно быть ханжой, чтобы предположить обратное. Разве могут двое молодых, здоровых, красивых людей противоположного пола, не испытывающие друг к другу как минимум отвращения, оказавшись поздним вечером наедине, в полутемной комнате, ограничиться разговорами о политике и искусстве, о работе – пусть даже они коллеги, и бейсболе – пусть даже они американцы.
Алекс был умело-нетороплив и ласково-осторожен, помня о ране партнерши. Он убрал правую руку с бедра девушки и положил ее ей на плечо. Теперь он левой ладонью гладил бархатистую кожу внутренней поверхности того же бедра, постепенно поднимаясь. Рука двигалась по ноге медленно, слегка массируя гладкую кожу, то опускаясь, то возвращаясь немного выше прежнего места, и вот, наконец, его большой палец коснулся мягких волос и стал влажным от желания Дайны.
– Извини, я на минуту, – сказала она, явно с сожалением отстраняясь от Алекса, и направилась ванну.
А он только этого и ждал. Как только захлопнулась дверь ванной комнаты, Алекс быстро достал из своей сумки небольшой пузырек и капнул несколько капель в стакан Дайны.
Это было снотворное нового поколения, действовало оно не моментально, а только через два часа. Ни вкуса, ни запаха, ни каких-либо побочных эффектов оно не имело, с алкоголем не взаимодействовало. Утром Дайна проснется свежей и отдохнувшей и ей в голову не придет, что столь крепкий сон был вызван не совсем естественными причинами. А он за это время, возможно, успеет выяснить, что же известно его соблазнительной подруге такого, что она не хочет говорить даже ему.
Глава 23
Саудовская Аравия, Эр-Рияд, дворец шейха
Джорджа Хемптона встретили как высокого гостя – со всеми почестями. Во дворец шейха Хамида его привез длиннющий белый лимузин, за лимузином следовали несколько машин охраны.
Пока ехали по улицам Эр-Рияда, Хемптон сквозь тонированные стекла рассматривал городской пейзаж, и он не производил на него особого впечатления, он вообще не очень любил Восток. Как ни странно, в столицу Саудовской Аравии Хемптон попал впервые, но она его не интересовала, а интересовало его только одно: предстоящая встреча с шейхом Хамидом.
Лимузин подкатил по узкой улочке к высокой белой каменной стене и плавно остановился. К изумлению Хемптона, часть стены бесшумно ушла в сторону, и автомобиль, шурша шинами по мелкому гравию, вкатил во дворец.
Невесть откуда появившийся слуга услужливо распахнул дверь лимузина, выпуская Хемптона. Шейх Хамид уже ожидал гостя, стоя между фонтанами, на лице его играла радушная улыбка.
Выйдя из лимузина, Хемптон ступил на мраморный пол двора, предваряющего вход в здание. Двор был огромен, пол его был выложен мраморной плиткой с замысловатым восточным рисунком и блестел, как стекло, всюду журчали фонтаны, обильная растительность не давала рассмотреть фасад здания, если это был действительно фасад.
– Рад приветствовать вас, мистер Хемптон, в моем скромном жилище. Прошу! – поздоровался шейх, указывая рукой куда-то в заросли.
«Скромное жилище!» – про себя возмутился Хемптон, здороваясь с шейхом.
Они вошли в нечто, напоминающее аллею, и попали в просторный полукруглый холл, из которого веером расходились несколько коридоров.
