Андрей Ростовский - Русский синдикат
Бонифаций был безграмотен и, если писал своим корявым почерком, то в каждом слове делал чуть ли не по три ошибки. Но в нем жила торгашеская натура и в перестроечные времена он смог открыть хороший мясной цех, а так как он отличался завидным упорством и трудолюбием, то на волне первых кооперативов и повсеместных рынков-базаров смог сколотить довольно приличный капиталец.
Мой же Саша не придавал деньгам особого значения. Он жил безбедно, но зарабатывать большие деньги не стремился. У него, конечно, были и машина, и модный гардероб, и деньги на путешествия и рестораны, но в материальном отношении он Бонифацию проигрывал.
Бони же разъезжал на шикарных автомобилях, строил большой загородный дом, рисуясь, раскидывал деньги направо и налево, а если послушать его разговоры о грядущих перспективах, то казалось, что перед собеседником сидит будущий Рокфеллер или Морган.
Я воспитывалась в небогатой семье и, честно говоря, завидовала детям из более обеспеченных семей. Еще в школе решила, что стану богатой, и когда произошел очередной скандал между мной и Сашей и он попросил Бонифация отвезти меня всю в слезах домой, то его «преданнейший» друг, вместо того чтобы помочь нашей проблеме и помирить нас, стал убеждать меня, что с Александром у нас жизни не будет, что я ему не нужна и что рано или поздно он меня покинет. Бони умел так гипнотически убеждать, что в конце концов я ему поверила.
Я решила, что лучше жить с нелюбимым, пусть даже со страшилкой и неучем, но купаться в роскоши и удовольствиях, чем страдать с любимым.
— Что, неужели настолько было тяжело с твоим Александром? — поинтересовалась Марина.
— Честно говоря, убедить меня, что все так плохо, сумел именно Бонифаций. Сейчас же я вспоминаю, что помимо отвратительных ссор и скандалов у нас были моменты счастья и радости. Моменты истинной любви, коей потом мне испытать не удалось.
Но я сделала свой выбор и попыталась компенсировать любовь благополучием и материальным достатком. Не буду рассказывать, каким потрясением, как гром с ясного неба, был мой шаг для Александра. Словно кирпич неожиданно упал ему на голову. Он жутко страдал и, когда понял, что прошлого уже не вернуть, уехал, и больше я его не видела.
Бонифаций же, врать не буду, пытался полностью ублажать меня. Что оставалось ему, убогому, чтобы удержать меня, ведь я всегда могла упрекнуть его в том, что он разрушил мою любовь. Но Бони не рассчитал своих сил. Его время, время торгашей и базарных воротил, подходило к концу, а на новый этап, когда пришло время грамотных специалистов, у него не хватило ни сил, ни знаний. Обещания золотых гор и радужных перспектив оказались пустыми словами, несбыточным миражом и овечьим блеянием.
Тогда Бонифаций начал метаться из стороны в сторону. Он был готов пойти на все, чтобы заработать деньги, пытался обмануть чужих, но чужие ему не верили, тогда он стал обманывать своих. Это ему поначалу удавалось, но вскоре «своих» у него не осталось.
Бонифаций везде стал получать затрещины и оплеухи, но, как я говорила раньше, он обладал удивительным даром убеждения. Мог без мыла залезть в задницу практически любому и этим умело пользовался. Убедив кого-то в чем-то и получив деньги, он нагло и бесцеремонно кидал доверявших ему людей.
Вот так мы метались с ним из города в город. Я проклинала тот день, когда меркантильный интерес во мне перевесил истинные чувства. С какой стороны ни посмотри, какие самооправдания ни придумывай, я в глубине души все же понимала, что предала свою любовь и человека, который меня любил, каким бы плохим я ни пыталась сделать его в своем воображении. За это, видно, и наказывает меня Бог.
Дальше стало еще хуже. Однажды Бонифаций попытался опрокинуть на большую сумму тех людей, с которыми бы не следовало этого делать. Устав прятаться по разным городам России, продав последнее, что у нас было, мы смогли переехать в Стамбул к его дальнему родственнику. Но вопреки ожиданиям моего мужа, мы его родственнику были не очень-то нужны, хотя лично на меня он регулярно поглядывал с похотливым вожделением.
Мы с трудом сводили концы с концами. Бони пытался подрабатывать и поваром, и грузчиком, и официантом в захудалом ресторанчике. Он пробовал торговать в районе, в шутку называемом «Африка», пытался втюхивать челнокам лежалый товар. Но даже в Турции его вычислили кредиторы. Бонифация сильно отмутузили и поставили срок — месяц, для того чтобы расквитаться с долгами.
Он стал метаться, рваться, и у него окончательно помутнело в голове. Он начал разговаривать сам с собой, мочиться ночью в постель и истерично кричать на меня без всякого повода. Взгляд его стал мутным и бессмысленным. Во время очередного приступа мы с его дальним родственником вызвали «скорую помощь», и врачи поместили его в психиатрическую лечебницу.
Я осталась без средств к существованию. И уже со страхом думала, что придется пойти на поклон к его похотливому родственнику. Понятно, чем бы все это закончилось. Но, слава богу, я встретила в районе университета одного старого знакомого. Он взял меня с собой в Италию и познакомил там с людьми, которые, в свою очередь, протежировали меня в тот самый офис, из-за которого мы познакомились с Феликсом.
— Ну а как же с твоим мужем? — поинтересовалась Марина.
— Вообще то, мы наказаны за ту подлость, которую совершили. Он по отношению к своему другу, я по отношению к своему любимому. По крайней мере я спокойна, что в психиатрической лечебнице его не будут доставать кредиторы. Да и кому он такой нужен? Я же, если сумею заработать денег, смогу посылать ему некоторые суммы, чтобы облегчить его существование. Я его никогда не любила и в итоге была жестоко наказана за тот меркантильный шаг, который сделала. И я не знаю, как объяснить свое появление в Париже. Я понимаю, что этим обязана Феликсу. Но почему он сделал мне такой подарок? Честно говоря, после моих роковых ошибок я не надеялась на то, что в моей жизни произойдут такие перемены к лучшему. Может быть, судьба дает мне еще один шанс?
— Мне кажется, имя этому шансу Феликс, — загадочно улыбнулась Марина.
— Но почему? За что мне такой подарок судьбы?
— Не знаю, не знаю… На все есть свои причины. А как же твой Александр? Ты что-нибудь слышала о нем? — спросила Марина.
— Я слышала, что Саша стал чемпионом. Занимал призовые места в Европе и даже в мире. Мне рассказывали, что он много страдал, но потом завел семью и живет где-то во Флориде.
— А ты бы не хотела попытаться найти его? — поинтересовалась Марина.
— Нет смысла, — грустно потупила глаза Ольга и глубоко вздохнула. — Он никогда не смог бы простить предательства. Ведь недаром гласит китайская мудрость: «В одну реку два раза не ступить».
Оля еще раз тяжело вздохнула и задумалась о чем-то давно минувшем и безвозвратно утерянном.
Сицилийский дон
Перестрелка в Венеции и похищение Тарасюка громким эхом отозвались в семье Гамбино. Именно они стояли за Евгением Валерьяновичем в Италии и отвечали за его безопасность перед колумбийцами и китайской «Триадой» на Апеннинском полуострове.
Назревала серьезная межклановая война между двумя итальянскими семьями — Дженовезе и Гамбино.
Джино Кастелано сознавал, что правда на стороне клана Дженовезе и что они своими боевыми действиями возвращают украденные у них деньги, тем не менее при захвате Тарасюка в его офисе были ранены, причем двое смертельно, четверо представителей мафиозной семьи Гамбино.
Он понимал, что война уже началась и она может перерасти в кровавую междоусобицу. Но, ворвавшись в офис к хохлу, им ничего не оставалось, как открыть огонь, и если бы они этого не сделали, то сами стали бы мишенями для пуль противника. Война есть война, а без жертв она не бывает.
Когда Джино Кастелано пригласил к себе дона Карло, он уже знал, о чем пойдет речь.
— Джино, я сегодня долго разговаривал по спутниковой связи с моим двоюродным братом доном Фрэнки Дженовезе, твоим боссом. Мы вместе с ним пришли к общему мнению, что нам нет смысла развязывать войну с семьей Гамбино.
Дон Карло, поперхнувшись дымом от кубинской сигары, долго откашливался, а затем продолжил:
— Сейчас, дорогой Джино, уже далеко не те времена, когда мы с автоматами наперевес могли участвовать в горячих уличных схватках. Теперь кровавая бойня чревата не только потерей наших людей и денег, но и открыто компрометирует нас в глазах государства. Не важно, Америка это или Италия. Так что нам этого допустить нельзя.
Дон Карло, глотнув очередную порцию ароматного дыма, внимательно посмотрел в глаза Кастелано.
— Что ты думаешь по этому поводу, Джино?
— Что я могу сказать, дон Карло, — пожал плечами итальянец. — Война ведь уже развязана. Мы ведь не виноваты, что Гамбино спутались с колумбийцами и узкоглазыми. И нет нашей вины в том, что они помогали им скрывать ублюдка, который бессовестно похитил наши деньги. Они получили то, что заслуживают, и если в дальнейшем они захотят развязать с нами войну, мы готовы постоять за наши интересы! — резко закончил Джино.
