Михаил Шалаев - Сокровище Джунаида
— Порсы, зачем тебе это надо? Смотри — как бы не пожалеть.
— Ты мне угрожаешь? — участковый был поражен.
— Нет, предупреждаю, — Гульнара была совершенно спокойна. — Сообщу куда надо, что тебе новые названия не нравятся…
Но участковый этот вопрос уже продумал. Он делано захохотал:
— Да сообщай на здоровье! Кто тебе поверит? Ты же преступница! А вот мне поверят. Ладно, давай выпьем…
Порсы разлил по полстакана водки, положил на черствый хлеб ложку черной икры и приподнял посуду:
— На здоровье!
Гульнара выпила, почти не почувствовав вкуса. Она не спеша намазала икры на кусочек хлеба, закусила. Участковый, восприняв ее согласие выпить как согласие вообще, воспрянул духом. Он закурил (Гульнара терпеть не могла табака, но Порсы этого не знал), развалился на стуле и стал рассказывать историю, как он выжил из Бекдаша одного браконьера, который не хотел ему «отстегивать».
— Уехал! Не выдержал — уехал в Куули-Маяк. Знай наших! Он думал, со мной шутки можно шутить… — участковый хотел, чтобы девушка поглубже прониклась пониманием, какой он могущественный и как опасно с ним ссориться.
Они еще выпили. Гульнара, на которую водка практически не подействовала, спокойно ждала, пока он дойдет до кондиции. Что дойдет — сомнений не было. Выпили по третьей. Тогда Порсы начал переводить разговор на «интимные» темы. Говорил о том, как надоела ему жена, как обрадовался он, когда узнал, что в Бекдаш едет молодая современная девушка… Гульнара вздохнула и мысленно приготовилась. Она ничего не отвечала участковому, только безучастно смотрела на бутылку шампанского, которая так и осталась не откупоренной.
Ну да вот наконец он, опять-таки ошибочно приняв ее молчание за согласие, встал, по-хозяйски ухватил за руку и настойчиво повлек ее к дивану. Она не поддалась.
— Не надо, Порсы, — обреченно сказала Гульнара.
— Да ладно тебе, пойдем… — участковый продолжал свои попытки, ухмыляясь толстыми лоснящимися губами.
Она уже до этого несколько раз проиграла в голове свои действия — совершенно трезво и спокойно. Поэтому, когда он, силком подняв ее со стула, грубо схватил за задницу, Гульнара поняла, что дальше откладывать нельзя. Мысленно отрепетированным движением она схватила тяжелую бутылку темного стекла за горлышко и изо всех сил грохнула его по темени. Участковый постоял немного, и рухнул на пол. Его жирная башка оказалась не такой прочной, как выглядела. Она посмотрела него, махнула рукой и пошла к морю, не зная, что делать и как дальше жить. Порсы теперь наверняка посадит ее, причем надолго — в Туркменистане нет страшнее преступления, чем нападение на представителя власти.
Она долго сидела на плоском камне, давясь слезами и кидая камни в море. В голове у нее упорно крутилась мысль, что надо бы не камни кидать, а самой кинуться — и плыть, плыть, пока не кончатся силы, чтобы назад уже никак не вернуться… Когда тихо фыркнула подъехавшая машина, она даже не обернулась — ей было все равно.
— Что скучаешь одна, красавица? — услышала она молодой незнакомый голос.
— Как же, заскучаешь здесь, — ответила она — скорее не ему, а собственным мыслям. И видимо, голос подвел — дрогнул, потому что тот же голос произнес:
— О-о, да ты плачешь, что ли?
И только тут Гульнара встрепенулась. До нее вдруг дошло, что она слышит правильную русскую речь — впервые за долгое время. Тогда наконец оглянулась, и увидела здоровенного молодого мужика с широким и добродушным, как ей показалась, лицом. Его попутчик — востроносенький, с чубчиком, — особого впечатления не произвел.
— А вы кто такие? — спросила она, выжидательно разглядывая обоих.
— Странники, — спешно ответил вместо Упырева Деревянко.
Гульнара вдруг улыбнулась:
— Не похоже. Странники — это как дервиши. Грязные, волосатые…
— А мы такие и есть, — опять встрял Леха. — Грязные и волосатые. Вот, искупаться приехали. А вы здесь живете?
Гульнара только махнула рукой:
— Лучше не спрашивайте…
Но Леха не унимался:
— А почему вы плакали?
— Да так… просто… — Гульнара с трудом сдержала вновь накатившие слезы.
Спутник здоровенного начал раздеваться:
— Ничего, если мы искупаемся?
— Да на здоровье. За вами, надеюсь, подглядывать не будут, — Гульнара уже была уверена, что эти — не местные. Не из Туркмении. Может быть, из Казахстана… Возможно. Но скорее всего — из России. Это хорошо, это может пригодиться…
— А за вами что, подглядывают? — удивился востроносенький.
— Да дикари, что с них взять… — вздохнула девушка.
— А как вас зовут? — снова вступил в разговор здоровенный.
— Гульнара.
— Красивое имя. Что это значит?
— Цветок граната… или гранатовый цвет — не знаю, как точно.
— Очень красиво. И вы тоже — очень красивая.
Гульнара грустно улыбнулась. До сих пор для нее комплименты всегда означали лишь одно: начинаются неприятности. Следователь в прокуратуре тоже говорил, что она очень красивая. Но эти вроде не пристают. Она спросила:
— А вы куда едете?
— Плывем — тум-тум, тум-тум, тум-тум, — за золотым руном! — неожиданно процитировал Упырев.
— А вас как зовут? Так нечестно — я же вам сказала… — спросила Гульнара, обращаясь прежде всего к здоровенному.
И он тут же отозвался:
— Я — Алексей Упырев, — а это — Вован Деревянко, мой друг.
Владимир поначалу удивился его последним словам, но потом подумал, что это правда: за последние дни столько всего случилось, как будто целую жизнь прожили. Вот и подружились. Поскольку разговор шел вполне безобидный, прапорщик решил по-быстрому искупнуться и побежал к морю.
— Вы же из России? — спросила Гульнара.
— Ну да… — откликнулся Алексей.
Девушка отвернулась и надолго замолчала, а Упырев не знал, как возобновить беседу. Как не знал и того, какие мысли роились в голове девушки, пока они вели этот ни к чему не обязывающий разговор. А пришло ей на ум вот что: предъявить Леху участковому и сказать, что это ее жених. Не поверит — не надо, но бояться будет. Потому что он трус — в этом она была уверена.
— А все-таки, куда вы едете? — поинтересовалась Гульнара. — И зачем? Что вам нужно в этой пустыне?
— У Лехи в этих местах дед воевал. Вот специально отпуск взял — хочет посмотреть, — торопливо встрял Деревянко, успевший уже окунуться разок в море и вернуться на берег. — Такие колодцы есть — Аджикуи, знаешь?
— Конечно, знаю. Много раз ездить приходилось, когда в комсомоле работала… Но чего там глядеть? Овечий помет, саксауловая труха, песок, камни… — Гульнара развела руками. — Больше там ничего нет.
Упырев между тем разглядывал ее и находил, что его случайно вырвавшийся комплимент оказался чистой правдой: девушка была по-настоящему красива. Очень светлое для туркменки лицо, аккуратный, чуть вздернутый носик, широковатые скулы, большие карие глаза. А волосы — темно-каштановые, слегка волнистые, спокойно улегшиеся на плечах. И ему захотелось узнать, кто это ее обидел. А когда ему что-то хотелось — он не привык откладывать. Так и спросил:
— А кто это тебя, Гуля, обидел? — он сократил ее имя на русский манер.
Гульнара задумалась ненадолго, но решила, что терять ей нечего:
— Да с полицией не поладила… Есть тут один козел — участковый. Так привязался, что не знаю, куда деваться. Сегодня приперся, опять приставать стал — пришлось бутылкой огреть…
— Бутылкой? — удивился Деревянко. — Ну, ты даешь! — и засмеялся.
Однако Упырев ничего забавного в ситуации не углядел.
— Давно пристает, говоришь? — у него на щеках проявились знакомые Владимиру грозные желваки.
— С первого дня.
— А чего это он наглеет? Думает, на него управы нет?
— Так на него и нет. Здесь участковый — царь и бог. А я…
— Что ты?
— Я здесь в ссылке… — Гульнара низко опустила голову, стирая со щек вновь нахлынувшие слезы.
— Не плачь, не плачь, — Упырев вдруг осторожно погладил ее по волосам ладонью размером не намного меньше совковой лопаты. — А помочь чем-нибудь можно?
Гульнара всхлипнула и сделала усилие, чтобы сдержать слезы:
— Я хотела сказать ему, что ты — мой жених. Он бы испугался, он трус…
Упырев фыркнул:
— А может, просто поговорить с ним?
— Это такая свинья — он человеческих слов не понимает…
— Я ему так растолкую, что поймет, — похоже, Упырев был настроен серьезно.
— Подожди, подожди, — не выдержал такой безответственности Деревянко, — сейчас нам еще только не хватает с местными властями поцапаться!
— А, да… — сник Упырь. — Нельзя нам, Гуля, извини…
Повисла неловкая пауза.
— Ну, нельзя, так нельзя, — Гульнара отвернулась и зябко обхватила руками плечи.
Но тут же с чисто женским коварством сообразила простую вещь: если заманить их к себе — возможно, им поневоле придется повстречаться с Порсы. Если он еще, конечно, не очнулся…
