Александр Звягинцев - Группа первая, rh (+). Стабильное неравновесие (сборник)
– У кого у них? – с деланым видом переспросил Сарматов.
– Ну, на том берегу. Пожар был до небес, и громыхало так, что в нашей общаге стекла чуть не повылетали!
– Не-е, мы тут ни при чем. Мы тогда на кайманов охотились.
– Зачем вам кайманы? – недоверчиво улыбнулась она.
– Для зоопарка. Попросили…
– Скиф, ты не умеешь врать!
– Я не Скиф, я Сармат, – как и в первый раз, поправил ее майор.
– Это на самом деле не так уж и важно… Но мне кажется, что в слове «скиф» есть что-то дикое… – задумчиво сказала она.
– Ага, и волосатое…
Рита заразительно засмеялась.
– Почему вы не улетели со всеми на Кубу? – спросил Сармат.
– Тебе может снова понадобиться моя кровь, – ответила она и, набрав из ампулы в шприц жидкость, скомандовала: – Ваше мягкое место, сударь!
– Я это… Позовите военврача!.. – снова краснея, попросил Сарматов.
– Военврач и санитар погибли три дня назад, а я все же как-никак учусь в медицинском.
– Что, был налет?..
– Да, – кивнула Рита. – Эти гады лезли, как из-под земли. Какие-то озверевшие… Твоими командовал грузин.
– Осетин. Сколько погибших?
– Трое и семь раненых. Их отправили в Союз, а тебя переводят в Манагуа. Я буду тебя сопровождать, – сообщила она и решительно откинула простыню.
Появившиеся в дверном проеме Алан, Бурлак и Силин тут же закрыли дверь с другой стороны, откуда до слуха Сарматова донеслись их приглушенные голоса, а затем громкий смех.
Сделав укол, Рита осторожно провела дрожащими пальцами по его груди и почему-то севшим голосом спросила:
– В бреду ты звал какую-то Чертушку – она кто тебе?
– Чертушка – это любимый конь из моего детства, – усмехнувшись, ответил Сарматов.
– А-а, лошадь! – из груди ее вырвался вздох облегчения.
– Не лошадь, а конь! – поправил Сарматов.
– Какая разница? Чем отличается лошадь от коня? – спросила Рита, сразу как-то повеселев.
– Брюхом.
И опять она заразительно засмеялась, а потом, оглянувшись на дверь, за которой по-прежнему был слышен гул голосов, приникла к его груди своими жаркими губами.
Никарагуа. Провинция Манагуа
10 сентября 1985 года
Большой выстроенный в колониальном стиле дом с многочисленными антеннами на крыше стоял на берегу океана в окружении высоких пальм. Рядом расположились многочисленные хозяйственные постройки, окруженные колючим кустарником.
Территория вокруг была обнесена металлическим забором, который в подобном месте выглядел очень нелепо. На площадку перед домом опустился вертолет. Из него вышел грузный человек в штатском костюме.
Сарматов сидел на веранде в плетеном шезлонге. Увидев пожаловавшего незваного гостя, он сообщил хлопочущей вокруг него Рите:
– Это по мою грешную душу!.. Что ж, пойду встречать.
Но едва он открыл дверь, как его остановила жесткая команда людей в штатском, стоящих за дверью:
– Даме покинуть помещение, вам оставаться на месте!
Уходя, Рита показала им язык, и Сарматов, не выдержав, рассмеялся. Легкая улыбка тронула и лица парней в штатском, но служебный долг победил их чувства, и они опять приняли серьезный и грозный вид. Вскоре в конце длинного коридора появился грузный человек, сошедший несколькими минутами ранее с вертолета.
Когда он появился в дверном проеме, Сарматов сделал удивленное лицо и осведомился:
– Вы ко мне? Чем могу быть полезен?
Тот несколько мгновений внимательно разглядывал Сарматова, а затем ворчливо сказал:
– Ты им, понимаешь, курорты устраиваешь, а они даже сесть не предложат!
– Прошу вас!.. – галантно придвинул стул Сарматов.
– Да уж ладно, постою!.. Отчет, надеюсь, написал?..
– Отчет? Какой отчет?.. – принимая обескураженный вид, переспросил Сарматов.
Человек наклонился к его уху и произнес шепотом:
– О полном уничтожении пункта дислокации «зеленых беретов».
– Я не понимаю вас! – отстранился Сарматов.
– Может, скажешь, что ты и меня не знаешь?..
– Извините, но я вижу вас в первый раз, – глазом не моргнув, ответил капитан.
– Да?.. – усмехнулся грузный. – Ну, я тебе скажу, ты и фрукт!..
– Как вам будет угодно, – ответил Сарматов.
Грузный снова испытующе посмотрел на него, потом в сторону двери:
– Пожалуй, ты прав, парень, что так себя ведешь!.. Выйдем-ка на воздух!
* * *Разбиваясь о прибрежные камни, пенистые океанские волны чередой катились к ногам Сарматова и грузного человека. Они некоторое время стояли и молча смотрели на океанский простор – на бесконечные волны, галдящих беспокойных чаек да на маячащий у горизонта американский авианосец. Наконец человек с сожалением оторвался от созерцания стихии и, переведя взгляд на капитана, спросил:
– Говоришь, что в первый раз меня видишь, майор?
– Так точно! – ответил Сарматов и поправил грузного: – Извините, капитан…
Усмехнувшись, человек протянул ему сверток. Сарматов осторожно развернул плотную оберточную бумагу. В руках у него оказались новенькие майорские погоны.
– Не мой род войск! – сказал Сарматов и протянул погоны обратно.
– Был не твой. А теперь твоим будет. Мы тебя забираем к себе, майор.
– Без моего согласия?
– Почему же? Забыл, как ты сам когда-то просился и подписку дал. Поэтому есть у нас такое право. Пока ты выздоравливал в приятном обществе, мы уже оформили твой перевод. На первых порах квартира в Москве не ахти какая, но тебе редко придется в ней ночевать…
– Что я должен буду делать у вас?
– Выполнять спецзадания по защите государственных интересов страны в основном за ее пределами. Кстати, у тебя английский, немецкий, испанский и?..
– И плохой французский. А вы уверены, что я годен для подобной работы?
– Не валяй ваньку, майор! Твой послужной список от рождения твоих дедов и прадедов наши люди под микроскопом изучили. Если ты не пригоден, то тогда кто?
– Ха! – ухмыльнулся Сарматов. – Как же они проглядели, что я внук казачьего есаула, участника Гражданской… с той стороны?
– И полного георгиевского кавалера при этом, – в тон ему подхватил собеседник, – который троих сыновей отдал на Отечественную, а четвертого, отца твоего, значит, – на корейскую. Тебя же, внука своего единственного, в нежном возрасте в Суворовское училище определил.
Грузный замолк и задумчиво сказал, но уже не обращаясь к Сарматову, а будто бы споря с кем-то:
– Шалите, ребята!.. Россия будет Россией, потому что такие есаулы и нижние чины в ней всегда найдутся! – Подняв на Сарматова посуровевшие глаза, он добавил: – Тебе у нас служить придется напрямую ей, родимой. Ну что, продолжать тебя убеждать или хватит уже?
– Не стоит, товарищ генерал-лейтенант! – отчеканил Сарматов.
– Вспомнил, сукин сын! – засмеялся генерал. – Я, грешным делом, стал думать: может, ему и впрямь в сельве память отшибло! Но не забывай, что умение забывать навсегда относится к специфике твоей будущей работы, – сказал он и протянул Сарматову блокнот и ручку. – Пиши фамилии тех, кого хочешь забрать с собой. Тех, у кого дети, лучше не трогай.
Написав в блокнот несколько фамилий, Сарматов возвратил блокнот со словами:
– Четверо… Трое – офицеры, один сержант. Но каждый из них должен решать сам, без принуждения…
– Это я тебе обещаю! – пряча блокнот, сказал генерал и, с любопытством оглядев Сарматова, произнес официальным тоном: – Значит, так, майор, отныне вам придется быть осторожнее в связях… Лучше, чтобы о них мы узнавали от вас.
– Это тоже относится к специфике моей новой работы? – поинтересовался Сарматов.
– Да, – коротко ответил генерал.
– Вы имеете в виду…
– Голова садовая, ты хоть знаешь, кто она?
– Во время переливания крови несколько неудобно выяснять биографию донора.
– И в постели неудобно? – ухмыльнулся грузный.
– В постели тем более, – без тени смущения ответил Сарматов.
– Ладно, все равно завтра все закончится, – устало сказал гость.
– Почему? – мгновенно насторожился Сарматов.
– Потому что завтра вы улетаете в Москву, но она на пассажирском «Боинге», а ты – на транспортном «Иле», улавливаешь разницу?..
– Каждый едет в своем классе?..
– Вот именно, майор, каждый в своем!
* * *Под вечер со стороны океана снова пришел тропический ливень с грозой. Прибрежные пальмы качались и клонились к земле. Их контуры четко прорисовывались в частых вспышках ярких молний, полосующих небо над океаном, по которому неслись к берегу и с грохотом разбивались о него гигантские черные волны.
Сарматов стоял у окна, не в силах оторваться от разбушевавшейся стихии. Когда его шею обвили горячие, ласковые женские руки, он от неожиданности вздрогнул.
– «Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит…» – вдруг тихо сказала она. – Классики всегда точны, не правда ли, Игорь?
Он отвернулся от окна и, притянув ее к себе, стал покрывать поцелуями ее плечи, шею, лицо. Потом отстранился и пристально посмотрел в ее кажущиеся в сумерках черными глаза – в них отражались полосующие небо молнии.
