Юлия Латынина - Разбор полетов
Судя по музыке и едва слышному звону тарелок, Шакуров считал дыры в балансе на ресторанной салфетке.
— Слышь, Саш, ты можешь мне откуда-нибудь достать частный самолет? Шакуров удивился.
— А зачем тебе?
— С девочками хочу слетать к Черному морю.
— А куда именно?
— Не куда, а через что, — поправил Сазан, — через аэропорт Еремеевка.
Сазан спрятал телефон в кармашек. Муха все так же сидел в кресле, выжидательно уставясь на босса.
— Возьми завтра человечка поприличней, — сказал Сазан, — лучше всего с девочкой, и пусть они оба съездят в «Авиастроитель» и порасспрашивают, не сдаст ли кто женатой паре дачку. Хоть поймут, чего там Воронков увидеть мог.
Муха кивнул.
— Чует мое сердце, — сказал Сазан, — что ничего наш Воронков сообразить в уме не мог, по причине полного отсутствия соображалки. Потому что коэффициент интеллекта у покойника был, прости меня, Господи, не выше, чем у вырезки в магазине. А стало быть, это было не озарение — а элементарная случайная встреча. Увидал наш Воронков кого-то. И увидел, скорее всего, на даче Васючица. И встреча эта так сильно его впечатлила, что он бросился разыскивать — заметим, не Ивкина и не ментовку даже, а меня.
— И что же он мог увидеть?
— Настоящих хозяев «Петра-АВИА», — сказал Сазан.
А на следующее утро, пожаловав в Рыкове, Сазан услышал, что его разыскивает прокурор города.
Приглашение прокурора было крайне вежливым:
«Если господин Нестеренко сочтет возможным, будем рады его видеть в три часа дня», — просто, можно сказать, приглашение не на допрос, а на чашку чая. Эта-то вежливость Сазану и не понравилась.
Около половины четвертого серебристый «мере», видимо, починенный за ночь, высадил Нестеренко Валерия Игоревича, заместителя директора «Рыко-во-АВИА» у двухэтажного особнячка, выделенного под районную прокуратуру.
Особнячок был деревянный, краска на его фасаде давно облупилась, и покосившиеся окошки с немым любопытством смотрели на иномарку. Вдоль асфальтовой дорожки стояли крашенные в синий цвет автомобильные шины. В шинах должна была расти всякая декоративная растительность, но растительность зачахла, и шины выглядели как деревянный ящик вместо мебели в квартире алкаша.
Сазан поднялся на второй этаж и вошел в дверь с облупленной табличкой: «С.К.Витятин».
Районный прокурор Витятин приветливо встал навстречу гостю.
— Извините за беспокойство, — сказал он, — но у нас появились некоторые вопросы.
Сазан молча сел в кресло для посетителей, закинул ногу на ногу и устроился поудобней. «Зря псу штуку отдали, — промелькнуло в уме, — пятисот бы хватило». Не то что Сазану было жалко тысячу баксов — просто не хотелось метать баксы перед свиньями.
— Какие у вас были отношения с Глузой, Валерий Игоревич? — спросил прокурор.
— Нормальные.
— За два дня до убийства вы, кажется, с ним поссорились?
— Поссорился? — спросил Сазан. — Я бы не сказал. Просто работникам аэропорта надо было платить зарплату, а Алексей Юрьевич мне сказал, что денег нет. Мои ребята сунули его головой в унитаз, и после того, как его вынули из унитаза, деньги нашлись.
— То есть речь шла именно о деньгах для рабочих? — уточнил прокурор.
— Да.
— А некоторые из свидетелей показывают, что речь шла о деньгах для вас: что вы вымогали у него деньги аэропорта. А он отказывался.
— Я что, больной, — спросил Сазан, — такие штуки делать при свидетелях?
— Но через три часа после вашей ссоры счета «Авиетты» были переведены в подконтрольный вам Межинвестбанк?
— Они были забраны из банка, который отказывался давать авиапредприятию ссуду. А куда их перевел Ивкин, я не в курсе.
— Валерий Игоревич! Когда на летном поле раздались выстрелы, это были выстрелы из вашего «Макарова». Никто не слышал автоматных очередей.
— Естественно, — сказал Сазан, — «калаши» были с глушителями. Да их, кажется, нашли там же, прямо у дороги.
— И что вы сделали, когда в вас стали стрелять?
— Постарался, чтобы в меня не попали.
— А потом?
— Потом прибежали ребята, и мы погнались за киллерами.
— Если я не ошибаюсь, Валерий Игоревич, вы побежали с одним пистолетом Макарова, которым вы, кстати, владели незаконно, за двумя киллерами, вооруженными автоматами?
При словах «владели незаконно» Валерий еще раз помянул про себя штуку баксов, но спокойно ответил:
— Они расстреляли пару рожков. Я не думал, что у них оставался большой запас.
— Все равно это был очень безрассудный поступок. Немногие на вашем месте были бы на него способны, а? Если внимательно поразмыслить, то это все равно, что с рогаткой гоняться за тигром.
— Когда в меня стреляют, у меня нет времени поразмыслить.
— К сожалению, определенный смысл в этом был. Довольно трудно восстановить картину произошедшего, не правда ли? По лесополосе как будто стадо слонов прошлось.
— Следы киллеров остались. Я еще порадовался, как вы их прилежно гипсом заливаете. Знаете, ведьмы, чтобы погубить человека, вынимали след. Очень ваши менты были на ведьм похожи.
— Следы, может, и остались, но вот откуда и куда они ведут, совершенно непонятно. Может, это вообще рабочие днем проходили.
— И «калаши» оставили. А протектор «дискавери» на обочине художник изобразил.
— Ну, «дискавери» там мог стоять хоть два дня назад. Еще до того, как прорыли канаву. Самого этого джипа никто не видел, а автоматы мог бросить кто угодно, не правда ли?
— То есть вы хотите сказать, что раз вы не поймали «дискавери», то его и не было?
— У следствия сложилось достаточно связное впечатление о происшедшем, Валерий Игоревич. Пришел новый бандит, Глуза ему не дал разворовывать аэропорт, тут же Глузу и убили. Это пока предварительное впечатление, но, к сожалению, ваши ответы, скорее, укрепляют нас в его справедливости.
Сазан поднял на прокурора карие глаза.
— Вы не в курсе, товарищ Витятин. Слишком много людей видели, как Воронков ушел с Глузой на поле. Я приехал спустя пятнадцать минут.
— И кто это «видел»? Твои подельники? Сазан покачался на стуле.
— И это впечатление следствия, — спросил он прокурора в упор, — я полагаю, его можно развеять?
— Вы очень умный человек, Валерий Игоревич. Приятно иметь дело с умным человеком.
— Ваша дочь, кажется, строит себе дачу?
— Моя дочь здесь ни при чем, Валерий Игоревич. Вы не нужны этому городу и этому предприятию. Почему бы вам не уйти с поста… как это называется? Заместителя директора по безопасности?
Сазан встал с кресла.
— Говорят, у генерала Сергеева были плохие отношения с Глузой? — спросил Сазан в упор. — Сын его вместе с ним выдвигался в депутаты.
— При чем здесь генерал Сергеев?
— При том, что ваша позиция за ночь удивительным образом переменилась. И я не могу найти этому никаких объяснений, кроме утреннего вашего разговора с Сергеевым.
Прокурор побагровел. Сазан пошел к двери. У самого порога он обернулся, — Я вполне понимаю вас, Сергей Кириллович, — сказал Нестеренко, — но подумайте вот о чем: эти люди убили Глузу, хотя Глуза был на их стороне. Я вам не советую дружить с крокодилом и думать, что вас-то он не тронет. Всего хорошего.
***
«Мерс» Сазана был припаркован напротив прокуратуры, и тонкая фигурка в белом платьице крутилась около заднего колеса.
Фигурка обернулась, и Сазан узнал Леру. Глаза девочки вспухли от слез, личико слегка заострилось. Девочка на мгновение напомнила Сазану маленькую, рассерженную и ужасно ядовитую змейку.
— Подвезти? — неловко спросил Нестеренко.
— Это вы поэтому не пошли со мной домой, да? Потому что решили убить отца?
— Откуда ты чушь такую взяла?
— В газете написано. В «Красном Рыкове».
— А если завтра в газете напишут, что я китайский шпион?
— Все так говорят.
— А ты поговори с Мишей.
— И не собираюсь! Это Ивкин велел вам убить отца! Потому что отец помирился со Службой, и Ивкин перепугался насмерть!
Девочка опустила голову. Сазан подошел поближе и обнял ее. Она попыталась было отстраниться, Нестеренко перехватил ее руку: в руке было что-то зажато. Нестеренко легко разогнул пальцы Леры и забрал у нее острое шило.
— Шило-то зачем? — спросил Валерий.
— Шины вам проколоть. А они не колются, сказала Лера.
— Конечно, не колются. В них герметик залит.
Лера уткнулась ему носом в плечо и заплакала. На душе у Нестеренко было чрезвычайно погано. Городок был маленький, все друг друга знали, и для тою, чтобы создать у публики уверенность, будто ответственность за вчерашнее несет новая «крыша» аэродрома, достаточно было двух злонамеренных языков. И хотя ничего такого уж оскорбительного в слухе, будто он замочил Глузу, Сазан не видел, все равно было неприятно. Обидно держать ответ за сливки, которые не ты вылакал.