Алистер Маклин - Десять баллов с острова Наварон
— Я хочу знать сейчас! — Голос Рейнольдса срывался на крик.
— Говорите тише, — резко прервал его Андреа.
— Я хочу знать сейчас, — повторил Рейнольдс. На этот раз почти шепотом, но тем не менее настойчиво и требовательно.
— Вам скажут, когда придет время. — Голос Меллори звучал, как всегда, спокойно и бесстрастно. — Но не раньше. Чем меньше вы знаете, тем меньше можете разболтать.
Рейнольдс угрожающе сжал кулаки и двинулся на Меллори.
— Не хотите ли вы сказать, что я, черт бы вас побрал, собираюсь…
— Я ничего не хочу сказать, — сдержанно заметил Меллори. — Я был прав тогда, в Термоли, сержант. Вы самая настоящая мина замедленного действия, с взведенным часовым механизмом.
— Может быть, — ярость Рейнольдса уже перехлестнула через край. — Во всяком случае, бомба — штука честная. Мне нечего скрывать в отличие от некоторых!
— Повтори, что ты сказал, — спокойно произнес Андреа.
— Что?
— Повтори.
— Послушай, Андреа…
— Не Андреа, а полковник Ставрос, сынок.
— Да, сэр.
— Повтори свои слова, и я гарантирую тебе минимум пять лет тюрьмы за неуважение к командиру в боевых условиях.
— Так точно, сэр, — попытка держать себя в руках стоила Рейнольдсу героических усилий. Это было очевидно. — Но почему он ни слова не сказал нам о своих планах на сегодняшнее утро и в то же время сообщил, что вечером мы улетаем с какого-то непонятного аэродрома на плато Ивеничи?
— Потому что немцы могут вмешаться в наши планы, — терпеливо пояснил Андреа. — Если им удастся их узнать. Например, выпытав у кого-нибудь из нас. Информация об Ивеничи им ничего не даст. Эта местность контролируется партизанами.
Миллер благоразумно переменил тему. Он обратился к Меллори:
— Две тысячи метров над уровнем моря, ты говоришь? Там же снега должно быть по пояс. Каким образом его можно расчистить, хотелось бы знать?
— Не знаю, — пожал плечами Меллори. — Кто-нибудь об этом позаботится, я полагаю. Придумают способ.
Плато Ивеничи, на высоте двух тысяч метров, действительно было покрыто толстым снежным ковром, но тот, кто должен был об этом позаботиться, уже кое-что придумал.
Плато представляло собой мрачную, белую, холодную пустыню, совершенно несовместимую с присутствием человека. С запада его окаймляла двухсотметровая каменная гряда с почти отвесными стенами, испещренная многочисленными ледопадами, и кое-где островками чудом прилепившихся корнями к остаткам земли сосен, покрытыми заледеневшим слоем снега. С востока плато круто обрывалось вниз к долине.
Ровная, как стол, поверхность плато, покрытая снежной скатертью, в лучах яркого горного солнца отливала неестественной белизной, от которой глазам становилось больно. В длину плато простиралось, вероятно, на полмили. В ширину нигде не превышало сотни ярдов. Южная оконечность плавно переходила в относительно пологий горный склон.
Здесь, на окраине плато, стояли две белые палатки: одна — маленькая, другая — большая, шатровая. Рядом с маленькой разговаривали двое мужчин. Один из них, повыше и постарше, в серой шинели и темных очках, полковник Вис, командующий сараевской партизанской бригадой. Другой, помоложе и постройней, его адъютант, капитан Вланович. Оба внимательно осматривали плато.
Капитан Вланович вздохнул:
— Должны же быть какие-то другие, более простые способы.
— Назови их, Борис, мой мальчик, и я тут же с тобой соглашусь. — Полковник Вис производил впечатление спокойного, уверенного в себе человека. — Я согласен, бульдозеры или снегоочистители пришлись бы как нельзя к месту. Но ты должен согласиться со мной, что преодолеть почти вертикальные каменистые склоны не под силу даже самому искусному водителю. Кроме того, зачем нужна армия, если не для того, чтобы маршировать, верно?
— Так точно, — уверенности в голосе Влановича не чувствовалось.
Оба взглянули на север, пытаясь охватить взглядом плато на всем его протяжении.
Дальше открывалась величественная картина остроконечных горных вершин, покрытых снежными шапками. Они ярко искрились на солнце, оттеняя прозрачную голубизну безоблачного неба. Зрелище было необычным.
Не менее впечатляющим было то, что происходило на самом плато. Солидная колонна из тысячи солдат, половина которых была одета в серую форму югославской армии, а остальные — в пестрых одеждах непонятной принадлежности, медленно продвигалась по глубокому снегу.
Колонна представляла собой двадцать шеренг по пятьдесят человек в каждой. Взявшись за руки и наклонившись, люди мелкими шажками продвигались вперед. Они шли очень медленно, что было неудивительно, ибо первая шеренга увязала в снегу по пояс. На лицах людей появились первые признаки усталости. Это была убийственно тяжелая работа, от которой на такой высоте бешено билось сердце и каждый вдох давался с трудом, а налитые свинцом ноги отказывались повиноваться и отзывались болью в суставах при попытке сдвинуть их с места.
Не только на долю мужчин выпало это суровое испытание. Первые пять рядов состояли исключительно из солдат, в оставшейся же части колонны женщин было приблизительно столько же, сколько и мужчин. Но различить их было трудно, так как они с головы до ног закутались в самые немыслимые одежды, спасаясь от лютого холода и пронизывающего ветра. Две последних шеренги целиком состояли из партизанок, бредущих по колено в снегу.
Зрелище было фантастическим, хотя и нередким для Югославии во время войны. Практически все аэродромы внизу контролировались подразделениями вермахта и были недоступны для югославов. Поэтому партизанам приходилось подобными методами создавать импровизированные взлетно-посадочные полосы высоко в горах. При такой глубине снежного покрова и в местах, совершенно недоступных для техники, — у них не было другого выхода.
Полковник Вис посмотрел на работающих и повернулся к капитану Влановичу.
— Борис, мой мальчик, надеюсь, вы понимаете, что мы здесь не на прогулке? Организуйте доставку продовольствия и позаботьтесь о том, чтобы приготовили горячий суп. За сегодняшний день придется израсходовать недельную норму продуктов.
— Слушаюсь, — Вланович кивнул головой и сдвинул набок ушанку, чтобы лучше слышать зазвучавшую с севера канонаду. — Это что еще за чертовщина?
Вис сказал задумчиво:
— Звук далеко разносится в чистом горном воздухе. Не правда ли, капитан?
— Простите, полковник…
— Это значит, мой мальчик, — проговорил Вис с явным удовлетворением, — что базе «мессершмиттов» в Ново-Дервенте в данный момент хорошо достается.
— Я не совсем понимаю…
Вис терпеливо вздохнул. — Когда-нибудь я сделаю из тебя настоящего солдата, мой мальчик. «Мессершмитты», Борис, — это истребители, вооруженные всевозможными мерзкими пушками и пулеметами. А что сейчас представляется идеальной мишенью для истребителей здесь, в Югославии?
— Идеальная мишень… — Вланович осекся и посмотрел на колонну. — Боже мой!
— Вот именно. Британские ВВС оттянули с итальянского фронта шесть эскадрилий своих лучших тяжелых бомбардировщиков — «ланкастеров» только для того, чтобы уважить наших друзей в Ново-Дервенте. — Он тоже сдвинул фуражку набок, чтобы лучше слышать. — Прилежно работают, верно? После того, как закончат, ни один «мессер» не сможет взлететь оттуда как минимум неделю. Если, конечно, останется кому взлетать.
— Разрешите сказать, полковник?
— Разумеется, капитан.
— Есть и другие базы истребителей.
— Верно. — Вис запрокинул голову. — Видите что-нибудь?
Вланович посмотрел вверх, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, и покачал головой.
— Я тоже не вижу, — согласился Вис. — Но на высоте семь тысяч метров до наступления темноты будут дежурить истребители-перехватчики.
— Кто же он такой, полковник? Кто этот человек, ради которого работают наши солдаты, взлетают эскадрильи бомбардировщиков и истребителей?
— Некий капитан Меллори, насколько мне известно.
— Капитан? Как и я?
— Капитан. Но думаю, не совсем, как вы, Борис, — мягко заметил Вис. — Дело не в звании, а в имени. Это Меллори.
— Никогда о нем не слышал.
— Все впереди, мой мальчик.
— Но зачем все это нужно этому самому Меллори?
— Спросишь у него сам сегодня вечером.
— Он будет вечером здесь?
— Будет. Если, — добавил он мрачно, — доживет.
Нойфельд решительной походкой вошел в радиорубку, помещавшуюся в ветхом бараке. Дрошный следовал за ним. В комнате не было ничего, кроме стола, двух стульев и портативного передатчика. Сидящий за ним капрал вопросительно обернулся на вошедших.
— Соедините меня со штабом седьмого корпуса у Неретвинского моста, — распорядился Нойфельд. Он был в прекрасном расположении духа. — Я хочу говорить лично с генералом Циммерманом.
