Михаил Нестеров - Ключевая фигура
Совпадения пахли профессионализмом, кровью и свинцом. Идеолог «Группы «Щит», сумевший придать организации статус федеральной структуры, распрощался с жизнью не без участия боевиков этой организации.
Марковцев руками своего боевика убрал идеолога из снайперской винтовки, еще легально ввезенной на территорию России из суверенного государства. После латыши и цыган Николай Васильев, чей пышный дом представлял собой склад вооружения, ушли, как и положено, в подполье. Однако с прибыльным бизнесом не завязали.
Сергей остался в машине, а Валентин не спеша прогулялся до роскошного двухэтажного творения из облицовочного кирпича. На старомодной скамейке, утащенной, видимо, из парка, сидела разношерстная компания: два молодых цыгана, лет восемнадцати-двадцати, одетых в широкие не по размеру майки с аббревиатурой Национальной баскетбольной ассоциации, русская девушка в коротких шортах; перед ними опустился на корточки небритый мужик неопределенного возраста, в подрагивающих руках он держал сигарету, на лице была написана готовность услужить, развлечь за стакан вина, бутылку пива — обычная картина в цыганских кварталах.
На краю скамейки нашел себе место переносной магнитофон, из его колонок грохотала соответствующая, до сих пор не забытая здесь негритянская «кричалка»: «Can't touch this».
На предложение Валентина позвать отца молодой цыган не сразу поднялся со скамьи. Он демонстративно рассматривал одежду гостя — льняные полуспортивные брюки и серую рубашку с короткими рукавами, надолго задержался на его обуви, наверное, сравнивая со своими кроссовками «Найк-эйр».
Мезенцев подошел ближе и нажал на клавишу магнитофона. Музыка смолкла. Валентин повторил:
— Отца позови.
— Если ты насчет прописки, приходи завтра, сегодня…
Валентин перебил цыгана на полуслове:
— Поторопи его.
Он проследил за цыганенком, усмехнувшись над его обязательными атрибутами — дорогой коричневой кожи барсеткой и сотовым телефоном. Даже на пороге собственного дома эти вещи были для цыгана, как бусы для индейца.
При появлении хозяина, одетого в черные джинсы и вязаную безрукавку малинового цвета, из-под которой вываливался огромный живот, поднялся с корточек мужик с услужливым лицом и громко, панибратски поздоровался:
— Здорово, Николай!
Хозяин не обратил на него внимания, словно рядом пролаяла собака.
— Поговорим? — Мезенцев сделал несколько шагов, увлекая за собой хозяина. Тот тяжело шел следом и скороговоркой недовольно бросал заученные, видимо, слова:
— Если ты насчет прописки, приходи завтра…
— Я насчет стволов, — пояснил Валентин, обернувшись.
Николай ловко прикинулся дураком, всем своим карикатурным видом показывая, что не понимает, о чем идет речь; впервые слышал о компактных автоматах, пистолетах, глушителях, детонаторах…
— Мужик, ты ошибся адресом. Если бы ты подошел насчет прописки…
— И то завтра, да? Давай не будем пудрить друг другу мозги. Мне нужен товар и не нужен товарный чек. Сделай как обычно: назови время и место. Ну? Откровенный разговор не повредит ни тебе, ни мне.
— Кто дал тебе мой адрес? — спросил Васильев.
— Сорока на хвосте принесла.
Механизм продажи оружия Николаем был отлажен до мелочей. По большому счету ему было плевать, кто перед ним — мент или действительно потенциальный покупатель. За свою жизнь он продал много стволов и еще ни разу не попал в поле зрения правоохранительных органов. А если бы попал, в его доме обнаружили бы лишь помповое ружье для самообороны да пачку долларов для следователя.
— Оружие фирменное, не самопал, — цыган перешел на деловой тон, — и стоит дорого. Из компактных автоматов есть «гепарды», пистолеты «вальтер», «бердыш», «Макаров». «Гепарды» не меньше четырех тысяч за единицу.
Мезенцев обернулся, уловив боковым зрением движение справа от себя. На заросшем травой пустыре напротив цыганского дома вставала, словно из могилы, молоденькая девушка. Не сумев выпрямиться, она покачивалась из стороны в сторону, как морская водоросль. Или болотная трава, поскольку действительно походила на утопленницу: волосы спутаны, лицо трупного зеленоватого цвета, руки, которыми она сжимала ремешок сумки, землистого оттенка.
— Кто это? — Мезенцев не мог оторвать взгляд от жуткого зрелища.
— А, — цыган махнул рукой, — шалава местная. Пережрала.
— Что?
Ей было лет шестнадцать, не больше, и, похоже, срок, отпущенный ей, подходил к концу. Если бы Валентин подошел ближе, увидел бы закатившиеся глаза, в приоткрытых и искаженных болью губах — стиснутые зубы.
— Накачалась, — пояснил Васильев. — Не рассчитала дозу героина.
— Вызови «Скорую», — тихо, но требовательно произнес Валентин.
— Я разорюсь на телефонных счетах, если каждому наркоману буду вызывать «Скорую помощь». Они косяками здесь дохнут.
Взяв себя в руки, Мезенцев сощурил глаза:
— Сколько за «гепард», говоришь?
— Четыре, — повторил цыган. — И по полторы за пистолеты. Итого четырнадцать тысяч, если я правильно посчитал. Накину штуку за глушители и детонаторы. Тротила нет.
— Про тротил я тебя не спрашивал.
Валентин отсчитал семь с половиной тысяч долларов и протянул цыгану.
— Это гарантия того, что на месте встречи будет хотя бы один из нас.
От аванса негоциант отказался.
— Товар получишь в Жулебине, слушай точный адрес.
* * *Возвращаясь к машине, Мезенцев несколько раз обернулся на тающую на глазах наркоманку. Компания на скамейке торговала, не отходя от кассы. В барсетке молодого цыгана наверняка найдется все необходимое — «отрава», шприцы, там же лежат деньги.
Свернув по кольцу на Старокачаловскую улицу, Валентин по просьбе Марка остановил машину.
— Что случилось, Валя? — спросил Марковцев, глядя на изменившегося в лице товарища. — Что там произошло?
Слушая Валентина, он едва заметно кивал головой. Цыган торговал смертью — безболезненной и быстрой и медленной, мучительной, — оружием и наркотиками. Оружие и продают для того, чтобы из него стреляли бандиты в междуусобных разборках, его приобретают и «тяжелоатлеты» вроде Марковцева. Одни довольствуются простенькими «Макаровыми», другие предпочитают профессиональное оружие.
Странную, противоречивую аналогию выстроил в голове Марк, отчетливо представляя себе то, что получасом раньше видел его товарищ. Выходило, та загибающаяся девчонка, начавшая с безобидной вроде бы затяжки марихуаны, заканчивала жизнь тяжелым, «профессиональным» наркотиком.
«Дохнут косяками», — повторил он про себя слова цыгана, воспроизведенные Валентином с ненавистью. Наверное, торгаш имел право говорить так в присутствии человека, покупающего оружие. На глазах у Мезенцева загибалась наркоманка, очередная жертва, на которую ему, именно в этом контексте, по идее, было глубоко наплевать, или, во всяком случае, должна была оставить его равнодушным. Все так, если бы Мезенцев не пережил личную трагедию, связанную с наркотиками.
— Не нервничай, Валя, — посоветовал Сергей, — вытащи из себя эту занозу. В таком состоянии ты мне не нужен. Вокруг столько дерьма, что пора научиться не замечать его.
— Но сам-то ты замечаешь.
— С чего ты взял?
Реплика Мезенцева навела на мысль о третьем участнике. Кандидатуру Горохова обсуждали долго, Сергей так или иначе склонялся к мысли, что пройдет много времени, прежде чем он сам найдет нужного человека.
Костя оказался неразговорчивым, пожалуй, даже замкнутым человеком, что могло характеризовать его как с положительной, так и с отрицательной стороны. Первый разговор произошел в машине — чем меньше будет знать партнер, тем лучше. Однако темы про заказчика избежать не удалось. В конце беседы Марковцев предупредил Костю, как неделю назад — Валентина:
— Ты работаешь за деньги, считай, подписал контракт. Пути назад у тебя нет. В Дагестане проживает тридцать шесть национальностей — все кавказской против одной русской. В лучшем случае будешь иметь дело со взрослым населением Дагестана, в худшем — со мной одним.
Может, в сероватых глазах Горохова, покорно проглотившего предупреждение, Марку почудился вопрос:
«А сам ты не за деньги взялся за это дело?» И за деньги тоже, мог ответить Сергей. Однако видел в этой работе больше, о чем не следовало говорить компаньонам. Никакой идеологии. Все они — наемники, не более того. Все вопросы снимались величиной суммы.
Мезенцев прав, Сергей замечал многое. Даже отсюда, из машины, мог увидеть два призрачных рекламных щита. Один броский, зазывающий — у ворот цыганского особняка: «Не проходите мимо». Другой, еще более красочный, на пустыре, он же — надгробье, и с тем же содержанием: «Не проходите…» Девчонка, вызвавшая глубокий протест в душе Валентина, виновата лишь в том, что обратила внимание на яркую вывеску и не прошла мимо. Как и сестра Мезенцева.
