Эдуард Байков - Кинжал без плаща
Они медленно продвигались по лесной дороге, петляющей среди высоченных столетних сосен, забираясь все выше. В некоторых местах путь пролегал сквозь прорубленные людьми скалы. Внезапно путники вновь очутились у развилки. Небольшой указатель возвещал, что слева съезд упирается в грот с водопадом, правая же наезженная колея ведет к храму. Еще немного, и они будут на месте. Несколько раз машина буксовала, попадая колесами в скользкую, размытую колею с обнажившимся глинистым грунтом.
Наконец перед ними возникли темные очертания здания, вокруг которого шла металлическая ограда. Рядом находился святой источник. Виктор развернул машину так, чтобы свет ее фар освещал внутренний дворик и вход в храм. Выйдя наружу, они тут же ощутили, насколько прохладен в горах воздух. Взявшись за руки, озябшие и притихшие, они двинулись к воротам. Те оказались заперты, на табличке виднелась надпись на английском, предупреждающая о том, что идут реставрационные работы.
Недолго думая, они перелезли через невысокую ограду, первым Муромов, за ним – Татьяна. Он помог своей подруге спуститься, подхватив на руки. Они затаили дыхание и слишком взволнованные, чтобы разговаривать, двинулись к храму. На лужайке Виктор обо что-то споткнулся. У него возникло неприятное ощущение, будто кто-то схватил его за ногу. Посветив фонариком, он усмехнулся – теннисная туфля запуталась в волейбольной сетке, натянутой поперек дворика и на данный момент приспущенной вниз.
Двери, ведущие в храм, оказались распахнуты настежь. Слабый луч фонарика в руке Виктора ронял крохотный пятачок света, не в состоянии разогнать поглотившую внутренность храма тьму. Они осторожно продвигались по первому этажу, девушка боязливо жалась к своему спутнику. Дойдя до противоположной стены, они остановились. Луч фонаря вырвал из темноты стенную роспись – огромное, во всю стену, изображение Христа. Всю центральную часть фрески занимало лицо Спасителя. Ничего подобного Муромову видеть не доводилось. Он посетил немало церквей здесь, на Кипре, вдоволь насмотревшись на лики Иисуса. В России он перевидал много разных икон – висящих на стенах квартир, в музеях и церквях, в антикварных магазинах и на стендах уличных торговцев на Арбате. Везде лики, изображенные на дереве, бумаге, металле или на стенах храмов, имели почти схожее выражение. Христос взирал на мир с кротостью, отмеченной печатью неземной мудрости на лице, как справедливый Пастырь на своих овец.
А здесь, в этом старом храме, неизвестный художник (или их было несколько?) сумел воплотить с помощью кисти и красок то, что всегда жило в сердце каждого христианина. Иисус был изображен ослепительно красивым молодым мужчиной. Но красота эта представлялась не телесной, а духовной, святой, такой чистой и непорочной, что ни у кого при взгляде на эту фреску не возникало ни одной мысли о плотском. Христос смотрел с доброй улыбкой и теплотой, и от него шел, лучился из его глаз такой поток любви, что хотелось смеяться и плакать от счастья, восхваляя Господа за то, что Он создал этот мир, эту землю и нас самих, даровав нам право выбора между состраданием и жестокостью, между любовью и ненавистью. Это было изображение Спасителя, который когда-то жил на Земле, учил, страдал, мучился и принял смерть за всех нас, живших, живущих и еще не рожденных. Это был живой Христос.
Все это видели сейчас перед собой взволнованные путники. Они, словно завороженные, не могли отвести взгляд от этого откровения, представшего перед ними. Наконец, Виктор тронул свою спутницу за плечо, отчего та вздрогнула.
– Нам пора, – шепотом обратился он к ней.
На обратном пути, направляясь к выходу, они заглянули в одну из монашеских келий. Неожиданно фонарик мигнул и тотчас погас, оставив их в кромешной тьме. Таня испуганно ойкнула, вцепившись в руку спутника.
– Все в порядке, я здесь, – прошептал он, – батарейки разрядились, попробую поменять местами.
С его стороны это было уловкой. В келье находился тайник, и Виктор специально погасил фонарик, чтобы незаметно от своей спутницы забрать из контейнера посылку резидента. Быстро проделав все в темноте, он собрался было включить фонарь, как неожиданно почувствовал чье-то незримое присутствие. В таких случаях разведчиков учат действовать четко по инструкции, но только если они заметили постороннее внимание к себе или явную слежку, когда вами заинтересовались люди. Здесь же, в этот момент, он не ощущал присутствия человека. Так что же его насторожило? Это было похоже на какое-то наваждение.
Внезапно и девушке показалось, что кто-то невидимый следит за ними из темноты. От страха у нее захолонуло в груди, она явственно ощутила, как на затылке зашевелились волосы. Голос не слушался ее, но она все же сумела выдавить:
– Виктор, послушай…
– Да? – в его голосе тоже чувствовалась нервозность, или ей только показалось?
– Ты ничего не чувствуешь?..
Он ответил не сразу, словно не решаясь сказать правду вслух.
– У меня такое ощущение… – он слегка замялся, – что кто-то наблюдает за нами.
– Но я точно знаю, – как бы оправдываясь, поспешил добавить он, – что здесь, кроме нас, никого больше нет.
Наверное, даже не само чувство, что она испытывала, а его слова вселили в нее ужас перед чем-то кошмарным и необъяснимым. Она задрожала.
– Давай выбираться отсюда, – так же шепотом произнес он и, крепко сжав ее руку, потянул к выходу.
Они продвигались на ощупь и, когда покинули келью, заметили светлое пятно выхода. Еще немного, и любители ночных экскурсий очутились снаружи, под открытым небом, на котором ярко светила огромная луна. Виктор с шумом вобрал в себя полные легкие воздуха. Горный, необычайно чистый воздух подействовал на них освежающе. Возле ограждения на краю дворика располагались умывальники с дождевой водой. Полковник с удовольствием ополоснул ею лицо. Они вернулись в машину и сразу же включили обогреватель, почувствовав себя продрогшими.
Обратно в Пафос они возвращались по современной скоростной трассе, идущей по прямой вдоль побережья.
Ночью Виктор никак не мог заснуть – все прокручивал в голове впечатление от той встречи в темноте кельи с чем-то необычным. Что же это могло быть: проявление подсознания, всплывшие на поверхность детские страхи перед тьмой, неведомая сила – охранительница тех мест, или все-таки люди, притаившиеся и следящие за непрошеными гостями? А возможно, СПЕЦИАЛЬНО наблюдающие за ними? Неужели он в чем-то «прокололся», успел «засветиться» перед чужой разведкой или местной контрразведкой? Весь опыт подсказывал ему, что ничего подобного не было, до сих пор он все делал правильно.
* * *Утро выдалось чересчур душным, что предвещало большую жару днем. Летнее кафе, на площадке которого они заняли столик, примостилось на склоне горы неподалеку от поворота на памятную им горную дорогу. Терраса нависала почти над самым обрывом, а дорога упиралась прямиком в кафе, огибая его. У посетителей поначалу складывалось впечатление, что подъезжающие машины движутся прямо на них и, не сумев вовремя повернуть, вот-вот вкатятся на площадку. Большинству беспечных туристов это придавало дополнительную остроту ощущений.
Почти все столики вокруг них были заняты, а посетители все прибывали и прибывали. Они сидели напротив друг друга и со смехом болтали ни о чем. Виктор в открытую любовался своей подругой, подумав, что наконец-то встретил женщину своей мечты. Неожиданно его внимание привлек подъехавший к кафе автомобиль – неприметный «Опель» далеко не самой лучшей модели. По привычке, полковник, разговаривая с Татьяной, продолжал незаметно наблюдать за вновь прибывшими.
Передняя дверца «Опеля» со стороны пассажира открылась, и взору Виктора предстал коренастый мужчина средних лет в светлых летних брюках и белой футболке. Этот человек был разведчиком-нелегалом, работающим в этой стране уже несколько лет и располагающим довольно устойчивой агентурной сетью. За время пребывания на Кипре Муромов успел несколько раз войти с ним в контакт. Фамилия у него была смешная – Пупырышкин, а имя знатное – Борис. В их группе он считался одним из лучших и работал еще до прихода Муромова.
Майор Пупырышкин потоптался у края площадки и, даже не взглянув в сторону своего коллеги, уселся обратно в машину. Это был сигнал.
– Дорогая, пожалуй, нам пора, – обратился к своей спутнице Виктор.
– Уже?! – удивилась та. – Но ведь мы…
– Поговорим позже, хорошо? – мягким и в то же время не терпящим возражения тоном прервал он ее.
Девушка почувствовала, что произошло нечто непредвиденное и непонятное ей.
– Пойдем, – вздохнула она, подбирая со столика сумочку.
Когда вернулись в отель, Виктор, ничего не объясняя, попросил Таню остаться в номере и до его возвращения никуда не выходить.
– Что случилось? – с тревогой спросила она.
– Пока ничего, – он попытался успокоить ее, – я все выясню и скоро вернусь.
