Лев Пучков - Тротиловый эквивалент
С момента начала акции прошло двенадцать с половиной минут. Дольше оставаться нельзя, скоро тут будут «вертушки». Как я отношусь к «вертушкам», я уже говорил. Дело сделано, пора убираться.
Я разом жму на все кнопки, активируя оставшиеся заряды, — получите приятное дополнение. Оба пульта обливаю кислотой из батлончика, баллончик бросаю тут же. Смотрю на Курбана — он укладывает камеру в чехол и показывает большой палец.
Снято.
— Ну все. Поехали обедать…
Мы живем в Тхан-Юрте.[25] Это довольно крупное и зажиточное село, расположенное в южной оконечности Надтеречного района, на берегу мутноватой неглубокой речки Сунжи.
Наверное, нужно уточнить: мы здесь не то чтобы совсем живем, а просто располагаемся. У военных есть такой термин: «расположение». Для штатского уха, возможно, это будет непривычно, но для любого военного такая команда «…в конце концов, наведите порядок под расположением, мать вашу!!!» звучит вполне естественно и единственно правильно. «Территория» — это уже вне. Вне казармы, вне палатки, вне блиндажа или просто норы. Удивительно, столько лет прошло, а мне порой снятся розовые курсантские времена и вечно недовольная физиономия старшины Башкатова, который ставит задачу хриплым спросонок голосом: «…должен быть идеальный порядок! Всем телам понятно? Под расположением оставить по паре шлангов (больных то бишь), остальные — в летнюю кладовку, за метлами.
Территория должна блестеть, как у кота причиндалы. Если ротный мне хоть слово скажет, прощайтесь с личным временем, тела…»
Ладно, хватит ностальгии. Хваткий старшина Башкатов теперь мой враг. Как, впрочем, и большинство остальных сокурсников, которые не догадались вовремя удрать из этой слабой больной армии. Так что вернемся к нашим суровым будням.
В Тхан-Юрте располагается основной костяк «Дашогов». Нас подселили к семьям, окружили заботой и вниманием, относятся как к любимым родственникам.
Впрочем, у нохчей это норма: если пускают в дом соплеменника или даже просто единоверца, относятся к нему как к самому любимому родственнику. На своих можно прикрикнуть и обойтись с ними небрежно, а тут — чужой, надо марку держать.
Я поселен в усадьбе одной богатой семьи, но не в кунацкой (это лучшая комната в доме, куда гостей определяют), а вообще в отдельном домике на две комнаты. Для полного комфорта мне выделили двух жен. Это вдовы погибших моджахедов — Зейнаб и Саният. Одной двадцать три года, другой вообще четырнадцать лет. Обе хорошенькие. Старшая греет мое ложе, а младшая, Саният, занимается по хозяйству. У меня дочь такого возраста, не смог я переступить себя и пустить ее к себе под одеяло. Я хоть и мусульманин, но долгое время был советским офицером, воспитан в определенных традициях. Гнать ее не стал, потому что ей попадет за то, что не угодила высокому гостю. Просто объяснил, почему так поступаю. Странно, она мне за это вовсе не благодарна, как следовало бы ожидать, а, напротив, все время дуется, как будто ее отвергли. Хотя в данной ситуации это особого значения не имеет.
Обе мои «жены» боготворят меня и в буквальном смысле смотрят мне в рот. Не потому, что хозяин приказал, просто здесь у меня репутация, пожалуй, покруче, чем у самого Сулеймана. Я для этих людей некая мифическая фигура, надежда и опора, маэстро Смерти. Меня, кстати, этот факт вовсе не греет — я уже говорил, что особенно за славой не гонюсь, а несколько напрягает. Особенно в свете последних событий. Нохчи, при всех их положительных качествах, все поголовно страдают болезненным бахвальством. Я не встречал ни одного чеченца, который являлся бы приятным исключением. В этом они очень похожи на итальянцев. В качестве иллюстрации считаю нужным привести два отрывка из мемуаров магистров диверсионной войны: родоначальника немецких командос Отто Скорценни и черного принца «людей-торпед» Валерио Боргези.
«… Провала операции в тот раз удалось избежать только благодаря типичной для итальянцев черты — безудержного бахвальства и желания всегда выставлять себя в наиболее выгодном свете. Не будь этого, мы бы наверняка потерпели фиаско. Потому что все держалось в строгой секретности и каждая мелочь была продумана с пунктуальностью, более присущей немцам, и наши агенты в данном случае оказались бессильны…»
Это Отто рассказывает о том, как охотился за дуче, которого арестовал король Италии. Дуче прятали от всех и содержали в режиме крайней секретности, лучшие люди короля этим занимались.
«… За время моего отсутствия один из карабинеров охраны дуче зашел в гости к хозяйке дома. Я осторожно направил разговор на падение режима Муссолини. Сначала солдата, казалось, совершенно не интересовала эта тема, он оживился только тогда, когда я с уверенностью предположил, что дуче наверняка уже умер. Некоторое время он крепился, я продолжал разглагольствовать на эту тему. Наконец, он не выдержал и с типичным для итальянца апломбом заявил, что все это враки и уж он-то точно знает, как обстоят дела в действительности. Я стал настаивать, утверждая, что знаю это совершенно верно от надежного человека. Вроде бы несколько дней назад знакомый врач моих друзей (была названа фамилия реально существующего человека, которого многие здесь знали и уважали) рассказал мне в мельчайших деталях о последних минутах бывшего главы фашистского режима. О, это были такие мучительные минуты! Даже такому извергу не пожелаешь подобного…
Тут итальянец больше не смог сдерживаться.
— Нет, нет, сеньор, это просто невозможно! — возбужденно воскликнул он. — Я видел дуче только сегодня утром. Я сам, лично, сопровождал его, когда его везли к белому самолету, на котором он и улетел…»
Следует заметить, что Скорценни в конечном итоге выкрал дуче в результате сложной и многоходовой операции, которая до сих пор по праву считается образцом и примером для подражания. Теперь подумайте, стало бы это возможным, если бы на месте переполненного осознанием собственной значимости карабинера оказался флегматичный немец или швед?
Это мнение австрияка Отто, который работал с итальянцами и судит о них несколько сторонне, как, например, я о чеченцах. Теперь пара слов из мемуаров Валерио Боргези, который сам является итальянцем. Речь идет о формировании знаменитой «десятой флотилии MAC».
«… Но самым жестоким испытанием было не это. Сохранение в абсолютной тайне не только всего, что касалось вооружения, учений, численности и дислокации отряда, фамилий товарищей и начальников, но даже самой своей принадлежности к этому элитному отряду, — вот что было действительно камнем преткновения. О фактической специальности, которую кандидат избрал для себя, не должен был знать абсолютно никто в этом мире. Даже родители, жены и невесты.
Имея в виду типичную для каждого итальянца склонность болтать и хвастаться как лично своими достижениями, так и просто своей осведомленностью, можно себе представить, какие муки испытывали эти люди. Ведь итальянец способен скорее пожертвовать жизнью, чем обрекать себя на молчание о своих заслугах…»
Зачем я притянул к повествованию мнения мастеров? Чтобы было понятно, с чем приходится иметь дело. Все, что было сказано, в полной мере характерно и для чеченцев. Один к одному, на сто процентов! Это нужно учитывать при организации любой диверсионной работы, для которой требуется составление «сборной» из хороших специалистов. То есть из людей, которыми гордятся соотечественники. Не только гордятся, но и любят поговорить об этом. Потому что спецслужбы противника наверняка тоже учли это.
В общем, есть опасения, что при таком положении дел информация о моем отряде может преждевременно «утечь». Не надо недооценивать врага, у федералов тоже есть немало агентов среди вроде монолитного в своей ненависти к России чеченского народа. И даже не обязательно агентов. Просто есть люди, которые любят болтать, а есть люди, которые умеют слушать и правильно задавать вопросы…
Сулейман тоже живет в Тхан-Юрте, у него здесь «база».
Наши журналисты и федеральное командование очень любят употреблять такие понятия, как «база» или «перевалочная база», применительно к формированиям моджахедов. Как и другие, знакомые для обывателя, но неприменимые для партизан термины, типа «рассеяны», «дезорганизованы» и «пораженческие настроения». Вы почитайте официальные пресс-релизы, там таких словечек — море.
Объясняю, почему взял базу в кавычки, и пару слов скажу по поводу всего остального. Не то чтобы меня припадок словоблудия одолел или хочу понравиться, просто есть желание, чтобы люди, далекие от этой войны, воспринимали ее понятия правильно, и не попадались на пропагандистские уловки федералов.
По поводу «рассеяны», «дезорганизованы» и «пораженческие настроения». Ну, это просто смешно. Посмотрите чеченский язык, там даже таких слов нет. Что значит «рассеяны»? Это излюбленный термин федерального командования, когда речь идет о том, что обнаружили отряд моджахедов. «Банда рассеяна. Множественные кровавые следы, огромное количество стреляных гильз, следы волочения… Своих раненых и убитых бандиты унесли на себе…» И так далее. «Рассеяны» — это значит, напоролись на превосходящие силы федералов и разбежались во все стороны. То есть нет монолитного отряда, каждый сам по себе. Так ведь они потом соберутся вместе в любой момент, когда надо будет! И ничего они там на себе не волокут. Если трупы есть на поле боя, фе-дералы их всегда с охотой демонстрируют, в разных ракурсах, и позируют на фоне этих трупов. В общем, это какой-то дурной пропагандист придумал, который считает, что люди, слушающие новости, совсем идиоты. То же самое касается понятий «дезорганизованы» и «пораженческие настроения». Какие могут быть пораженческие настроения и дезорганизация у людей, для которых война — дело всей жизни? Они, поверьте мне, очевидцу, живут, чтобы воевать. Их с детских лет воспитывают в духе воина, и они готовы к тому, что рано или поздно придется умереть с оружием в руках…
