Вячеслав Денисов - Трибунал для судьи
Как раз в тот момент, когда все провожающие уже вышли из вагона, а проводница стала нервно похаживать кругами у входа в вагон, ожидая отправления, вся троица, точнее – четверка, во главе со мной, деловито и быстро пересекла перрон. Приложив к билету несколько крупных купюр, я без проблем разместился в СВ.
Не помню, кто меня из друзей подсаживал, толкая в спину, но у меня опять, как и тогда, полгода назад, сложилось ощущение чужой руки в своем кармане. Словно кто-то, воспользовавшись случаем, сунул мне в карман какой-то предмет.
Все прощание заняло пару минут. Замахнув подряд «стременную» и «закордонную» по казачьим обычаям, мои провожатые стали ретироваться. Уступая право последнего прощания Вадиму, Пермяков потряс меня за плечи и выскочил в тамбур.
– Ну, давай, браток… – молвил прокурор и крепко обнял меня. Едва его выбритая до скрипа щека коснулась моего уха, я услышал: – Немедленно сойди на следующей станции, немедленно… В твоем кармане билеты в обратном направлении до Новосибирска. Устроишься там и сразу позвонишь.
Оторвавшись, он громко, с грустью, попросил:
– Не забывай нас там… С Пермяковым.
Мгновение спустя я уже рассматривал в стекле искаженные изображения лиц Пащенко и Пермякова. Рольф, не желая быть в стороне от процедуры прощания, встал на задние лапы и бестолковым взглядом «прочесывал» весь перрон.
В дороге мы уничтожали оставшиеся после пирушки шашлыки, помидоры и яйца. Обыкновенное путешествие, ничем не отличающаяся от других поездка, если не считать ужасную автокатастрофу на параллельной железнодорожному пути автомобильной трассе. Поперек дороги лежал огромный, пылающий, как факел, бензовоз. Еще несколько машин, столкнувшиеся с ним, добавляли в общий пожар черные клубы дыма. Окинув картину взглядом, я понял, что спасение людей, находящихся в эпицентре этого ужаса, будет лишь исключением из общих правил. Еще не было видно ни пожарных машин, ни спасателей. По обе стороны от места столкновения десятки машин образовали огромные пробки. Несколько наиболее сердобольных водителей пытались подойти к огню с маленькими автомобильными огнетушителями, но тут же отходили, не сумев приблизиться и на десять метров. Потушить такой пожар огнетушителем – все равно, что пытаться загасить плевком пионерский костер. Вскоре эта картина, вызвавшая суматоху во всем поезде, скрылась из наших глаз…
За два часа пути я лишь однажды смог вывести пса на улицу. По всему было видно, что ему до смерти надоел этот дурацкий, постоянно стучащий пол, часто опрокидывающий его на бок, мазутная вонь и ограниченная свобода передвижения. И вот теперь, когда поезд медленно въезжал в незнакомый мне и пугающий размерами город, Рольфу словно передалось мое волнение. Он уже не отходил от окна. Он чувствовал, что мы прибыли в пункт назначения.
Почему я ехал именно в Новосибирск? По двум причинам.
Это в обратном направлении от Омска. И этого хотел Вадим.
Меня в очередной раз предали. И предал близкий по моим меркам человек. Александр Пермяков. Я не могу и не хочу сейчас рассуждать на эту тему. Стук в голове и всю дорогу скулящий Рольф мешали не просто совершать логические выкладки, но даже думать о моей Саше.
* * *Рольф был моим спасением от налетевших, словно чайки, частных извозчиков. Своим беспардонным «куда едем?» они встречали в лобовой атаке всех, кто входил на территорию вокзала с сумками. У меня тоже была сумка, но еще у меня на поводке «болтался» Рольф, поэтому меня обходили, как невидимого. Зачем везти в личной машине собаку, если и без этого полно клиентов? Рольф избавил меня от объяснений, что мне ехать никуда не нужно.
Не выходя из здания, я сдал сумку в камеру хранения, решив забрать ее после обустройства. Сомнения в том, что обустройство состоится уже сегодня, рассеялись как дым, едва я вышел на привокзальную площадь. Стайка теток с табличками на груди: «Сдам квартиру на сутки», «Сдам квартиру (комнату) по часам» толпилась у киоска с копчеными курами и напоминала стихийно образованный митинг с транспарантами.
Рольф трусцой следовал рядом и всем своим видом показывал, что вывел меня погулять. Пару раз гавкнув для приличия в сторону лежащей у ограждения большой, грязной, словно специально вывалянной в глине собаки, он потянулся мордой к бабульке с армейским термосом. Даже не обладая нюхом Рольфа, я догадался, что в термосе пирожки. Надпись на обрывке картона так и гласила: «Пирожки с картошкой, капустой, мясом».
– Берите, берите! – обрадовалась старушка, заметив наш неподдельный интерес. – О-о-чень вкусные! О-о-чень горячие!
– Ты с чем будешь? – спросил я Рольфа. – С капустой?
Я купил один – с картошкой – для себя, и второй – с мясом – для пса. Насчет «очень горячих» можно было поспорить, но щенку горячая пища все равно была противопоказана, а я сроду горячее не мог есть. Даже в чай доливал холодную кипяченую воду. Пирожки исчезли как-то сами собой. Глянув на Рольфа, которому только подкладывай, а об остальном он сам позаботится, я понял, что пора выступать.
– Бабуль, – обратился я к продавщице пирогов и мотнул головой в сторону теток с табличками, – А кроме этих дам в городе можно подыскать приличное жилье?
– А откель ты будешь?
– Издалека.
Вспомнив про реку, которая перечерчивает поперек всю страну с юга на север, я добавил:
– С Волги. Так можно или нет?
– Студент али как?
Этот вариант разговора именуется цыганским.
Повторив по просьбе Рольфа заказ, я окончательно расположил старушку к себе и вскоре выяснил, что зовут ее Марией Ивановной, живет неподалеку, имеет двухкомнатную квартиру и кошку Муську на иждивении. Обо мне она узнала, что я молодой ученый, занимающийся проблемами демографического кризиса, прибыл в город для социологического опроса населения сроком на одну неделю и имею на иждивении пса по кличке Рольф. Опрятность бабушки и запрошенная за проживание сумма меня более чем устроила. Мы договорились встретиться на этом месте ровно через час, когда пирожки будут распроданы. Это время я решил посвятить шапочному знакомству с городом, которому собрался отдать целую неделю своей жизни.
Оттащив Рольфа от термоса, я намотал на руку длинный кожаный поводок (подарок Пащенко) и направился прямиком в первый попавшийся на глаза просвет улицы. Как и положено в городах крупных и мелких, отдаленных от цивилизации и приближенных, от главного вокзала тянулась улица имени Ленина. В скольких городах я ни был, обязательно сталкивался с этим необъяснимо совпадающим решением каждого Горсовета. Такой, на первый взгляд, парадокс объясняется тем, что в первой трети двадцатого века деньги на переименование улицы Купеческой в улицу Ленина были, а в конце тысячелетия денег на переименование улицы Ленина в улицу Купеческую – нет. Поэтому улица Ленина во всех городах – основная. Положено по статусу.
А еще у каждого города есть свой запах. И именно с запахом ассоциативно связаны все воспоминания о нем. Мне очень понравилось, как пахли улицы Новосибирска. В их аромате я не чувствовал привкуса крови и подлости. Но невидимое не всегда является отсутствующим наверняка. Оно лишь затаилось…
Последний раз я разговаривал с женой по телефону с Терновского вокзала. Саша говорила, что очень соскучилась, постоянно думает обо мне и считает дни до встречи. Я повторял ей то же самое, стараясь не выдать голосом своего волнения. Но тогда я был не в зале суда, поэтому, наверное, и «сломался».
– Милая, милая моя… – Как много я хотел ей сказать и как мало мог. – У нас все с тобой будет хорошо, поверь. Ты только жди.
И это было ошибкой. Названный мною пароль обещал горе, разлуку и тоску. И моя бедная девочка поняла это.
– Антоша, где ты? Что опять происходит, родной?
– Все в порядке! Ты что?! Я просто соскучился! Я побежал – сегодня «Рыбхоз» драть будут, и меня прокурор ждет!
Кое-как успокоив жену, я повесил трубку. Нет, не лги себе, Струге. Она все поняла. Но успокоиться можно было лишь тем, что она догадалась бы о тревоге в любом случае.
Завтра она снова будет звонить. И меня не окажется дома. Она не знает ни о проданной квартире, которую мы собирались соединить с ее, ни о Рольфе, ни о том, что я в очередной раз бегу от несчастья. Поэтому завтра я позвоню ей сам раньше назначенного времени.
Так мы дошли с Рольфом до огромной площади. Мне она очень приглянулась, а Рольфу – нет. Напротив, через дорогу в парк, возвышалась над суетой бытия белая куполообразная крыша замысловато сооруженного здания. По афишам, расклеенным рядом с монументальным входом, я понял, что это театр. Но перед ним, словно преграждая дорогу гражданам к прекрасному, стояли вооруженные гранитные атланты во главе все с тем же Лениным.
Рольф тянул поводок в сторону, стараясь убежать подальше от проезжающих мимо машин и снующих людей. Я решил, что первое знакомство, чтобы оно не было навязчивым, пора заканчивать и направляться на привокзальную площадь, где я «забил стрелку».
