Сергей Зверев - Завтра никто не умрет
– Ты бы лучше сбавил ход, – проворчал Туманов, – а то впишемся куда-нибудь не туда.
– Я лучше знаю, как лучше, Павел Игоревич, – смело заявил Газарян, поглаживая цветущий ржавчиной штурвал. – Не волнуйтесь, я чувствую эту штуковину. У меня отец работал в ремонтных доках на Истре, я такие корыта водил с ним до семнадцати лет, пока школу не окончил.
– Ты ходил в школу? – усмехнулась Оксана.
– Заглядывал иногда, – Газарян, покосившись на дрожащую от холода девушку, решил воздержаться от ответной колкости.
– У тебя с оружием как? – спросил Туманов у Штурм.
– Порядок. – Она судорожно кивнула. – Не осталось ни хрена, кроме пистолета.
– Вот с ним и спустись вниз. Дверь на задней палубе, под нами. Не знаю, что там – трюм или какие-то палубные помещения. Покопайся, может, найдешь одежду. Да поосторожнее там. Судно вроде пустое, но мало ли что.
Оксана, подумав, удалилась. Он видел через мутное стекло, как девушка спрыгнула на палубу, помешкала, обхватила пистолет двумя руками, пнула дверь...
– Боевая девица, командир, – пробормотал, всматриваясь во мглу, Газарян. – На язычок острая – вроде меня. Ты уж присмотрись к ней – лично я возражать не буду. Я бабник, конечно, потомственный, но эта выдра – явно не моего полета.
– Посмотрим, – пробормотал Туманов, чувствуя, как краска заливает уши.
Огромная птица, пронзительно крича, грузно махая крыльями, пролетела прямо над рубкой.
– Вот черт, – Газарян вздрогнул, – дракон какой-то.
– Чайка-бургомистр, – фыркнул Туманов, – всего лишь. А в принципе здесь и киты должны водиться. Можем сафари на касаток устроить.
– Эй, мореходы, здесь нет никого! – прокричала откуда-то снизу Оксана.
– Кто бы сомневался, – усмехнулся Рудик.
– А вообще здесь мокро! – добавила Штурм. – Нам борт пробили, вы рады? Не волнуйтесь, вода поступает не очень быстро. Успеем еще поплавать!
– Хреново, – вздохнул Газарян.
Остров таял в пелене. По курсу образовалась цепочка островов. Во избежание попадания на мель, Рудик отвернул к западу. Острова проплывали по левому борту – скалистые, нелюдимые. Туманов посмотрел на часы. В здешнем мире было без четверти два – день едва начался, а столько событий случилось.
– Эй, джентльмены, помочь не хотите? – на корме распахнулась дверца, и Оксана стала вышвыривать на палубу какие-то подозрительные тряпки.
– Что же она делает, дуреха, – спохватился Газарян, – промокнет же все! Держи баранку, Павел Игоревич, и смотри, никуда не сворачивай!
Они втащили в рубку ворох запашистых промасленных тряпок.
– Ну и ну, – отдуваясь, сказал Газарян, – Это посильнее, чем в секонд-хенде.
– А я вам рожэ от кутюр? – огрызнулась Оксана. – Что нашла, то и доставила. Ватные штаны, фуфайки, чего вам еще надо? Нормальная одежда, в ней не одна смена матросов померла. Отвернитесь, дайте даме переодеться.
Они сбрасывали с себя сырую одежду, облачались в грязное рубище, натягивали рваные фуфайки, сдирали с ног мокрые носки, оборачивали ноги какими-то хрустящими портянками, а обувь пытались просушить на едва теплой приборной панели.
– Ну, и экстерьерчик у вас, – хихикала Оксана. Она и сама была не лучше одета – какой-то потасканный медвежонок – штаны мешком, из рукавов торчала вата. Девушка усердно запихивала под шапку сбившиеся волосы, стонала от брезгливости и отвращения, но, кажется, переставала дрожать.
– Проведем инвентаризацию, – предложил Туманов. – Что у нас осталось? Документы, деньги, телефоны...
– Какие, на хрен, телефоны, – огрызнулся Газарян. – Все на базе перед операцией изъяли, мы теперь как без рук в этой дыре.
– Но заграничные паспорта у нас имеются, – возразил Туманов. – Лично мне выдали – с убедительной норвежской визой.
– Да уж, – проворчала Оксана. – Это единственное, что предусмотрели сочинители этой так называемой операции... Кстати, как у нас насчет денег? Лично у меня пятьдесят тысяч рублей и никакой, на хрен, валюты.
– Джентльмены платят, – усмехнулся Газарян. – Долларов триста должно быть в паспорте. Ведь здесь не дикая страна, нет? В ней принимаются к обращению доллары?
– Почему бы и нет, – пожал плечами Туманов. – У меня, возможно, тоже несколько сотенных бумажек завалялось.
– Не пропадем, – обрадовалась Штурм. – А живой буду – рассчитаюсь.
Муть рассасывалась, пелена дождя потихоньку таяла. Неуверенный пунктир береговой полосы тонул в пелене, появлялся, снова тонул. И вот они прошли границу дождевого фронта – высохло стекло, растаяла мгла, показался берег в полной красе.
– Неплохо для начала, – вынесла вердикт Оксана.
До берега было мили полторы. Нещадно изрезанного – скалистого, заваленного камнями. В пустотах зеленели леса. А дальше поднимались горы – застывшие снежно-зеленые громады без резких перегибов. Небо над материком уже не было таким мрачным, как над морем. И ветер, кажется, поутих – не ревел, как зверь, просто дул. «Здравствуй, зимушка-зима», – настороженно подумал Туманов.
– Это дело надо отметить, – с заговорщицким видом сказала Оксана и извлекла из бездонного кармана фуфайки сосуд с этикеткой, тревожно напоминающий классическую «пол-литра». Сосуд на две трети был заполнен бесцветной жидкостью.
– Ну-ка дай, – насторожился Газарян и отобрал у девушки бутылку. Прищурившись, прочел надпись на этикетке: – «Охотничья», Мурманский завод крепких алкогольных напитков.
– Внизу нашла, в шкафчике, – объяснила Оксана.
– А трупов там не было? – проворчал Туманов. – Тех людей, что пили эту гадость?
– «И соломой пропахший мужик захлебнулся лихой самогонкой», – процитировал Есенина Газарян. – Хлопнешь такую – и досвидос.
– Трупов не было, – рассмеялась Оксана, – но если рассуждать логически, это вовсе не яд. Водку заперли в шкафчике, я его сломала. Из бутылки уже пили – значит, пить можно. Честно говоря, я уже отпила. Прошло пятнадцать минут – пока живая. А была бы я живая, кабы не выпила? – Оксана задумчиво посмотрела вдаль.
– А я-то думаю, чем тут попахивает, – Газарян запрокинул голову и приложился к содержимому. Позеленел, начал дышать, как паровоз. – Она, с-сука... Закусить найдется, господа?
– Рукавом занюхай, – посоветовал Туманов, отбирая бутылку. – Твой рукав – лучше любого огурца.
Водка была мерзкая, невкусная, пахла тиной, химией, но сомневаться в ее «честности» не приходилось. Дешевую водку на отечественных заводах гнали только такую – из китайского сырья. Пилась она с трудом, похмелье было убийственное, но в принципе данная продукция паленой не считалась. А откуда она здесь и кто до них обслуживал данную посудину, думать как-то не хотелось. Напряжение, сковавшее тело, отпустило, Павел расслабился. Посмотрел назад – погони в бурлящем кильватере не было. Допили водку, проклиная отечественного производителя, пустую бутылку отправили за борт – в «стирку».
– Давай право руля, – откашлявшись, приказал Туманов, – здесь высаживаться не будем. Пойдем на запад, вдоль берега. Мили две, три...
– Опасно тут маячить, Павел Игоревич, – скептически заметил Газарян.
– Вариантов нет, делай, как сказано. Погоню наладить не смогли, но связь с берегом у них, полагаю, имеется. Не возражай, Рудик, у солидной конторы, «арендующей» остров на чужой территории, обязательно должны быть завязки на суше. О количестве агентов и их мобильности мы не информированы. Боюсь, они способны подпортить нам радость воссоединения с землей.
Катерок шел вдоль берега. Люди всматривались в туманную даль. За кормой остались несколько фьордов, проплыла гора, покрытая рваными шапками заснеженного леса. Такое ощущение, что они оказались на необитаемой планете. Никакого намека на цивилизацию – ни деревень, ни рыбацких поселков.
– Местечко тут, надо признаться, малопосещаемое, – подметил Рудик.
– Кто-нибудь понимает, где мы находимся? – спросил Туманов.
– Да хрен его знает, – простодушно отозвался Газарян. – Одно я знаю точно: до России тут вроде бы недалеко. Но, кстати, Павел Игоревич, чем дальше мы идем на запад, тем дальше Россия.
– Нет, я еще не поражаюсь вашей недалекости, – сказала Оксана, – но скоро буду. Это Королевство Норвегия, мужчины. У них имеется настоящий король – Харальд V. Правит бог знает сколько времени; я думаю, лет пятнадцать. Молятся в этой стране Иисусу. Преобладает лютеранство. Денежная единица – норвежская крона.
– А здесь не еврозона? – удивился Газарян.
– Ты о чем? – не поняла Оксана.
– Ну, в смысле, зона евро.
– Нет. Страна развитая, но глуховатая. Местность называется Финнмарк. Губерния такая – по-здешнему, фюльке. Двадцатая провинция. Страна рыбаков и шахтеров.
– На каком языке тут хоть говорят?
– А тебе не все ли равно? В Норвегии, вообще-то, два языка: букмол и нюношк. Есть еще саамский, но саамы – нацменьшинство, вы его тут практически не услышите. В Финнмарке проживают большей частью квены – это типа норвежских финнов. Но и норвежцев, думаю, хватает. И саамов.
