Сергей Кулаков - Когда горит вода
Настоящий Эдем, одним словом.
Сбоку от Романа послышалось тихое поскуливание. Он обернулся и увидел круглую приплюснутую клетку-плетенку, стоящую через проход, под сиденьем. В клетке сидела лохматая собачонка и с тоской смотрела на него.
Роман сначала было заулыбался измученной долгой дорогой псине и пощелкал пальцами, пытаясь ее развеселить. Но затем, вспомнив особенности местной кухни, сообразил, куда везут пленницу, и, не без внутреннего содрогания, отвернулся. Чего уж там пальцами-то щелкать? Скоро сожрут, и весь сказ.
Собачонка, лишившись единственного заступника, заскулила громче. Жилистая, беззубая старуха, хозяйка плетенки, ударила по ней ногой и сурово прикрикнула. Пленница затихла. Пассажиры, сидевшие поблизости, засмеялись. Роман уловил пару насмешливых взглядов, брошенных на него. Н-да, рановато он впал в умиленное состояние. Эти славные Мигуны в не столь уж давние времена так издевались над пленными американцами, что те пачками сходили с ума. И до сих пор в Америке ходят легенды о жестокости вьетнамцев. Конечно, она имела под собой основания: янки порой зверствовали почище эсэсовцев. К тому же дрались вьетнамцы за свою землю. Но все же – не стоит расслабляться.
С левой стороны уже несколько раз мелькало голубое и необъятное. Море. На некоторое время его закрывали холмы, но затем оно выплывало снова, с каждым разом становясь все ближе и шире.
Роман, посматривая то на море, то на часы, понимал, что его путешествие близится к концу. Названий деревень, написанных иероглифами, он все равно не понимал, и ждал, когда водитель, предупрежденный Сам Лиеном, подаст сигнал на высадку.
Наконец, после одного из поворотов, водитель остановил автобус, повернулся к Роману и указал на дверь.
Тот покосился за окно. Стена леса, и только. Ни тебе хижин, ни рисовых полей, – ничего, что говорило бы о наличии здесь хоть какой-нибудь цивилизации. Выходи, молодец, в чисто поле, и ищи заветный камень, который укажет тебе, куда дале путь держать. А что будет написано не по-нашему, так это ничего, интуиция подскажет верное направление. На то ты и разведчик.
Водитель нетерпеливо совал рукой в дверь, таращась на Романа и что-то сердито балбоча.
– Мне? – показал Роман на себя, надеясь на ошибку. – На выход?
Водитель яростно закивал головой. Ошибки не было. Пассажир приехал, надо выходить.
Кинув прощальный взгляд на собачонку, которая, как показалось Роману, смотрела на него не без сочувствия, он пробрался через корзины и баулы вперед и вышел из автобуса под мелкий, противный дождь. Дверь сейчас же закрылась, автобус через минуту исчез из виду.
Оставшись один, Роман первым делом закурил, пряча сигарету в кулак, а затем свирепо выругался в адрес своих кураторов.
Послали на край света, а зачем – толком не сказали. «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Увидели на снимках какой-то самогонный аппарат и погнали в три шеи на него дивиться. А чего дивиться, спрашивается? У нас при каждой деревне такое диво числится. Стоит себе в лесу, пользу обществу приносит. И ничего, никто не засылает шпионов по этому поводу. Высококлассных, между прочим, шпионов. А тут убивай лучшие годы невесть на что, да еще и слова сказать не смей. Стратеги хреновы, делать им нечего…
Послышалось негромкое кряхтение.
Роман быстро обернулся. Метрах в семи он него, почти невидимый на фоне пышной растительности, стоял человек. Одет он был в короткие портки и матерчатую куртку защитного цвета (все заношенное донельзя, но очень чистенькое), на голове кепи военного образца, на ногах сандалии, сделанные из автомобильной шины. Небольшое его личико было гладким, как у младенца, и Роману в первый миг показалось, что перед ним юноша. Но затем человек изменил положение, и Роман понял, что «юноше» годков семьдесят, не меньше.
– Ты руски, – сказал старик. – Я тебя ждать.
– Русский, – кивнул Роман. – Меня направил к вам ваш сын, Сам Лиен…
– Хорошо, – кивнул старик.
В отличие от сына, «р» он выговаривал чисто. Ясно, изучал русский язык в стрессовой обстановке, а она, как известно, идеально подходит для лингвистических упражнений. Запоминаешь так, что потом хочешь забыть, да не можешь. А как забыть, если тебя каждую минуту хотят убить? Война – дело памятное. Влезает в нервы, в кровь, в кости и втаскивает с собой все, что подворачивается по пути, и нужное, и ненужное.
А то, что старик воевал, Роман понял с первого взгляда. Выправка, несмотря на годы, манера держаться, спокойный, но острый, как через прицел, взгляд. А как замаскировался, не прилагая к тому видимых усилий? Хамелеон позавидует. Сразу видно бывшего партизана.
Роман отшвырнул намокшую сигарету, шагнул ближе.
Старик стоял на месте, чуть заметно улыбался.
– Меня зовут Роман.
– Чой, – старик положил ладонь себе на грудь.
Рукопожатий, похоже, не предполагалось, ну да и бог с ними, обойдемся без них. И так понятно, что этот Чой отличный старичина.
– Ну что, пошли? – спросил Роман, выказывая стремление как можно быстрее взяться за дело, ради которого он сюда прибыл.
– Не пошли, – покачал головой Чой. – Ехать.
– Хорошо, поехали.
Роман поводил головой в поисках мотоцикла, – самого распространенного здесь средства передвижения.
Старик шагнул за куст и вышел оттуда, катя перед собой велосипед – второе по популярности средство передвижения, о котором Роман в дорожной эйфории как-то позабыл.
«Кто-то из нас будет ехать, а кто-то бежать, – подумал он. – Учитывая разницу в возрасте, нет никаких сомнений, что бегуном буду я».
Чой перекинул ногу через раму, обернулся.
– Садись.
Если у Сам Лиена, достойного отпрыска Чоя, «Иж» был полутрупом, то этот велосипед был трупом уже лет десять. Щитки прикручены проволокой, сиденье обмотано тряпкой, колеса разного размера, шины – заплата на заплате, рама перекошена, руль свернут «рогами» вниз.
Да полно, едет ли эта колесница вообще?
– Садись, – повторил Чой, видя колебания гостя.
Роман, исключительно чтобы не обидеть старика, уселся на багажник, решив, что с минуту потерпит, а потом уж как-нибудь трусцой. Опять же, дедушке тяжело. Предложить ему поменяться местами? Но куда ехать, вот в чем вопрос? Тут же сплошной лес.
Чой, похоже, такими сомнениями не терзался. Сильно оттолкнувшись своим резиновым лаптем, он крутанул педали и по едва заметной тропке покатил прямо в гущу леса.
Роман вцепился в пружины сиденья, поскольку Чой гнал, как заправский гонщик. Его велоодр оказался на удивление крепким малым. Невзирая на корни и ямы, коих на тропе было множество, он ни разу не скрипнул, не звякнул. Неказистый с виду, он был прекрасно отлажен внутри. И сам ездок был ничего себе. Крутил педали как заводной. Роман с самого начала обратил внимание на запястья Чоя, широкие, мощные, как у борца. Надо думать, и работу домашнюю сделать, и за себя постоять сей дедушка еще ого-го как в состоянии.
Ехали недолго. Минут через десять лес расступился, и они выкатили на большую круглую поляну.
– Дом, – сказал Чой, нажимая на тормоз.
Роман спрыгнул с багажника, огляделся.
Да, местечко для туриста-экстремала. Избушка из бамбука на курьих ножках, то есть на сваях, рядом – крошечный сарай-амбар – вот и весь, собственно, дом. Поблизости, в похвальной компактности, расположилось еще с пяток таких же «скворечников». Под ними возились куры и свиньи, компанию им составляли голопузые ребятишки. На жердях висели рыбацкие сети.
Картина представилась невеселая, что и говорить. До всеобщего процветания социалистической республике, похоже, было еще далеко.
– Проходить, – сказал Чой, указывая на ближайший дом. – Здесь я жить.
Он легко вскарабкался по приставной бамбуковой лесенке наверх, сверху посмотрел на гостя.
– Давай, Роман.
– Даю, – пробормотал Роман, ступая не без опаски на хрупкие жерди.
Вход находился на уровне плеч, и Роману удалось добраться до него с первого раза. Оказавшись наверху, он обернулся и глянул окрест. С порога открывался вид на небольшую гавань, в которой колыхалась пара утлых лодчонок. Вдали виднелся островок. Кружились чайки. На все на это сыпался сонный дождик.
Чой оставил обувь под навесом и вошел в дом, жестом поманив гостя. Роман разулся, вошел следом.
В хижине царил феодальный уют. Посередине тлел очаг, вдоль стен стояли лежанки, был стол, шкафчик для посуды и продуктов. Крепко пахло рыбой.
За бамбуковой перегородкой находилось что-то вроде второй комнаты. Из нее, едва Чой и его гость вошли в двери, выскользнула девушка лет двадцати. Короткая стрижка, узкие брючки, полосатая майка. Увидев Романа, она вдруг густо покраснела.
– Это мой внучка, – пояснил Чой. – Ее звать Ти.
– Роман, – поклонился гость, не без удовольствия глядя на девушку.
Она была очень даже миленькая, эта скромница Ти. У Романа Евгеньевича, чуткого к женской красоте, настроение сразу улучшилось. Все не на старика и его, с позволения сказать, дом любоваться.
