Александр Тамоников - На линии огня
— Я растерялась. Мы не привыкли к такому поведению наших парней, даже если они пьяны.
— Не стоит беспокоить ваших друзей. Я лучше чем кто-либо смогу усмирить своих сослуживцев. Нам не обязательно идти вместе, я могу держаться на расстоянии. И этого будет достаточно. Впрочем, решать вам, я все равно пойду за вами. Пойдете ли вы одна или с друзьями.
— Хорошо! Вы правы, — согласилась девушка.
— Тогда возьмите с меня деньги! Думаю, сегодня можно закрыть кафе и раньше.
— Да, клиентов уже ждать не приходится. Да и время, — Злата взглянула на массивные напольные часы, — уже почти десять.
Она рассчитала заказ Черникова; за водку, выпитую сверхсрочниками, деньги не взяла. Закрыла кассу, попросила капитана:
— Подождите, пожалуйста, меня на улице. Я переоденусь и выйду.
— Я буду у входа.
Вскоре Злата вышла, и они не спеша направилась по аллее вдоль квартала. Александр поглядывал по сторонам, но сержантов не замечал: им, видимо, хватило урока, полученного в кафе, и они ушли в гарнизон.
— Вы давно служите в Чехословакии? — спросила Злата.
— Год.
— Где же вы научились вполне сносно говорить по-чешски?
— Учиться этому необязательно, достаточно общения с местными жителями. А вы откуда знаете русский?
Злата вздохнула:
— Мой отец в свое время увлекался историей. Россией.
— Увлекался? А сейчас, что потерял к ней интерес.
— Да, вместе с жизнью.
Черников взглянул на девушку:
— Не понял.
— Он любил вашу страну. Говорил, что именно Россия вскоре станет самой влиятельной и цивилизованной страной в мире. Но когда в августе 1968 года в Чехословакию вошли ваши танки, он был шокирован и пошел на митинг протеста. Здесь, в Бардовицах, на площадь у Ратуши. Пошел и не вернулся. Сюда тоже вошли русские танки. Ваши солдаты убили его.
— Подождите, Злата, но насколько мне известно, наши войска имели приказ открывать только ответный огонь, и не по мирным жителям.
— А они и не стреляли. Просто один танк, когда его окружили люди с транспарантами, резко развернулся и пошел к вокзалу. Когда он разворачивался, под гусеницы попали несколько человек. Среди них мой отец, так любивший и боготворивший Россию. Мне тогда было 8 лет, и я помню, как плакала мама, когда ей сообщили о гибели отца. А потом ваши танки ушли, и в Бардовице вошли другие войска. То ли Венгрии, то ли Польши. Отца и троих, кто погиб на площади, похоронили. Тихо, ночью, на местном кладбище. Позже здесь встал ваш гарнизон.
— Так вот откуда у вас ненависть к русским! Вы не можете простить гибель отца.
— Ненависть — сильно сказано; наверное, больше подойдет неприязнь. Мне неприятно видеть на улицах города солдат чужой страны. Тем более обслуживать их в кафе. Хорошо, что они редко к нам заходят. И только вы почему-то стали каждый вечер проводить у нас. Случай с сержантами я не считаю. Это действительно случайность. Но вот вы… Почему вы выбрали это кафе? Ведь в городе много заведений гораздо лучше нашего.
— Вы хотите, чтобы я сказал правду? — спросил Черников.
— Конечно. Да и зачем лгать? Вопрос, по-моему, несложный.
— Ну это еще как сказать…
— Скажите, как есть.
— Хорошо. Так действительно будет лучше. По крайней мере для меня. Первый раз я зашел к вам потому, что шел дождь, и кафе, где я обычно ужинаю, так как живу здесь, а не в военном городке, было закрыто. До вас ближе всего, я и прошел к гостинцу «Под каштаном». Там я увидел вас. И теперь я прихожу в кафе, чтобы видеть вас.
Злата искренне удивилась:
— Видеть меня? А что во мне такого, что вызывает у вас интерес?
— Понимаете, вы можете подумать что угодно, смеяться надо мной, оскорбиться, потребовать, чтобы я больше не приходил; в конце концов, не поверить мне. Но я скажу правду: я… полюбил вас, Злата. С того самого мгновения, как впервые увидел, а именно в дождливое воскресенье, 17 июня. Вот и вся правда.
Девушка выглядела немного растерянной, но было заметно, что слова Черникова ее приятны. Ответила:
— Это все глупость.
— Для вас, может быть и глупость, для меня — нет. А насчет того, что произошло в августе 1968 года, я соболезную вам, но и вы должны понять: офицеры и солдаты вошли на территорию Чехословакии, да и других стран Варшавского договора, не по своей воле — они исполняли приказ вышестоящего руководства. А руководство Союза, насколько мне известно, действовало по просьбе вашего же законного правительства, вашего президента. Я бы предпочел находиться здесь, скажем, в качестве туриста, однако мне приходится служить в войсках, которых вы называете оккупационными.
Злата молча выслушала капитана, затем неожиданно спросила:
— А ваша жена знает, где вы проводите время по вечерам?
— У меня нет жены. Была, но после моего возвращения из Афганистана мы развелись, и я приехал в Чехословакию один. Но почему вы задали этот вопрос?
— Потому, что вы живете в отдельной квартире, и даже не в военном городке. А мне говорили, что ваши холостые офицеры проживают в общежитии.
— Это так, но в отношении меня было сделано исключение.
— Почему?
— Наверное, потому, что я прибыл из Афганистана.
— А это правда, что там идет настоящая война?
— Правда.
— Я иногда слушаю «Голос Америки», там много говорят о бесчинствах советских военнослужащих. Что самолеты бомбят мирные кишлаки, пленных мятежников расстреливают без суда и следствия. Или это тоже неправда?
— Понимаете, Злата, война всегда сопряжена с жестокостью. Были случаи, когда бомбили и кишлаки. И гибли мирные люди, но пленных не расстреливали, их передавали местной милиции. И, вообще, там все так запутанно…
Злата посмотрела в глаза капитану:
— А вы убивали мятежников?
— Да. Но только тех, кто стрелял в меня или в моих подчиненных.
— Жестокость, кругом одна жестокость… А почему вы развелись с женой?
— Потому что не любил.
— Отчего же женились?
— Не знаю. Молод был, иллюзию принимал за любовь. Два года в Афганистане расставили все по своим местам. У нее появился мужчина. Я не осуждаю бывшую супругу, ей одной тяжело было. Но и простить измену не смог. Но что мы все обо мне? Расскажите что-нибудь о себе.
— У меня была не столь насыщенная приключениями жизнь. После смерти отца нам с мамой пришлось тяжело. Спасибо, дядя из Западной Германии помог. Выкупил кафе. Вот мы с мамой им и владеем. Не богачи, но и не нуждаемся ни в чем. Наверное, вам интересно, замужем я или нет?
— Интересно.
— Не замужем. Но у меня есть жених, Марек Челенек. Он работает в крупной фирме в Оломоуце, сейчас в командировке в Австрии. Завтра должен приехать.
— Жених… И вы любите его?
— Да, конечно!
В словах девушки капитан услышал фальшь, но промолчал.
— А вот и мой дом. — Злата рукой указала на двухэтажное здание. — Я живу на втором этаже.
— Вместе с матерью?
— Нет, у нее собственный дом. Скоро и у меня будет собственный дом, а возможно, придется переехать в Оломоуц. Жена должна жить с мужем.
— Это правильно. Ну, что ж, до свидания, Злата, извините за тех придурков, что испортили вечер, и спокойной ночи!
— Вам спасибо.
В это время из подъезда вышла мать Златы:
— Что-нибудь случилось, Злата? Почему русский офицер с тобой?
— Я тебе все объясню дома. До свидания, пан капитан!
Женщины вошли в подъезд.
Александр присел на скамейку под развесистым кустом неизвестного растения. На душе было плохо. В голове билась одна единственная мысль: у Златы есть жених, скоро они поженятся и, наверное, уедут. От этой мысли хотелось выть. Но… ничего изменить он не в силах. Он в чужой стране, и здесь он для всех чужой.
Утром Черников прибыл в часть сразу после подъема. В эту ночь он так и не смог уснуть. Поэтому встал в 5 часов утра, побрился, принял душ, погладил свежую рубашку и пошел в батальон. Проходя мимо дома Златы, посмотрел на ее окна. Подумал, она еще спит, и снятся ей сладкие сны. Александр пошел быстрее. Раньше времени пришел в часть и комбат. Увидев Черникова у штаба, приказал:
— Зайди-ка ко мне, Александр Владимирович.
Черников прошел в кабинет командира батальона.
Подполковник Злобин предложил Александру присесть за стол совещаний. Внимательно посмотрев на заместителя, спросил:
— Ты не заболел случаем, капитан?
Черников ответил:
— Никак нет, а что?
— Да видок у тебя не того… Или перебрал вчера?
— Нет, просто не выспался.
Комбат улыбнулся:
— Вот как? И кто ж такая не дала бравому капитану выспаться?
— Вы не о том думаете, товарищ подполковник.
— Ну, конечно, а то сам в твои годы не холостяковал! Ладно, теперь о деле. Я чего позвал тебя. Первая рота должна убыть на Либаву — один из полигонов ЦГВ. Надо обеспечение организовать, я имею в виду летучками ремвзвода. Чтобы добежали до полигона своим ходом.
