Пауло Коэльо - Победитель остается один
— Милый, я хочу спросить тебя…
В эту минуту на эстраду поднялся ведущий, который поблагодарил присутствующих за то, что пришли. На собранные деньги будут приобретены медикаменты для лагерей беженцев в Африке.
— А знаешь ли ты, чего он не говорит? — спросил Игорь, словно не слыша ее вопрос. — Что лишь десять процентов этих пожертвований достигнут цели. Все прочее пойдет на оплату этого вечера — на аренду зала, оплату ужина, гонорар для тех, кого осенила эта блестящая идея, — и все по самым высшим ставкам. Они используют нищету для собственного обогащения.
— В таком случае зачем мы здесь?
— Нам полагается здесь быть. Это — часть моей работы. Последнее, что мне в жизни надо, — это спасать Руанду или посылать лекарства африканским беженцам, но я по крайней мере это сознаю. А остальные гости тратят свои деньги, чтобы очистить совесть и облегчить душу. Когда в Руанде вспыхнула гражданская война и начался геноцид, я набрал из своих друзей небольшой отряд, который спас более двух тысяч человек из противоборствовавших племен тутси и хуту. Ты знаешь об этом?
— Нет, ты никогда не рассказывал…
— Не считал нужным. Ты ведь знаешь, как мало заботят меня другие…
Тем временем начался благотворительный аукцион. Выставленную первым лотом дорожную сумку от Louis Vuitton купили за сумму, десятикратно превышавшую первоначальную цену. Игорь бесстрастно взирал на происходившее, а Ева выпила еще бокал, раздумывая над тем, стоит ли задать мучающий ее вопрос.
Зазвучала музыка — это была песенка в исполнении Мэрилин Монро — и художник на глазах у публики начал писать на холсте. Ставки росли, в десять раз превысив первоначально заявленную сумму. На эти деньги можно было купить в Москве небольшую квартиру.
Потом выставили чашку. И снова — несуразно высокая цена.
…Она так много выпила в тот вечер, что Игорь должен был нести ее в отель на руках. Но прежде чем он опустил ее на кровать, Ева наконец решилась:
— А что будет, если я тебя брошу?
— В следующий раз пей поменьше.
— Нет, а все же?
— Этого не может быть. У нас с тобой — идеальный брак. В голове у нее просветлело, однако она понимала, что пьяному море по колено, и продолжала притворяться:
— Ну, а все же? Если это произойдет?
— Я заставлю тебя вернуться. Ты ведь знаешь — я умею добиваться своего. Или чужого… Пусть даже придется уничтожить для этого целые миры.
— А если я заведу роман с другим?
В его глазах она не увидела злости или гнева.
— Переспи хоть со всеми мужчинами на планете — моя любовь так сильна, что сумеет превозмочь и это.
С того дня их союз, казавшийся божьей благодатью, стал неуклонно превращаться в кошмар. Она оказалась замужем за маньяком, убийцей. Что это за история о том, как он финансировал отряды наемников, чтобы загасить межплеменную вражду? Скольких людей он убил, чтобы они не нарушали их супружеский покой? Разумеется, все можно объяснить — война, душевные травмы, тяжелейшие испытания, через которые ему пришлось пройти… Но разве ему одному? Отчего же другим не пришло в голову стать вершителями Божественного Правосудия, исполнителями Верховного Замысла?
— Я не ревную, — неизменно говорил ей Игорь, когда собирался куда-нибудь уехать. — Потому что ты знаешь, как я тебя люблю, а я знаю, как ты любишь меня. И не может произойти ничего, что разрушило бы нашу с тобой жизнь.
…Теперь она была более чем уверена: это — не любовь. Это наваждение, с которым она не смогла совладать и потому обречена до конца своих дней пребывать в постоянном ужасе.
Если не попробует освободиться при первом же удобном случае.
А случаи такие предоставлялись. И самым упорным, самым настойчивым оказался мужчина, о прочных отношениях с которым она и помыслить не могла. Кутюрье, чья звезда с каждым днем разгоралась все ярче, а слава гремела все громче. Тот, кто получал от своей страны огромные деньги для достижения высокой цели — чтобы весь остальной мир познакомился с незыблемыми ценностями «туземных племен», и перестал испытывать страх по отношению к ним. Кто поверг к своим ногам мир моды.
При каждой их встрече, где бы, в каком бы городе мира это ни случалась, он способен был пропустить важные переговоры, отменить ужин — для того лишь, чтобы оказаться с нею наедине, в номере отеля, чтобы просто побыть рядом, даже не занимаясь любовью. Они смотрели телевизор, ужинали, она пила (он, что называется, капли в рот не брал), гуляли в парках, заходили в книжные магазины, заговаривали с незнакомыми людьми. Они не мечтали о будущем, почти не вспоминали прошлое: все было сосредоточено на настоящем.
Ева противилась столько, сколько могла, тем более что никогда не пылала к этому человеку страстью. Но когда он предложил ей все бросить и переехать с ним в Лондон, внезапно согласилась. Это был единственно возможный выход из ее персонального ада.
Пискнул телефон, принимая очередное сообщение. Да не может этого быть — они ведь не общались уже несколько лет!
«Ради тебя я уничтожил еще одну вселенную, Катюша».
— От кого это?
— Понятия не имею. Номер не определен, — ответила она, а про себя промолвила: «Какой ужас!»
— Приехали. Помни, у нас мало времени.
Лимузину приходится совершать замысловатые маневры, чтобы подъехать ко входу в отель «Martinez». По обе стороны, за установленными полицией металлическими барьерами, целый день толпятся люди всех возрастов в надежде вблизи увидеть кого-нибудь из знаменитостей. Они делают снимки цифровыми фотоаппаратами, через интернет посылают рассказы о своих впечатлениях «друзьям» и членам сообществ, к которым принадлежат. Самое долгое ожидание будет оправдано, если настанет единственный в своем роде миг торжества — они сумеют увидеть актера, актрису, телеведущего!
И хотя киноиндустрия существует благодаря именно этим людям, их не подпускают близко: охранники, размещенные на стратегических высотах, требуют доказать, что ты проживаешь в отеле или что у тебя назначена здесь встреча. То есть, если не вытащишь из кармана магнитную карточку, заменяющую ключ от номера, тебя при всем честном народе вышвырнут вон. Если же у тебя здесь назначена деловая встреча или ты приглашен в здешний бар, назовись и жди на глазах у всех, пока охранники по рации запросят ресепшн, правду ли ты говоришь. Идет проверка, время тянется бесконечно, но вот наконец подтверждение получено — и тебя, после публичного унижения, допускают в святая святых.
Разумеется, все это не касается тех, кто подкатывает на лимузине.
Обе дверцы белого «Мауbach'а» распахнуты: одна — водителем, другая — швейцаром. Объективы фотоаппаратов и видеокамер направлены на Еву, и хотя никто ее не знает, каждому понятно: дама, подъехавшая в такой машине, дама, живущая в этом отеле, — птица высокого полета. Может быть, любовница вот этого седоватого господина, идущего следом за ней, и тогда, если речь идет о внебрачных связях, есть шанс пристроить эти снимки в какой-нибудь таблоид, кормящийся на скандалах. А может быть, эта белокурая красавица — иностранная знаменитость, Доселе неизвестная во Франции. Глядишь, ее фото скоро появятся в желтом журнальчике, и тогда зеваки испытают законную гордость оттого, что находились в четырех-пяти шагах от нее.
Хамид Хусейн смотрит на плотную, хотя и не очень многочисленную толпу, жмущуюся к металлическим барьерам. Он все никак не постигнет причин такого ажиотажа, ибо у него в стране подобного не происходит. Однажды он даже осведомился у своего приятеля о том, кто все эти люди.
— Не думай, что здесь одни фанаты, — отвечал тот. — От сотворения мира человек привык считать, что близость к чему-то неприкосновенному и таинственному осеняет благодатью. Оттого люди ходят на поклонение святым местам и отыскивают гуру.
— Это в Каннах-то?
— Да хоть бы и в Каннах. Везде и всюду появление недосягаемой знаменитости воспринимается как манна небесная, как дар богов. Особенно если она кивнет или помашет рукой…
Рок-фестивали на огромных площадках напоминают религиозное действо, собирающее многие тысячи верующих. Люди толпятся у входа в театр, чтобы увидеть, как пройдут мимо представители Суперкласса. Гигантские толпы заполняют стадионы, следя за тем, как два десятка молодцов гоняют мячик. А чем отличаются от икон и образов портреты звезд, висящие и в комнатах подростков, и в квартирах почтенных домохозяек, и даже в кабинетах топ-менеджеров, которые при всем своем могуществе завидуют им?
Есть лишь одно различие: в роли верховного судии выступает публика: сегодня она заходится от восторга, а завтра с жадностью выискивает скандальные подробности из жизни своего кумира. И говорит: «Бедняга. Хорошо все-таки, что я — не он». Сегодня звезду боготворят, завтра побивают камнями и распинают на кресте, причем не испытывая ни малейшего чувства вины или сострадания.
