Андрей Константинов - Сочинитель
Виктор Палыч подтверждающе кивнул:
— Слышал, слышал, способный юноша, серьезный… Я ведь вот еще что хотел тебе сказать — перспективным ребятам нужно обязательно давать подзаработать… Знаешь, как писатель Достоевский сказал? Бедность, мол, не порок, но нищета, нищета — это порок, господа! А я тебе так скажу, что и в бедности ничего хорошего нет. Бедность — она людей развращает, а нищета — вообще убивает… Люди должны жить достойно. Только манны с неба ждать не стоит — зарабатывать надо! А человек, который об копейке думает, который достойно жить хочет — он и другим жить мешать не будет… Прав я, Генуля?
— Конечно, Виктор Палыч, — встрепенулся в кресле Ващанов, отчаянно тараща глаза, так и норовившие закрыться после «Хванчкары» под убаюкивающий голос Антибиотика.
— Работника уважать надо, чем бы он конкретно ни занимался. Работой испачкаться нельзя, если она людям на пользу… Кстати, возьми себе на заметочку паренька одного интересного — вашего же, милицейского. Есть у вас в «спецуре» такой Володя Пискунов — перспективный хлопчик, вырос уже… Хватит ему уже с Вадиком-Пучиком в «Пуле»[20] блядюшек строить… Володя с Вадиком, кстати сказать, очень разумно бизнес с блядскими хатами построили — и нам доход, и трудящемуся человеку опять-таки облегчение. Это ж только дураки и чистоплюи думают, что пиздюшатинкой-то легко торговать! Ты возьми, да попробуй! А Пискунов этот — он дело делать умеет… Ты приглядись к пареньку — может, и имело бы смысл его к себе в ОРБ взять?
Ващанов кивнул деловито, поняв, что «увертюры» кончились и начинается «конкретика». Впрочем, он был уверен, что какой-то там Володя Пискунов — даже если он и в самом деле толковый сутенер — не того масштаба фигура, чтобы из-за него старик стал выдергивать на встречу первого заместителя начальника РУОПа. Значит, у Антибиотика есть еще что-то в загашнике. Тем не менее, Геннадий Петрович пообещал вопрос с Пискуновым «решить»:
— Сделаем, Виктор Палыч, помогу парню. Человека с вашей рекомендацией — его беречь надо!
— Спасибо, Генуля, спасибо дорогой, — казалось, еще немного и Антибиотик просто прослезится от умиления.
Однако лицо Виктора Палыча внезапно стало строгим — Ващанов понял, что следующая проблема будет несколько посерьезнее, и не ошибся. Правда, Антибиотик с истинно иезуитской изощренностью опять начал с «ложечки меда»:
— Отдохнуть бы тебе, Генуля! Не бережешь ты себя совсем. И не хотел говорить, да уж скажу все-таки — ты бы как-то поосторожнее с зеленым-то змием! Не родился еще такой богатырь на земле, который бы его, змия этого, одолеть сумел… Ты мужик самостоятельный, полковник как-никак, кто тебе еще такое в глаза скажет? Побереги здоровье, Гена. Я понимаю, ты устал, нервы вымотались… Думаю, нужно тебе передых дать, не дергать совсем — чтоб и у тебя душа не болела…
Геннадий Петрович напрягся, умудрившись одновременно обрадоваться и испугаться — с одной стороны, конечно, неплохо хоть несколько месяцев пожить спокойно, без бремени «просьбишек» Виктора Палыча, а с другой… Ващанов очень хорошо себе представлял, что такое «вынужденная консервация агента», и в каких именно ситуациях на нее идут. У полковника явственно забурчало в животе, и он спросил, облизнув враз пересохшие губы:
— А что, есть какие-то основания?…
Антибиотик в ответ улыбнулся успокаивающе, руку на предплечье Геннадию Петровичу положил:
— Ну, что ты, Гена, тех оснований, о которых ты подумал — нет… Да и откуда бы им взяться? А взялись бы — так я бы знал. Нет, дорогой мой, основание одно — чтобы ты здоровье поправил, нервы подуспокоил. Ты же мне нужен энергичным и собранным. Год прошедший всем тяжело достался, чего уж там… Один Барон, покойник — пусть земля ему, грешнику, пухом будет, — сколько подлянок накидал с этим журналистом, как его…
— Серегиным, — подсказал Ващанов, и Виктор Палыч кивнул:
— Да-да, с Серегиным этим… Фартовый пацанчик оказался, небось не знает, сколь мало тогда его голова дурная стоила…[21] Как он, кстати?
— Контролируем, — поспешно сказал Геннадий Петрович.
— Контролируете, значит? — усмехнулся старик. — Ну-ну… То-то мне недавно зачитывали — опять он какие-то ужасти про организованную преступность эту в газетенке своей сраной тиснул… Не с твоих ли слов, Генуля?
— Нет, конечно, — передернул плечами полковник. — Это его Никитка Кудасов с толку сбивает, мне сигналили…
— Кудасов, говоришь? — Антибиотик скривился, будто лимонную корку зажевал, вылез из-за стола и начал расхаживать по кабинету взад-вперед. — Кровосос этот твой Никитка, просто упырек какой-то. Сколь кровушки-то у меня, у старика, попил. Угомонить бы его надо, Генуля… В рамки взять. Беспредельничает ведь он, а это грех.
Ващанов кашлянул искательно и даже чуть привстал с кресла, даже не привстал, а «обозначил привставание».
— Я понял, Виктор Палыч. Я ему уже сегодня пропиздон устроил, чтоб думал в следующий раз…
— За что же, Генуля, ты его на «правилку» выдернул? — старик остановился и с интересом посмотрел полковнику в глаза.
Ващанов сморгнул:
— Так ведь… За статью эту как раз серегинскую, чтобы впредь…
— Да хуй с ней, со статьей! — гаркнул вдруг неожиданно Виктор Палыч и аж ощерился. — Пусть они там, что хотят, то и пишут, кто эти статьи ебучие читает! Пар пердячий выпускают — и ладно! При чем тут статья — ей подтереться и забыть! С Мухой нам что-то решать надо! А он ведь за Никиткой твоим числится! Я же тебе говорил в прошлый раз — нужен мне Муха, край, как нужен! У меня дело без него стоит, работа! А ты мне про какую-то статью… Есть по Мухе какие-нибудь результаты?
Геннадий Петрович взопрел, подобрал животик и сполз на самый краешек кресла. Вот как чувствовал он, что разговор о Мухине пойдет — старик действительно еще в прошлый раз говорил…
Ващанов засопел и, запинаясь, забубнил виновато:
— На Мухине сто сорок восьмая… Виктор Палыч, я ведь все-таки не господь бог. Следователь…
— При чем тут следователь? — перебил его взмахом руки Антибиотик. — Не еби мне мозги, Генуля, не советую! «Следак» — не твоя забота, мы с ним уж решим как-нибудь… Уже, считай, решили… В Никитку твоего все упирается! Таких, как он, чурбанчиков, обтесывать надо…
На Ващанова было жалко смотреть — у него даже капельки пота на носу выступили.
— Но я… — бормотнул Геннадий Петрович. — Я не могу надавливать. Там состав… У Кудасова хорошие связи в Москве… Я не могу… Кудасов упрется, как танк — пойдет большой шум.
Виктор Палыч посмотрел на Ващанова сверху вниз, цыкнул зубом с демонстративным сожалением:
— Плохо, что не можешь… До полковника дорос, а своих людей к порядку не приучил… Ладно, Гена, слушай сюда. Я тебя и не прошу, чтобы ты на этого малахольного давил.
Антибиотик ухмыльнулся и сунул руки в карманы брюк. Ващанов недоуменно потряс головой — осторожно, будто расплескать в ней что-то боялся:
— Так… Но я… Я тогда не понимаю…
— То-то и оно, что не понимаешь, — воздел вверх указательный палец Виктор Палыч. — Господи, ведь все самому, все мне, старику, решать приходится. Помру вот — что делать-то будете? Пропадете ведь, сгинете в блуднях своих…
Геннадий Петрович открыл было рот, но Антибиотик махнул рукой:
— Ты, Генуля, запомни — людишки, они ведь, как бомбы, каждая взорваться может и у каждой можно запал вытащить. И будет тогда уже не бомба, а говна кусок… Человек рожден в грехе, а зачат в блуде! И всю жизнь он грешит — один больше, другой меньше, не суть… Стало быть, к каждому можно ключик подобрать… Вот и Кудасов твой, «Директор» этот… Думаю, он посговорчивее будет, — касаемо Мухи. Завтра уже у него может мнение перемениться. Соображаешь?
Соображал Геннадий Петрович с трудом — у него аж дух захватило. Неужели старик нашел крюк на Кудасова? Невероятно… Но Палыч ведь никогда ничего просто так не говорит…
— Но, — воспользовавшись паузой, заговорил Геннадий Петрович, — если Кудасов… Тогда, конечно, другое дело. А зачем тогда мне…
— А тебе, Генуля, поддержать его надо будет! — наклонился к полковнику Виктор Палыч. — Смекаешь?
— Нет, — честно ответил Ващанов, и старик даже сплюнул с досады:
— Тьфу ты, Господи, грехи наши… Завязывай с бухлом, Гена, совсем мозги пропьешь. Паренек этот — Никитушка наш дубиноголовый — он завтра весь в сомнениях будет… Тяжело сраку под фуфел в первый раз-то подставлять. И вот тут ты, как старший товарищ, как руководитель, должен будешь его понять. Понять и помочь — участием и советом… Скажешь, что по Мухе этому — тебя и так уже депутаты звонками замудохали, что бизнесмены ходатайствуют, короче, наметешь пурги… Чтоб ему, Никитке, полегче было. Чтоб он душу свою не терзал сомнениями… Только сделать это нужно будет деликатно и ласково, чтобы он, падла, не стреманулся. Невзначай так поинтересуешься у него — что, мол, там с Мухой? А если он, к примеру, скажет, что дело валится, что Севу нашего выпускать придется, что открылись новые обстоятельства — вот тут ты его и утешишь. Объяснишь в доступной форме, что когда бабу с воза скидывают — кобыле легче становится. Скажешь, что от Мухи этого все равно ничего, кроме неприятностей, не было бы — дескать, там уже и адвокаты лучшие заряжены были, и депутатские запросы писались, и дуроебов этих — журналистов наших — уже напидорили-настропалили, ждали свистка в низком старте… Плохо, мол, что бандиты от ответственности уходят, но мы еще наловим… Что-нибудь в этом роде. Короче, хорош пустое гонять — найдешь, что сказать, не мне тебя учить… Уяснил теперь?
