Барри Эйслер - Дождь для Джона Рейна
— Мне бы хотелось еще раз с тобой встретиться, если ты не против.
Я колебался. Он уже знает, где я живу. Если хочет добраться до меня, ему нет смысла договариваться о встрече где-либо еще.
— Дружеская встреча?
— Как скажешь.
— Дружеская встреча.
— Хорошо.
— Когда?
— Я буду в городе вечером. Там же, где и в прошлый раз?
Я снова заколебался, потом сказал:
— Не уверен, что удастся туда попасть. Тут недалеко есть отель с весьма неплохим баром. Заведение моего типа. Понимаешь, о чем я?
Я имел в виду бар в «Осака Ритц-Карлтоне».
— Думаю, я смогу его найти.
— Встретимся в баре в то же время, что и в последний раз.
— Да. Буду ждать встречи. — Пауза. Потом: — Спасибо.
Я повесил трубку.
7
В Осаку я вернулся на экспрессе «Ханкай» и сразу направился прямо в «Ритц». Хотел быть уверен, что окажусь на месте хотя бы на несколько часов раньше на случай, если там появится кто-то, кого мне не хотелось бы увидеть. Заказал сыр с фруктами и чай «Дарджилинг».
Тацу был пунктуален, как всегда. Он чрезвычайно учтив — двигается медленно, чтобы я видел: никаких сюрпризов не приготовлено. Сел напротив меня на обитый тканью стул. Посмотрел вокруг — на светлые деревянные панели, канделябры и подсвечники.
— Мне снова нужна твоя помощь.
Предсказуемо. И прямо в точку, как всегда. Но ему придется подождать, прежде чем я отвечу.
— Хочешь виски? — спросил я. — У них отличный «Крагганмор» двадцатилетней выдержки.
Он покачал головой:
— Я бы присоединился к тебе, но доктор советует воздерживаться от таких соблазнов.
— Не знал, что ты слушаешься доктора.
Тацу надул губы, как бы готовясь совершить признание.
— И жена тоже стала плохо относиться к таким делам.
Я посмотрел на него и улыбнулся, слегка удивленный образом крутого парня, который по-овечьи подчиняется жене.
— В чем дело? — спросил он.
Я ответил правду:
— Всегда приятно видеть тебя, мерзавца.
Он улыбнулся в ответ, вокруг глаз возникла сеточка морщин.
— Взаимно.
Тацу подозвал официантку и заказал ромашковый чай. Раз он не пьет, я тоже воздержался от «Крагганмора». Жаль. Тацу повернулся ко мне:
— Как я уже сказал, мне снова нужна твоя помощь.
Я постучал пальцами по стакану:
— Я так понял, ты имел в виду дружескую встречу.
Он кивнул:
— Я лгал.
Мне это уже было известно, и он догадался, что я знаю. И все же.
— Мне показалось, ты говорил, что тебе можно верить.
— В важных вещах — конечно. Опять же, разве на дружеской встрече нельзя попросить о любезности?
— Так вот что тебе нужно? Любезность?
Тацу пожал плечами.
— Ты больше ничем мне не обязан.
— Обычно, когда я оказывал людям любезность, мне весьма неплохо платили.
— Мне приятно, что ты употребил слово «оказывал».
— Раньше я мог употреблять его еще более обоснованно.
— Я могу продолжать?
— Если только мы с самого начала договоримся, что здесь нет никаких обязательств.
Он снова кивнул:
— Как я и сказал.
Тацу сделал паузу и вынул из внутреннего кармана пальто коробочку с ментоловыми пастилками. Открыл, протянул мне. Я покачал головой. Он вытащил пастилку и поместил в рот, не опуская головы и не прекращая поглядывать по сторонам. Не в привычках Тацу отводить глаза от того, что происходит вокруг, и это заметно как в мелочах, так и в более значимых проявлениях.
— Качок оказался важной шишкой, — сообщил он. — Правда, похож на неандертальца, но на самом деле он часть новой генерации японской организованной преступности. Его специализацией, в которой, кстати, он проявил себя на удивление сведущим, было создание легальных и жизнеспособных компаний, за стенами которых могли укрываться его менее прогрессивные коллеги.
Я кивнул. Эта новая генерация, поняв, что татуировки, яркие костюмы и агрессивная манера поведения дают весьма ограниченные возможности роста в обществе, постаралась изменить криминальный имидж и начала вторгаться в легальный бизнес, такой как недвижимость и индустрия развлечений. Более старому поколению, все еще состоящему в интимных отношениях с наркотиками, проституцией и контролем над строительным бизнесом, пришлось положиться на этих выскочек в вопросах отмывания денег, ухода от налогов и других подобных услуг. И в то же время новички все еще обращались за помощью к своим предшественникам, когда конкурентные сложности бизнеса можно было облегчить своевременным применением некоторых традиционных инструментов — подкупа, вымогательства, убийства, — на которых старшее поколение продолжало специализироваться.
— Качок создал действенную систему, — продолжал Тацу. — Все традиционные гуми пользовались его услугами. Законность, которую предлагала система гуми, делала их менее уязвимыми перед правосудием и более влиятельными в политике и залах заседаний. По сути — более влиятельными в обществе в целом. Наш общий знакомый, Ямаото Тоси, стал слишком зависимым от организации нашего качка.
Гуми означает «группа» или «банда». В контексте якудза слово относится к организованным преступным семьям, японскому эквиваленту семьи Гамбино или вымышленных Корлеоне.
— Не вижу, какое значение может иметь его отсутствие, — сказал я. — Разве не найдется кто-нибудь, чтобы занять его место?
— В длительной перспективе — да. Если есть достаточный спрос, кто-нибудь обязательно займется предложением. Но на время цепь разрушается. Качок был главным звеном в работе своей организации. Он не подготовил преемника, опасаясь, как это бывает с сильными личностями, что наличие наследника может сделать факт наследования более вероятным. Теперь, когда его не стало, в организации начнется борьба. Активы и связи, которые пока не видны, выйдут наружу. Криминальное влияние на легальные организации уменьшится.
— На какое-то время, — сказал я.
— На какое-то время, — согласился он.
Я вспомнил, что говорил Канезаки о «Сумерках».
— Не так давно я столкнулся кое с кем из ЦРУ, — сообщил я. — Он упомянул нечто, о чем тебе было бы небезынтересно узнать.
— Да?
— Его зовут Томохиса Канезаки. Он американец, этнический японец. Он упомянул программу ЦРУ, «способствующую реформам и устраняющую препятствия для них». Нечто под названием «Сумерки». Звучит прямо как в Средние века.
Некоторое время Тацу ритмично кивал головой, потом попросил:
— Расскажи мне об этой программе.
Я начал пересказывать то немногое, что мне было известно. И тут до меня дошло.
— Ты знаешь этого парня, — сказал я.
Тацу сделал неопределенный жест:
— Они с приятелем обратились в Управление муниципальной полиции, чтобы им помогли тебя разыскать.
Превосходно.
— А кто приятель?
— Преемник Хольцера на должности шефа токийского отделения ЦРУ. Джеймс Биддл.
— Никогда о нем не слышал.
— Он довольно молод для занимаемого поста. Сорок с небольшим. Возможно, представитель новой генерации в Конторе.
Я поведал о том, как состоялась моя встреча с Канезаки и его эскортом, умолчав о подробностях, связанных с Гарри.
— Как им удалось тебя найти? — спросил он. — У меня на это ушел целый год, учитывая местный ресурс и доступ к сети «Юки-Нет» и камерам.
— Изъян в моей системе безопасности, — ответил я. — Но я уже все исправил.
— А «Сумерки»? — спросил он.
— Только то, что я тебе рассказал. Я не знаю деталей.
Он постучал пальцами по столу.
— Не важно. Не думаю, что Канезаки-сан смог сообщить тебе больше, чем уже известно мне.
— И что тебе известно?
— Правительство США щедро снабжает деньгами различных японских реформаторов. Подобную программу ЦРУ проводило после войны, когда поддерживало либерально-демократическую партию в качестве оплота борьбы с коммунизмом. Изменились только получатели.
— А как насчет «устранения препятствий»?
Он снова пожал плечами:
— Могу предположить, что имел в виду Канезаки-сан. Может быть, для этого им и понадобилась твоя помощь?
Я рассмеялся:
— Иногда эти парни настолько самонадеянны, что в них проявляется даже некоторый шик.
Тацу кивнул:
— Либо они по недоразумению убеждены в том, что ты как-то связан с гибелью Уильяма Хольцера. Как бы там ни было, лучше держаться от них подальше. Думаю, мы оба знаем, что им нельзя доверять.
Я улыбнулся, возможно, даже намеренно, когда он сказал «мы», как будто Тацу и я — партнеры.
— Ладно. Расскажи мне о любезности, которая тебе нужна.
— Еще один ключевой актив Ямаото. Он же человек, который за примитивной маской скрывает изощренный ум и высокий профессионализм.
