Андрей Воронин - Победитель всегда прав
– Не держу, – сказал главный, сдвинув брови. Ему самому хотелось думать о пиве, об отдыхе, но только не о работе. – Как настроение, Варя?
– Хреновое настроение. Откуда настроение в таком пекле появится? В жару только у моря хорошо лежать. Волна накатывает, облизывает тебя от натертых пяток до бритых подмышек, и так тебе хорошо, так на душе спокойно!
– Ты свои пораженческие разговорчики брось! Давай поговорим о деле. Как ты, Варвара, к порнографии относишься?
Варвара встрепенулась, как лягушка, к которой прикоснулись оголенным проводом. Вся ее расслабленность и нега мгновенно улетучились.
– Если вы хотите узнать, люблю ли я купаться голой или в купальнике, то отвечу: да, при возможности избежать столпотворения на берегу купаюсь голой.
– Это, Варя, называется нудизмом, а не порнографией.
– Я смотрю, вы немного подкованы, Яков Павлович. А вы сами как относитесь?
– Положительно, – сказал главный, – хотя сам и не употребляю.
– Так уж и не употребляете! Врете небось?
– Не вру. А вот тебе этим вопросом, Белкина, придется заняться вплотную, независимо от твоего к нему отношения. Это редакционное задание.
– Предлагаете мне сняться для газеты?
– Конечно, это поднимет тираж.
– Я, Яков Павлович, согласна, но только вместе с вами, если вы будете моим партнером, – Варвара подкатилась к столу и уперлась в него грудью. – Может, еще всей редакцией устроим оргию? Все заснимем, подписи для фотографий я беру на себя. Напечатаем, займем первую страницу и разворот. Тираж гарантирую.
– Лицензию заберут, – сухо отреагировал на предложение Белкиной главный.
– Наверняка отберут, зато прославимся. Порнография, порнография… – проговорила Белкина, глядя в потолок, где лениво вращался большой вентилятор. – Сезон неподходящий. Жара, все потные, к стульям прилипают голыми задницами. Порнография хорошо зимой идет, а летом ее и так хватает, – Белкина демонстративно закинула ногу за ногу и поправила внушительных размеров бюст, уложив его на стол. Бюст придавил бумаги не хуже мраморного пресс-папье.
Яков Павлович инстинктивно подался вперед и приподнял очки. Он был немного дальнозорок, а посмотреть было на что.
– Эх, Варя, тебя только на первую страницу снимать" Глаза у Варвары заблестели:
– Отлично! Я согласна, Яков Павлович. Пусть наш фотограф меня отщелкает, и ставьте в номер. Газетную площадь я займу, и писать не придется.
– Мы – издание серьезное, – произнес Яков Павлович.
Белкина тут же захихикала, потому как цену газете «Свободные новости плюс» знала не хуже редактора.
– И тебе не хочется про порнографию думать?
– Не хочется, – честно призналась Белкина. – Я люблю живую природу, натюрморт – не поход в ресторан, а порнография – не занятие сексом.
– Полностью с тобой согласен. Варя. Вот эту мысль и проведешь в серии статей.
– В серии? – присвистнула Варвара. – Это уже попахивает социальным заказом или идеологической кампанией – Это и есть твое редакционное задание. Варвара с подозрением посмотрела на главного редактора, не тронулся ли тот: с чего это вдруг ему захотелось освещать проблему порнографии. Вроде такой идеи в воздухе над Москвой не носилось, все идеи Варвара чувствовала нутром.
– От кого заказ исходит? – напрямую спросила она главного.
– Для тебя он исходит от меня, – и главный виновато улыбнулся, давая понять, что дальше раскалываться не намерен.
Варвара не слишком интересовалась тем, кто стоит над главным. Разные слухи ходили в городе, слухи взаимоисключающие. Как понимала Белкина, распускал их сам Яков Павлович. То все пребывали в уверенности, что газету финансирует банк, потом шепотом кто-нибудь из людей, приближенных к власти, сообщал, что на самом деле газета принадлежит нефтяной компании со смешанным капиталом, затем, после серии статей, восхваляющих московское правительство, все решили, что газету тайно финансирует мэрия.
Сам же Яков Павлович никогда напрямую на этот вопрос не отвечал, и для Белкиной он стал настоящим табу. Лучше не знать, кто тебе платит деньги, но знать, сколько тебе заплатят. При этом Белкина считала, что никогда не поступается с совестью, пишет в меру честно.
– Значит, порнография мой удел? – убежденно произнесла она.
– Порнография, – подтвердил главный.
– В каком разрезе? Осудить или превознести?
– Как ты сама к этому относишься? Должен же я знать, можно тебе доверить писать?
Белкина надменно пожала плечами, мол, мне можно доверять любое дело, не завалю.
– Отношусь я к этому индифферентно.
– Правильно, – тут же оживился главный, – значит, ты беспристрастна. Об отпуске уже думала? – вкрадчиво поинтересовался Яков Павлович.
– Что о нем думать, – Белкина с отчаянием махнула рукой, – денег нет.
– Деньги будут, – очень тихо, словно боясь, что его услышат остальные сотрудники, произнес главный.
Белкина знала, такими словами в газете просто так не бросаются, на эту тему не шутят. За дурную шутку можно и в глаз получить, несмотря на ранг.
Рука главного, как у карточного шулера, исчезла под столешницей, хотя он продолжал смотреть в глаза Белкиной. Варвара затаила дыхание: «Сколько даст? – подумала она. – Сто? Двести? Нет, сказал, что хватит на отпуск, а это никак не меньше семисот долларов».
Главный медленно вынимал руку ладонью вниз, и, когда Белкина уже прожгла ладонь глазами, он перевернул руку и распустил купюры веером, как карты. «Семьсот», – быстро сосчитала взглядом Белкина.
– Это аванс, – сказал главный, – в гонорар он не входит. Когда закончишь серию статей, получишь еще столько же. И уматывай к чертовой матери, чтобы мои глаза тебя не видели. И не вздумай звонить оттуда и рассказывать, как тебе там хорошо, потому что я ухожу в отпуск зимой.
Белкина поняла, что отказаться уже не сумеет, рука сама тянулась к деньгам. «Себе оставлю триста, закрою половину долгов. Вот счастье привалило! А по гороскопу у меня сегодня день скверный. Если этот день скверный, то каким же будет счастливый?» – Белкина улыбалась.
– Довольна?
– Довольна ровно на триста долларов.
– Почему на триста?
– Четыреста я должна отдать.
Главный на эту фразу своей сотрудницы не отреагировал:
– Все материалы будешь показывать мне.
– Погодите, я еще не совсем взяла в толк, о чем и как писать.
– Интересно и увлекательно, чтобы оторваться нельзя было.
– Я иначе, Яков Павлович, не умею. Обижаете.
– Верю в тебя. Главные мысли я тебе высказал. Белкина кивнула:
– Угу…
– Дальше работай сама.
– Когда надо?
– Еще вчера, – произнес дежурную фразу главный.
– Значит, две недели впереди у меня есть?
– Да, две недели на все про все. Серия из четырех статей – на месяц, в каждом номере по развороту. Иллюстрации – тридцать процентов площади.
– Для порнографии тридцать процентов маловато, – стала торговаться журналистка.
– Хватит. Печатать порнографию мы не станем, мы должны доказать ее полезность.
– Конечно, вещь полезная! – воскликнула Варвара, улыбаясь и сжимая в кулаке деньги. – Еще какая полезная! Еще ничего написать не успела, а деньги уже срубила.
– Иди.
– Я свой кофе заберу?
– Что, вдохновение появилось?
– Конечно появилось. Деньги, они как наркотик – принял и воспарил.
– Чашку не забудь вернуть. Все из моего кабинета растащили. Кстати, скажи, чтобы собрали тарелки, чашки, фужеры, все вымыли и принесли мне, а то из зарплаты начну вычитать.
– Будет сделано, всех на уши поставлю. Варвара уже держалась за дверную ручку.
– Белкина, у тебя от счастья совсем крыша поехала! Тебе же машина понадобится, чтобы собирать фактический материал.
– Машина есть.
– Шофер-то руку сломал, или ты забыла?
– Яков Павлович, я свои проблемы привыкла решать на три пятнадцать. Шофер у меня уже есть. Если бы я только на вас надеялась, давно бы по миру пошла. Знакомого одного возить себя наняла.
Главный удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Ему нравилось рвение Белкиной. Но та тут же поставила главного на место:
– Кстати, я ему за работу обещала сто баксов, на них он меня уже накатал. А теперь, поскольку он мне понадобится постоянно, я вынуждена буду платить ему сто пятьдесят в месяц, не считая бензина.
Главный сунул руку под крышку стола и вынул еще две купюры.
– Для начала тебе хватит, а там посмотрим. Дверь в кабинет главного плавно закрылась, и Яков Павлович посмотрел на блестящую латунную дверную ручку, боясь, что Белкина вернется и придумает еще что-нибудь, требующее денежных расходов. Но ручка осталась неподвижной, и Яков Павлович радостно подумал:
«Ну вот, машина завертелась. Месяц проживем спокойно. Белкина в лепешку расшибется, но деньги отработает. Итак, сколько у меня осталось?» – стал прикидывать в уме главный редактор. Боясь, что вся пачка быстро разойдется, он отсчитал четыре тысячи, затем разделил их на две неравные кучки – жене и себе. Кучка для жены перекочевала во внутренний карман пиджака, свои же деньги Яков Павлович спрятал в задний карман брюк и застегнул пуговицу. «Странная вещь – доллары, – подумал он. – Вроде и денег много, а в кармане, считай, пусто. И расходятся они быстро. Странный человек Эдуард Таирович Гаспаров и странные у него увлечения – рыбки. Какой с них прок? – как всякому журналисту ему хотелось докопаться до сути вещей. – Что его в них привлекает?»