Сэйити Моримура - Коммандо
— Уж можешь мне поверить. Компания по торговле недвижимостью — тоже, между прочим, Накато принадлежит — уже сейчас скупает у крестьян участки чуть не задарма.
— Представляю, сколько можно огрести деньжищ, если устроить тут гольф-клуб.
— До наших болванов все никак не дойдет, что их дурачат. Один мой сын ни в какую не хотел продавать свою землю. Вот на него блок и уронили. Убийство это было, понял?
— Вы обращались в полицию?
— Станут они меня слушать. Доказательств-то нет, а полиция с этим заодно.
— А что с землей вашего сына?
— Невестка сразу продала, той же самой компании. На кой, говорит, мне эти пески. Не понимает, дура, что сын за эту землю жизнь отдал.
— А были еще такие, кто не хотел продавать свой участок?
— Тут не один человек голову сложил. И деревенские, и пришлые: как кто погибнет, приходит человек от Накато, сует в утешение пятьсот тысяч иен и говорит: бывает, мол, для вас же стараемся. А попробуй возмутись — сразу за горло берут. В газетах-то наших об этом не пишут, а у нас в деревне не одна семья слезами умылась.
— И что, погибали те, которые упрямились?
— Всякие. Некоторые из тех, кто продал землю, тоже. И никаких концов не сыщешь. А не будешь; держать язык за зубами, следующий черед — твой. Вот все и помалкивают, будто воды в рот набрали. Мне-то что, я старый. Сына убили — чего теперь бояться? А зачем ты все это выспрашиваешь-то?
— Люди Накато убили мою знакомую.
— Это ту, с фотокарточки?
— Да.
— Нет, такой я здесь не видал. Должно быть, в бетон закатали да в дамбу сунули. Теперь не сыскать. Смотри, парень, узнают, что ты здесь ходишь, худо тебе будет. Гляди в оба.
— Спасибо за заботу. И вы, отец, берегите себя.
— Я-то ладно. Зачем им такой старый хрен сдался? Они — мужики расчетливые.
И Косабуро Тоёхара засмеялся, широко разевая беззубый рот.
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
Довольный неожиданной удачей, Адзисава шагал через пустое поле, когда вдруг перед ним, словно из-под земли, выросли пятеро плечистых парней и обступили его кругом.
— Такэси Адзисава? — хрипло спросил один, с особенно злобной рожей, очевидно, главарь. Адзисава не ответил.
— Все вынюхиваешь? И что же тебе, надо?
— Что, ушли заложило?
— Если будешь Совать нос в дела Идзаки-сан, убьем.
— A-а, так вы — люди Накато.
— Об Идзаки-сан забудь. Понял? Тоже мне, сыщик нашелся.
— Опасаетесь?
— Ты еще куражиться будешь, дерьмо? Сказано: если хочешь жить, забудь сюда дорогу.
— Как это «забудь»? Я выполняю свою работу. Если бы все у вас было чисто, вы не стали бы меня запугивать.
— Я вижу, слова до тебя не доходят. Ладно, может, по-другому тебе будет понятней, — зловеще улыбнулся главарь и слегка мотнул головой. Остальные с угрожающим видом сомкнули кольцо.
— Это вы зря, — промолвил Адзисава, отступив на шаг.
— Будешь совать нос в чужие дела, сука? Или поучить тебя как следует?
— Не суйтесь вы. Прибью, — спокойно произнес Адзисава. Весь его облик неуловимым образом переменился. Если до этого момента он напоминал мышь, окруженную стаей котов, то теперь вдруг обернулся крупным зверем, с клыками и когтями поопаснее, чем у кошачьего племени.
Столь разительная перемена не могла остаться незамеченной бандитами, но слишком велико было оскорбление: никогда еще ни один человек не осмеливался так разговаривать с ними, членами могущественного клана Накато!
— Что?! — взревели они. — «Прибью»? Он что, псих?
— Остыньте. Вам же будет хуже, — все так же спокойно, почти лениво проговорил Адзисава, но тело его подобралось, словно стальная пружина. Такой угрозой вдруг дохнуло от этой фигуры, что пятеро молодчиков растерялись. Они были людьми бывалыми и сразу поняли: этот человек не блефует, перед ними настоящий профессионал. Под мирным обликом травоядного скрывался опасный хищник. Ни один из пятерых не решался подступить ближе.
Но тут издалека донесся звонкий детский крик. Какая-то девочка звала маму. Адзисава вздрогнул — ему послышался голос Ёрико. Померещилось, что это она кричит ему. И сжатая пружина ослабла, руки опустились. Перед бандитами опять стояло беззащитное травоядное. Те воспрянули духом.
— А ну, ребята! — дал команду главарь, и все пятеро разом бросились на Адзисава. Он не пытался сопротивляться и молча сносил градом сыпавшиеся удары. Пораженные такой реакцией, гангстеры даже ослабили свой натиск. Они еще немного попинали ногами лежащее тело, все вымазанное кровью и грязью, и главарь бросил:
— Все. Хватит с него.
Он был зол, что мог на миг принять жалкого мышонка за крупного зверя, и испытывал даже нечто вроде разочарования.
— А форсу-то было!
— Будет ему наука.
Остальные были не прочь продолжить избиение — ничто так не распаляло их, как отсутствие сопротивления.
— Если не отстанет, в следующий раз убьем, — остановил их главарь и первым зашагал прочь.
Во время побоев Адзисава, пытаясь удержать ускользающее сознание, заставлял себя думать только об одном. Враг в открытую нанес первый удар. В прошлый раз нападавшие не говорили так явно: «Забудь о деле Идзаки». Они боятся его дальнейших поисков — это ясно. Ясно и то, что чувствуют они себя при этом довольно уверенно, иначе не стали бы так рисковать. На чем основывается эта уверенность? Думают, что труп найти невозможно? Недооценивают противника? Или полагаются на поддержку полиции?
— Эй, парень, ты жив? — услышал он чей-то голос и, с трудом приподняв тяжелые веки, увидел лицо давешнего старика, тревожно склонившегося над ним.
Немедленно примчавшаяся Томоко застыла от ужаса, увидев, что сделали с Адзисава бандиты.
— Ничего страшного, внутренних повреждений нет, — попытался успокоить ее Адзисава, но улыбка не получилась: глаза заплыли, зубы шатались в деснах.
— Какие подонки!
— Ничего. Зато теперь война пойдет в открытую.
Когда Адзисава рассказал ей все по порядку, она тоже заметила:
— Слишком уж нагло они себя ведут.
— В том-то и дело. И в то же время боятся дальнейших поисков. Понимают: если мы докажем, что вокруг строительства дамбы ведутся махинации, искать тело будет легче.
— Махинациями займусь я.
— Нет, Томоко-сан, это слишком опасно. Они нападали на меня уже дважды. Следующий жертвой можете стать вы.
— Я — журналистка. Если мне помешают собирать материал для газеты, даже наша полиция будет вынуждена вступиться.
— Я в этом не уверен. На меня они напали открыто, но они ведь умеют бить из-за утла.
— Они не могли ударить из-за угла, им нужно было вас запугать.
— Тем более. Мне они уже открылись — значит, следующий удар может стать тайным, я и так догадаюсь, кто его нанес.
— Я поняла. Буду очень осторожна. Но скажите, Адзисава-сан, почему вы не пытались дать им сдачи? Я никак не могу этого уразуметь. Вы же сильный. Если бы вы защищались, они не отделали бы вас так.
— На любую силу найдется еще большая сила. В обычной драке с двумя-тремя я бы еще справился. Но против огнестрельного оружия каратэ и дзюдо не помогут. Не надо чересчур доверять кинофильмам.
— Но даже насекомое пытается укусить, когда его хотят раздавить. Вы же и пальцем не шевельнули. Почему?
Уже трижды человек, в мгновение ока справившийся с тремя насильниками, склонил голову перед головорезами Накато. Томоко не могла этого понять. Один раз жертвой избиения стал ни в чем не повинный парень, она умоляла Адзисава заступиться за него, а он все-таки промолчал!
— Что значит «почему»? У меня совершенно естественный страх перед насилием, да и не люблю я драк. Может, я потому и жив остался, что не стал сопротивляться.
Томоко молча смотрела на него.
— Я понимаю, вам та ночь все покоя не дает. Я же объяснял уже: почувствовав, что вы в опасности, я совсем потерял голову. Это был из ряда вон выходящий случай. Когда человек не в себе, он может натворить что угодно.
— Не верю я вам. В ту ночь вы как раз были в себе, головы вы не теряли. Не знаю почему, но вы скрываете свою подлинную силу.
— Скажете тоже.
— Ну да бог с вами. Ради меня вы скинули маску. Надеюсь, что, если я вновь окажусь в опасности, вы меня спасете. Да?
— Меня может не оказаться рядом.
— Значит, если будете рядом, спасете? Ага, проговорились!
Попавший в ловушку Адзисава сконфуженно замолчал.
2
— А твоего папы еще нет? — спросила Томоко у Ёрико, как-то раз придя к Адзисава, когда того не было дома.
— Не-а, — качнула головой Ёрико и посмотрела на Томоко своими большими круглыми глазами. Взгляд ее, как всегда, вроде бы был устремлен на собеседника, а в то же время словно пытался разглядеть что-то очень далекое.
— Смотри, что я тебе принесла.
