Семен Кожанов - Последняя черта
А Василий в технике и механизмах разбирался, словно он был механик в десятом поколении. Васька, вообще был рукастый, он мог все что угодно сделать, собрать, отремонтировать, построить и сшить. Ну прямо как Левша, который блоху подковал. Василий разбирался в моторах, агрегатах, механизмах. Он сам собрал во дворе интерната несколько ветровых установок, а на крыше главного корпуса располагалась целая вереница солнечных батарей. Все плановые и текущие ремонты в интернате делались руками его воспитанников, под чутким и неусыпным руководством старшего Серова.
И вот на фоне этих двух самородков я казался ничем не примечательной серой мышью. Единственное, в чем я превосходил братьев Серовых, это в наглости и житейской сообразительности. Именно эти два качества помогли мне в армии и в последующей гражданской жизни. Я смог не только сам заработать себе на жизнь, но дать возможность нормально зарабатывать братьям Серовым и еще десятку наемных работников. За десять лет работы на «вольных хлебах» чем только не занималась моя фирма, мы строили и ремонтировали дома, копали траншеи, прокладывали газовые магистрали и водопроводы. Одно время очень плотно занимались организацией экстрим-туризма: скалолазание, спелеология, парусные регаты, пешие походы и турниры по страйкболу, хардболу, пейнтболу. Военно-патриотические мероприятия: «Зарницы», реконструкции боев времен Второй мировой войны, различные рыцарские турниры. Мы даже практиковали организацию стрельб на армейских полигонах. За относительно небольшие деньги (по пятьсот «баксов» с носа) мы вывозили всех желающих на армейское стрельбище, где можно было пострелять из различного оружия: автоматы, снайперские винтовки, пулеметы обычные и крупнокалиберные, зенитные установки и гранатометы. Помимо того что мы брали свой процент с каждого желающего, так и на халяву стреляли из всего, что душа пожелает. Я во время срочной службы в армии столько не стрелял, как тогда. Как-то, за один день отстрелял, сорок одноразовых гранатометов РПГ-18, именуемых «Мухой», у них там срок эксплуатации давно вышел, а военным не хотелось связывается со списанием, вот и дали пострелять вволю. Неделю потом руки дрожали и правое ухо ничего не слышало!
А потом мне с братьями Серовыми пришлось заняться поднятием Керченского детского дома-интерната. Интернат мы подняли с колен, дали возможность детям нормально в нем жить и почувствовать себя значимыми в этой жизни. Но вот последние пару лет я практически отошел от работы в интернате. Нет, я, конечно, регулярно там появлялся и участвовал в решении многих проблем, но мне просто стало не интересно. В детском доме все работало само по себе, интернат был похож на хорошо отрегулированный механизм, который может работать долго и бесперебойно, достаточно только доливать топливо и следить, чтобы детали не ломались. А с этой задачей братья Серовы могли справиться и без меня. Я же, используя накопленный багаж связей и знакомств, с головой ушел в самостоятельное плавание. Вот это плавание и привело к тому, что я утратил лидерские позиции по отношению к братьям Серовым. А это на данный момент было плохо. Очень плохо!
Так уж устроен человек, что он не может сосуществовать с себе подобными в равных отношениях. Не бывает равноправия в обществе. Всегда есть тот, у кого больше власти и прав. Это происходит из-за неравномерного распределения денег, мозгов и физической силы среди человеческих особей. И это нормально. Нормально, когда есть лидер, вожак, пахан, главарь, босс, патрон, командир, который ведет за собой людей. Гораздо хуже, когда общество отвергает верховенство сильных и старается жить по законам мнимой и притворной морали. Обычно это приводит к трагедии: такое общество либо вымирает, либо оказывается порабощено пришлыми извне варварами.
Поэтому вопрос лидерства нужно было решить до того, как начинать что-то организовывать.
— Собственно говоря, надо решить два вопроса: вопрос первый — воюем или нет, и вопрос второй — если воюем, то кто командир? — Я посмотрел на Василия и Вову. Вася прикрыл глаза, о чем-то думая, а Вова извлек из коробки последний кусок пиццы и принялся его жевать.
— Я за то, чтобы воевать! — прожевав пищу, ответил Вова и, немного подумав, добавил: — А кто из вас будет командиром, мне по фиг! Сами уж как-то определитесь.
— Вариант только один: воевать и командиром быть тебе, Леха! — открыв глаза, решительно произнес Вася.
— Вольдемар, ты согласен, чтобы я был командиром? — спросил я у Вовки.
— Угу. Только тебе надо позывной звучный придумать. А то Калькулятор — это слишком долго и невыразительно. А Хват — как-то не серьезно, как у зэка «погремуха». О, а может, будем тебя называть — Коршуном. А что, звучит!
— Вова, хорош херней маяться, какие еще позывные, — как от зубной боли скривился я. — Кстати, а с какого перепугу ты стал зваться Кречетом.
— А что, мне нравится, — легкомысленно ответил Вова. — Звучит, знаешь ли! — Детский сад, ясельная группа! — прокомментировал слова брата Василий.
— Ладно, поржали и хватит! — одернул я братьев Серовых. Если их вовремя не остановить, то они могут подначивать друг друга часами. — Вася, как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Доктор сказал, что оба ранения не опасные. Фактически на плече просто большая царапина, да и на груди ничего жизненно важного не задето, так слегка мясо порвало, и все! Бронежилет сделал свое дело — спас мне жизнь!
— Ну и отлично. Я договорюсь с доктором, завтра утром мы тебя заберем. Будешь в интернате в «люксе» лежать. Перевязки и капельницы и девчонки-десятиклассницы могут делать, а доктор будет к тебе заезжать два раза в день.
— И правильно! — обрадовался Вася. — В этой больнице ужасно скучно.
— Ничего, не переживай, в интернат вернешься, скучать времени не будет. Дел и работы уйма, а вот времени нет. Так что придется попотеть! Вовка, а ты езжай домой и думай, кого бы привлечь со стороны в наш отряд. Может, кого-то из казаков или ментов?
— А по какому критерию проводить отбор? — уточнил Вова.
— Критерий один — желание воевать и не бояться крови.
— А я что буду делать? — спросил Вася.
— Ты пока отдыхай, — ответил я. — Но если лень просто так лежать на кровати, то прикинь, что нам надо из техники и транспорта. Какие машины, лучше всего подойдут для нужд отряда самообороны? Где лучше всего создать базу и что для этого надо? В общем, задача пока только одна — думать! Все, я пошел, надо еще встретиться с одним ментом и проконтролировать Ветрова, а то он без контроля полгорода разрушит. Встречаемся завтра здесь в восемь утра. Будем Васю забирать. Да, чуть не забыл — я вашу «Газель» продал. У кого ключи?
— Как это продал? — удивленно спросил Вова. — Я ее только час назад видел во дворе интерната. Стоит себе родимая! А ты шутишь!
— Какие тут могут быть шутки! Ваша «Газель» завтра уйдет Петровичу, завскладом из нашей колонии. Он мне за нее отдает патроны и гранаты. Согласитесь, что это сейчас важнее, чем автомобиль.
Вова ничего мне не ответил, лишь коротко взглянул на брата, который молча ему кивнул. После этого Владимир достал из кармана брюк связку автомобильный ключей, техталон и карточку страховки, все это он отдал мне.
— Ну вот и порешили! До завтра!
С этими словами я вышел из палаты и, кивнув, подросткам на прощание, пошел по коридору. Перед тем как покинуть стены больницы, я зашел в кабинет к Виктору Львовичу и договорился с ним о выписке Василия и о том, чтобы хирург два раза в день приезжал для осмотра раненого. Доктор вначале долго не соглашался выписывать Василия, но, получив от меня конверт с деньгами, быстро согласился.
Выйдя из больницы, я сел в машину и поехал на встречу с бывшим опером Гришей. По дороге я заехал в бар, где варили пиво, и купил несколько бутылей темного медового пива.
Гриша жил в частном доме на окраине города. Жил один. Жена от него ушла когда Гришу уволили с работы и он запил. Если бы у них были дети, то возможно, жена не ушла бы от Гриши. Но детей они не нажили, поэтому цепляться за бывшего мента, который стал пить по-черному и поднимать руку, жена Григория не стала, ушла от него.
Подъехав к дому Гриши, я посигналил несколько раз. Григорий вышел, а точнее выполз только через пятнадцать минут. Вид у него был потерянный и растрепанный — как после длительного застолья. Ничего не говоря, я поставил на капот машины полуторалитровую бутыль с пивом. Гриша радостно хрюкнул, схватил бутыль обеими руками и, резко свернув крышку, принялся жадно пить пиво. Гришин кадык судорожно дергался, пластиковая бутыль, опустошенная наполовину, смялась. Темное пиво лилось по подбородку, шее и груди бывшего мента. Когда полторашка опустела, Гриня обессиленно опустился на корточки и, достав сигарету, закурил. Я все это время стоял молча и ждал, когда мой собеседник придет в то благостное состояние, которое русский человек называет — опохмел.
