Сергей Зверев - Предельные полномочия
— Интересно, о чем ты больше беспокоишься, — усмехнулся Лимберг, — о моей совести, о престиже Штатов или о своей заднице? Ладно, можешь не отвечать. Значит, ты предлагаешь мне вместе поискать русских. Что ж…
Он встал, в задумчивости прошелся по комнате. Фернандес терпеливо ждал, что он еще скажет.
— Знаешь, я вспоминаю одну вещь, — наконец заговорил Лимберг. — Один солдат говорил мне: когда он был в деревне, индейцы рассказали, что видели в сельве незнакомых вооруженных людей. Вообще крестьяне приметливы и всех отлично различают: и парней дона Этторе, и боевиков Орельяно, и моих солдат. А эти были какие-то другие. Тогда я не обратил большого внимания на это сообщение, решил, что речь идет о какой-то группе леваков: у них же постоянные расколы, кто-то приходит, кто-то уходит. Но, возможно, дело обстоит иначе…
— А когда это было? Когда тебе это рассказали? — оживился Фернандес.
— Примерно неделю назад.
— Тогда все сходится! — воскликнул разведчик. — Мне надо поговорить с этим солдатом! И потом сходить в деревню, самому побеседовать с крестьянами. Видимо, речь идет о какой-то новой группе. Это важно не только для поиска русских — возможно, это меняет всю расстановку сил. Надо выяснить, что это за люди и где их лагерь.
— Да, это надо сделать, — кивнул Лимберг, он же Сереседа. От его апатии не осталось и следа, он вновь был полон энергии. — И я тебе в этом помогу.
— Неужто ради престижа родной страны? — уточнил Фернандес, убирая пистолет в кобуру.
— В основном ради собственной совести, — отвечал Лимберг.
Глава 16
То ли здесь действительно недавно прошел дождь, то ли в сельве всегда было так сыро, только дорога, на которую свернул джип Лаврова, была раскисшая; машина елозила по колее, норовя то и дело съехать в кювет. А еще она все время петляла из стороны в сторону и часто ныряла в овраги. На подъемах мотор натужно ревел, грязь летела из-под колес.
Так они ехали час, пошел второй — и тут дорога стала ровнее, лес реже, за деревьями замелькали открытые участки.
— Подъезжаем к деревне, — сообщил Мануэль. — Это Тарма. Вон за тем поворотом покажутся первые дома.
— Может, мне остаться здесь? — предложил Лавров. — Чтобы деревенские не видели чужака. А ты поедешь один, а потом за мной вернешься.
— Нет, это плохой вариант, — покачал головой бригадир. — Они догадаются.
— Как? — удивился майор.
— Не знаю, но догадаются, — настаивал Мануэль. — В сельве индейцы знают все. Может, им духи леса говорят, может, кто еще. Не надо хитрить — так будет только хуже. Поедем вместе.
Они миновали поворот, и перед ними открылась деревня. Деревянные дома стояли довольно далеко один от другого. Лишь некоторые были крыты шифером и черепицей, большинство довольствовалось связками камыша и тростника. Посреди улицы в грязи копошились мелкие черные куры и такие же черные поросята, здесь же играли дети. «Все как у нас где-нибудь в глубинке, — подумал Лавров. — Только хрюшки другого цвета».
Они проехали несколько домов, потом возле одного дома — на вид он ничем не отличался от других — Мануэль велел майору остановиться.
— Здесь живет старейшина, — объяснил он. — С ним и надо говорить. Идем.
— Но почему обязательно сразу со старейшиной? — удивился Лавров. — Может, лучше найти какого-нибудь говорливого мужичка, поболтать… налить чего-нибудь покрепче… у нас же спирт вроде есть?
— Может, у вас так принято, а у нас нет, — отрезал Мануэль. — Сначала надо выразить уважение старейшине. Если он не захочет с нами говорить, то никто не будет. Сейчас мы войдем. Садись, только когда предложат. Поздоровайся, а потом молчи. Говорить буду я. Понятно?
— А надувать щеки и двигать усами можно? — осведомился Лавров.
— Какими усами? — Мануэль так удивился, что даже остановился на полдороге. — У тебя же нет усов!
— Ладно, я так — просто пошутил, — объяснил Лавров. — Я понял: надо молчать.
Мануэль постучал в дверь, подождал немного, потом шагнул внутрь. Лавров двинулся за ним.
В хижине было полутемно. Когда глаза привыкли к темноте, Лавров разглядел ее внимательнее. Внутренность дома была ничем не разгорожена. В одном углу был сложен очаг; сейчас в нем горел огонь, и пожилая индианка перемешивала что-то на большой сковородке. В другом углу хижины помещалась постель, в третьем — ткацкий станок. Посредине стоял стол, возле него несколько скамеек. На одной из них сидел старый индеец. Видимо, это и был старейшина. Лаврова поразили его глаза — очень живые и зоркие; они составляли контраст с лицом старика, покрытым глубокими морщинами.
Мануэль произнес два слова на незнакомом Лаврову языке. Майор понял, что его спутник поздоровался, и произнес «buenos dнas!». Старик ответил неожиданно звучным голосом; при этом Лаврову показалось, что он вовсе не открывал рта. Затем хозяин произнес еще несколько слов и сделал приглашающий жест. Майор понял, что им разрешили войти и сесть. Он сел на одну из лавок возле стола и стал слушать.
Мануэль говорил, по-видимому, на языке индейцев чибча — Лавров не понимал ни слова; лишь несколько раз промелькнуло знакомое слово «руссо», при этом Мануэль показал в его сторону. Майор отметил, что бригадир, обычно разговаривающий весьма экспансивно, на этот раз старается быть сдержанным: не размахивает руками и говорит не торопясь.
Беседа продолжалась уже минут десять, и Лавров так и думал, что она закончится без его участия; он только гадал, сумеет ли Мануэль о чем-то договориться со старейшиной. Но вдруг бригадир повернулся к Лаврову и сказал:
— Теофило — так зовут старейшину — хочет сам тебя кое о чем спросить.
Старый индеец взглянул на майора своими пронзительными глазами и спросил по-испански:
— Скажи, твои друзья, которых ты ищешь, они военные, как и ты?
— Нет, — ответил Лавров. — Они рабочие, строят электростанции.
— Да, твой друг это говорил, — подтвердил старейшина. — Но я хотел услышать это от тебя самого. Скажи еще вот что: ты хочешь только освободить твоих друзей или еще и наказать тех, кто их похитил?
— Я не судья, — отвечал майор. — Наказывать — не мое дело. Моя задача — освободить наших ребят. Но если бандиты не отдадут их добровольно — тут уж ничего не сделаешь, придется стрелять.
— Хорошо, я тебя понял, — кивнул Теофило. Потом подумал немного и заговорил по-испански — так, чтобы Лавров тоже понял:
— Восемь дней назад через деревню проехали три машины. В них сидели солдаты и иностранцы. Не могу сказать точно, сколько было иностранцев, они не выходили из машин, но не меньше трех человек. А солдаты были новые, мы таких раньше не видели. Позже люди из других деревень сказали мне, что они поехали дальше — через Науту и Мараю. Куда направились потом — не знаю. Там не проедешь, пешком надо идти. Вряд ли они пошли вниз по Большой реке: там уже живут солдаты. Очень свирепые, но индейцев они не обижают, и мы живем с ними в мире. А эти, что увезли твоих друзей, какие-то новые. И они, скорее всего, пошли вверх по реке. Может быть, вы их найдете.
Старейшина замолчал. Однако у Лаврова был еще один вопрос.
— А эти машины, на которых везли наших ребят — они сегодня не проезжали через деревню снова, в обратном направлении? — спросил он.
— Да, они были здесь сегодня, — подтвердил Теофило. После этого старейшина закрыл глаза — будто лампу потушил — и опустил голову.
Лавров понял, что беседа окончена, и поднялся.
— Спасибо, — сказал он. — Вы нам очень помогли. До свидания.
Правда, Мануэля речь старейшины почему-то не удовлетворила, и он вновь горячо заговорил на языке чибча, настойчиво повторяя один и тот же вопрос. Однако старик ничего не отвечал и даже головы не поднял. Тогда бригадир махнул рукой и, даже не попрощавшись, направился к выходу.
Они молча вышли из хижины, сели в машину. И только когда выехали из деревни, Мануэль с досадой произнес:
— Старый лис! И нашим, и вашим! Слышал, что он сказал? «Там живут свирепые воины, но мы живем с ними в мире. И это не они увезли ваших друзей, а какие-то новые»!
— Да, я слышал, — подтвердил Лавров. — А почему это тебя так возмущает? Ведь старик сказал нам главное: наших ребят действительно везли здесь. Они находятся где-то неподалеку. Разве мы не это хотели узнать?
— Он сказал только половину правды! — возмутился Мануэль. — А потом пытался пустить нас по ложному следу! Как по-твоему, кто эти «свирепые солдаты», с которыми он живет в мире?
— Наверно, те, кого у вас называют «контрас»? — предположил Лавров.
— Вот именно! Здесь, на Путимайо, действует группировка Кристиана Сереседы. Настоящий головорез, подручный Марсело Пинты. Сколько он наших погубил! И никого больше здесь нет! Если бы были — мы бы на стройке услышали. А старик уводит нас в сторону. Понятное дело — не хочет ссориться с бандитами. «Вверх по реке, — говорит, — идите, там ищите». Вранье! Может, он еще и деньги от «контрас» получает. А что, у американских подручных денег много, можно и чибча кое-что дать…
