Андрей Негривода - Разведывательно-диверсионная группа. «Док»
Что же касается «исходящих из человека последствий» после еды, то они, не в пример обычному обывателю, были скудными — организм переваривал практически всю эту концентрированную еду! Но они все же были! Да простит меня еще раз читатель! Просто мне хочется сказать, что разведчик-спецназовец тоже обычный человек, с такими же функциями организма, как и у всех остальных, а не железный робот! И вот последствия этих функций надо уметь прятать так, чтобы тебя не могли по ним найти!.. Ведь даже по интенсивности запаха и температуре можно определить, кто и когда был на этом месте.
Да-да-да!!! И не надо морщить свои носы!!!
Тут на самом деле не до брезгливости!..
Если ищешь следы и находишь их вот в таком виде, то ты обязательно их понюхаешь и пощупаешь, чтобы понять, как давно здесь был твой противник, потому что такой след остывает примерно на 5–7 градусов в час. И ты точно можешь себе представить, как далеко ушел от этого места тот, за кем ты «партизанишь»…
Вот поэтому-то самое первое, чему учат хорошие инструктора на занятиях по маскировке, так это удаление-уничтожение своих собственных следов. Всех!
Их учат снять ножом дерн так, чтобы этого не было заметно, по крайней мере сутки, пока трава, у которой подрезали корни, не пожелтеет и не высохнет под солнцем — сутки, это много… Этого времени, как правило, достаточно, чтобы суметь оторваться от погони… Так вот…
И совсем немного о спецназе ГРУ… «…Я сам — гюрза!..»…Будни…
А можно ли вообще назвать буднями жизнь разведчика-спецназовца?
Да… Наверное, можно… Если ты сам такой… Если и ты когда-то стал Псом Войны и понял, раз и навсегда, что это твое призвание… Бесконечные походы, «свободные поиски», существование на острие, на грани между жизнью и смертью…
Жизнь разведчика-спецназовца…
Любой другой, обычный человек, который если и сталкивался в армии со «спецами», то только вскользь, никогда не поймет, что это такое, быть бойцом разведгруппы специального назначения, но!.. Он всей душой, всегда и везде будет уважать этих мужиков! И он всегда с благоговейным трепетом в своем сердце будет относиться к тому, что умели делать эти парни!.. Понимая где-то в глубине души, что вот именно они-то и были и есть настоящими ремесленниками войны… Ведь не зря же есть такой тост, который выпивают в свои профессиональные праздники и пограничники, и артиллеристы, и моряки: «За них, за нас и за спецназ!»
Им всегда и везде отдельное слово и дань уважения!.. Потому что… Кто, как не они, разведчики-спецназовцы, идут впереди всех?! Кто, как не они, принимают первый удар на себя, если не повезло и попали в засаду? К кому, как не к ним, к первым обращаются за помощью, если в засаду попали не они, а кто-то другой?! Кто, рискуя собственными головами, уходит в долгий и непредсказуемый «свободный поиск», чтобы добыть те самые разведданные, которые потом используют все остальные, и артиллерия, и танкисты, и авиация? И кто, уходя в неизвестность, тащит на своих плечах десантные «РД»[15] по 35–40 кг веса, в которых порой не находится места для сухпая, но оно обязательно находится для лишней пары сотен патронов, потому что патроны — это жизнь!.. И еще очень много можно задавать подобных вопросов «Кто, как не…», которые напрямую будут относиться именно к этим парням… И еще… У кого, как не у «спецов», на груди самые почетные награды? Хотя… Далеко не все, которых они достойны на самом деле… Да, в общем… Что говорить об этом зря, когда все эти прописные истины известны даже тем, кто никогда не служил в армии! Спецназ есть спецназ!..
Но были даже среди них такие, которые отличались какой-то особенной смелостью и даже, наверное, бесшабашностью, которые вызывали глубочайшее уважение даже среди самих «спецов».
Один из таких как-то рассказывал автору. «…В Газни стоял вертолетный полк. В ночь на 22 октября 1986 года „духи“ протащили сквозь посты боевого охранения „безоткатку“ и долбанули по стоящим на аэродроме вертолетам, и три машины сгорели!.. Да чего там говорить зря!.. Дрыхли посты охранения, вот и протащили…
Я к тому времени исполнял обязанности начальника штаба батальона. Прихожу утром в штаб и застаю сумасшедший дом в день землетрясения. Оказывается, уже прилетал замкомандующего — генерал-лейтенант, колоритный дядечка, косивший под Жукова. Целый час он вставлял пистон нашему новому комбату:
— Твою мать, майор! — орал генерал. — Отряд спецназа стоит, а „духи“ у него под самым носом что хотят, то и делают!..
Пистон надлежало спустить по нисходящей, так что следующим был я, хотя ни сном ни духом не ведал, что происходит! И вообще… Мне уже через неделю предстояло меняться и наконец-то ехать в Союз…
Парадокс был еще и в том, что наш отряд спецназа формально-то хоть и был в лагере, но фактически его там не было: из трех рот — две в дальних засадах, а третья в нарядах… Но в накрученной и воспаленной голове комбата созрел план операции возмездия: идти на Искополь и загнать „духов“ в норы, чтобы высунуться боялись!..
Честное слово, комбат — очень хороший мужик, это потом говорили все, кто с ним служил!..
Но тогда…
Он в Афгане был меньше недели и не очень понимал, чего требует. Искополь — это исконно „духовский“ укрепрайон, что-то вроде знаменитого Панджшера, только там Ахмад-Шах, а здесь Раббани… Войсковые операции, и те проку не давали. А тут…
Кому идти? Свободных от нарядов бойцов наскреблось семнадцать, то есть больные да случайные. На задание же должно выходить не меньше двадцати!.. С трудом находим двух приблудных саперов и проводника служебной собаки без собаки.
Кто поведет? Капитан Алексеев.
Я тогда аж подпрыгнул:
— Саша Алексеев? Да он же только пару дней как из Союза, реального боевого опыта — ноль!
— Тогда поведешь ты! — говорит комбат.
— Я? Легко! Но кто в штабе останется?
Комбат долго матерился, а потом принял решение.
Группу веду я, показываю Алексееву, как надо работать, потом мы возвращаемся к постам боевого охранения аэродрома, там переднюем, меня заберет бронетранспортер, а следующую ночь Алексеев работает сам: „Капитан он или не капитан?“… Логика, конечно, в стиле 41-го года, но дальше — больше: оказывается, наша группа должна засветиться.
Тут я подпрыгиваю второй раз — сознательно засветиться в районе „работы“! Подобное в моем спецназовском мозгу вообще никак не укладывается! Но таков замысел: противник должен понять, что в окрестностях Искополя появилась группа спецназа, а спецназа нашего „духи“ уже действительно по-настоящему боялись!.. Под эту марку нам надлежало немного побутафорить, а там вернется с засад вторая рота — она-то и займется настоящим делом. Бред, конечно, но выбирать не приходилось.
Как мы шли — это вообще отдельная песня. Но вышли все же на „духовские“ дозоры. Ну и обстреляли их внаглую. Причем обычно спецназ действует очень аккуратно, трупы оттаскивает, прячет, а тогда мы их демонстративно оставили. Даже раненого добивать не стали: пусть кричит, у нас задача такая — больше шума.
Но только „духи“ тоже не дураки. Как потом выяснилось, именно из-за нашей сознательно топорной работы они и решили, что никакой мы не спецназ, а обычная пехота. И стали, в свою очередь, преследовать уже нас самих. А мы принялись петлять и отрываться.
Оторвались. И допетлялись…
Вместо намеченного для выхода участка вышли к минному полю. Было это около 2.50 ночи, а с 3.00 до 3.05 — сеанс радиосвязи с боевым охранением на основной частоте, с 3.05 до 3.10 — на запасной.
В 3.00 нам никто не ответил — сука-радист проспал, и только в 3.06 наконец откликнулся. Я потребовал, чтобы выслали провожатых, чтобы провести через мины группу. На той стороне поля появляются два силуэта, медленно, зигзагами движутся к нам. Они? А кто ж его знает?!!
А ночь, что называется, „перестает быть томной“… „Духи“ нас уже обнаружили и слетаются, как мухи на дерьмо. Причем то самое дерьмо — это мы… Их еще чуть-чуть соберется, и все — передавят, как курят…
Счет идет уже на минуты… Делать нечего, и я принимаю решение: мелкими группами двигаться в сторону провожатых. До них метров пятьдесят, луна светит, авось повезет. Первыми пошли лейтенант Савченко и еще два бойца.
До сих пор себя виню — мне все кажется, что тогда у левой ноги одного из бойцов я успел заметить темное пятно мины. И вроде бы я даже попытался крикнуть „Стой!“, но тут под этой самой левой ногой полыхнуло белым огнем… Это была растяжка…
Передний боец и лейтенант Савченко ее переступили, даже не заметив, а замыкающий зацепил… И ему оторвало ногу… Напрочь…
Савченко изрешетило до задницы, мы потом вместе лежали в палате, у парня из-за повреждения пяточного нерва боли были страшные, все время стонал, а я стыдил: „Не тебе одному больно!“… Но его можно понять — первое ранение, как-никак… Алексееву осколком ухо срезало, так и прибежал ко мне тогда с висящим ухом… Ничего, потом пришили. Головной остался без штанов — их изорвало в клочья, но при этом ни царапины. Смешно…
