Александр Шувалов - Переводчик
У чиновника натуральным образом отвалилась челюсть, лицо приобрело цвет нижней части российского триколора с добавлением свекольного оттенка. Не в силах что-либо произнести, он взирал на творящееся на экране непотребство. Зато Котов раздухарился:
– Ого-го, как вы их! Какая экспрессия, поза какая! А пальчиком-то, пальчиком, ну вы даете, прямо жеребец! А как они вас теперь! Да, есть что вспомнить! – и деловито спросил: – Еще раз прокрутить эту романтику или и так все ясно?
– Все ясно, – ответил немного пришедший в себя любитель острых сексуальных ощущений. Он вскочил, подбежал к телевизору, достал диск и, ломая его на мелкие кусочки, заорал: – Ты пугать меня вздумал, москвич хренов? Сейчас я людей вызову, и тебя...
– Что меня, дебил? – С московского гостя сдуло остатки вежливости, и он тоже перешел на ты. – Диск ты сломал, а это – проглотишь? – И он предъявил ошалевшему герою-любовнику листовку с фотографиями хозяина кабинета в наиболее удачных ракурсах и краткими словесными комментариями, отображающими его сексуальные пристрастия и человеческую сущность. – Сегодня вечером всем твоим друганам, с кем вместе пили-ели, баб валяли, это, – он показал извлеченный из портфеля еще один диск, – доставят с нарочными. А этим, – он потряс в воздухе листовкой, – завтра к утру весь город заклеен будет. Ты хоть представляешь, что с тобой твои бывшие кореша сделают, а? После того как руки, что тебе подавали, отмоют в каустике? Представляешь? Нет? Вот и я не представляю, фантазии не хватает.
На господина Козленочкина стало жалко смотреть. С побелевшим под цвет верхней трети российского государственного флага личиком он рухнул в кресло, несколько раз открыл рот, пытаясь что-то сказать, но безуспешно, наконец прошептал:
– Что же мне делать?
– Как что? Естественно, стреляться, я и пистолет принес, – и Саня достал из портфеля и подал несчастному орудие самоубийства.
Тот с опаской взял его в руки, с минуту тупо смотрел в дуло, а потом, бросив оружие на пол, горько расплакался.
«Да, обмельчали гусары», – Котов со вздохом поднял купленный накануне в «Детском мире» пистолет с пола и, переломив пополам, бросил то, что от него осталось, в корзину для бумаг.
– А впрочем, может, оно и к лучшему, жизнь-то продолжается, а, Витюнчик? Жить хочешь, ублюдочек? Не слышу ответа!
– Д-д-а, – прозвучало в ответ.
– Ну так живи, кто не дает, только помни...
– Я все понял, – чиновник оживал прямо на глазах. – Что я должен делать?
– Что ты должен делать? Ты должен продолжать трудиться на благо нашей любимой родины, вон как у тебя здорово получается. Ты должен забыть, что хотел поиметь долю с «Гиппократа». За долю знаешь что бывает? Хотя что я тебе говорю... Впрочем, я отвлекся. Ты должен способствовать получению «Гиппократом» всяческих налоговых льгот и преференций. Он ведь у вас флагман местной промышленности или не флагман? Ответа не слышу!
– Флагман.
– Вот и ладушки, живи себе дальше в радости, трахай стриптизеров сколько влезет и вылезет, но помни, мы будем следить за тобой, пра-а-ативный, – Саня сделал растекшемуся в кресле неудавшемуся акционеру козу и направился к выходу. – Да, едва не забыл...
– А? – испуганно вскинулся несчастный.
– Теще скажи, если скучно жить стало, пусть в кружок макраме запишется. Говорят, очень помогает. – И с этими словами вышел в дверь.
Он вежливо попрощался с надутой от собственной значимости секретаршей и через минуту-другую с удовольствием вдыхал свежий воздух, стоя у входа в управление. В кабинете, где он учил чиновника уму-разуму, ощутимо, несмотря на включенный кондиционер, пованивало.
Котов сел в подъехавший джип и скомандовал сидящему за рулем человеку, очень напоминающему внешностью белогвардейского (или просто гвардейского) офицера:
– Домой, Поручик.
– О результатах даже не спрашиваю, шеф.
– Правильно делаешь.
– Тогда почему вы невеселы?
– Угадай.
– Гнусно?
– Не то слово, – с этими словами он взял трубку: – Гном, вам с Питоном проводить меня до выезда за пределы района. Осуществлять контрнаблюдение, мало ли что. Потом домой. – Не успел он убрать телефон в карман, как тот зазвонил. – Да.
– Добрый вечер, Саня.
– Привет, Володя, собирался тебе попозже позвонить.
– Как прошло?
– Как и планировалось.
– Завтра у твоих отгул, а сам со мной к 18.00 к Доктору, у Бегемота проблемы.
– Что с ним?
– Я не особо в курсе. Доктор завтра все объяснит. Возможно, придется опять поработать всем вместе.
– Как тогда, в Турции? Хорошо бы!
– Я тоже не против, а то заржавел совсем.
– Так уж и совсем? Как там в зале?
– Размялся. Прикинь, мне Борюсиков пацан башкой бровь разбил.
– С трудом представляется. Он, кстати, жив?
– Жив, уже, наверное, проблевался.
– Суров ты. Кстати, что супруга сказала?
– Я еще до дома не доехал, пробка на третьем кольце.
– Вот она тебе вторую-то бровь и разобьет.
– Это точно, – хмыкнул Лопатин, – ладно, до связи.
– Аналогично, коллега, привет семейству.
А что же такого произошло в Турции, о чем Котов говорил с такой ностальгией? Если публика не против, расскажу, пока есть время.
Глава 18. Курортно-туристическая
Сергей закрывал за собой дверь, когда зазвонил телефон. Пришлось возвращаться.
– Да.
– Здорово, малыш, – только один человек на всем белом свете называл его так.
– Привет, Гера.
– Как дела?
– В отпуск выгнали с позавчерашнего.
– Отпускные выплатили?
– Щас. Ни отпускных, «и долга по зарплате за три месяца.
– На что жить собираешься? Может, тебе деньжат подбросить?
– Спасибо, я что-нибудь придумаю. Потом, у меня ящик тушенки есть.
– Скрал?
– Без меня все скрали. Сэкономил.
– Что делаешь?
– В зал собрался.
– Опять?
– Надо же как-то на жизнь зарабатывать.
– Когда бой?
– Девятого мая.
– Условия?
– Четыре миллиона победителю (разговор происходил в конце апреля 1993 года, курс доллара к рублю составлял приблизительно 1:770, таким образом, сумма в долларах составила около пяти тысяч).
– А проигравшему?
– По условиям турнира победитель получает все.
– А проигравший?
– Только по морде.
– Круто.
– А как еще зарабатывать? В бюро переводов не берут, считают, что русские офицеры не только иностранных, но родного языка не знают.
– Иди в грузчики или в киллеры.
– Слишком много желающих.
– Тогда торговать.
– Проторгуюсь.
– Твою мать, Серега! Сколько раз говорено, бросай ты это все и дуй ко мне – и работа почти по специальности, и деньги хорошие.
– Как я уйду? У меня ребята в группе совсем зеленые, их натаскивать надо. И потом, ты бы ушел?
– Ну...
– Ни хрена бы ты не ушел! И Володя тоже. – Володю Лопатина поперли из вооруженных сил за то, что, долечиваясь в Бурденко, он совершил, выражаясь казенным языком, «противоправные действия в отношении старшего по воинскому званию военнослужащего», а по-русски говоря, обматерил столичного ферта в погонах и широких лампасах, посмевшего обозвать солдатика, потерявшего ногу в Таджикистане, «сраным инвалидом». Не только обматерил, конечно. Пытался еще сломать об него костыль, но тот резво ускакал, как кенгуру. Был Володя признан, ясно дело, кругом виновным и вылетел пулей из армии, не дослужив до минимальной пенсии каких-то трех месяцев и шестнадцати дней.
– Ладно, малыш, проехали, успокойся и слушай сюда: в этом турнире ты не участвуешь. Будут тебе другие бои без правил, посерьезнее и заплатят побольше. Ты, кстати, в отпуске до которого?
– До шестнадцатого июля, я еще за прошлый год не отгулял.
– Отлично, жду у себя в офисе через полтора часа. Понял?
– Понял, буржуй хренов, жди. Конец связи.
– И вам того же.
Офис «Росмеда», более или менее вылезшего из долгов и вставшего на путь капитализма, в то время располагался в скромном двухэтажном особнячке на Удальцова. В кабинете Бацунина кроме его самого находились Лопатин, Котов и двое незнакомых Сергею: высокий, ростом почти с Бацунина, верзилистый мужик в возрасте за тридцать и совсем молодой румяный паренек двадцати с небольшим лет.
– Всем привет, – поздоровался он и представился: – Сергей Волков.
– Олег Квадратов, – протянул лопатообразную ладонь верзила. – Уволен майором, пенсию, суки, не дали.
– А ты заложников сначала освобождать научись повежливее, – заржал Котов.
Выяснилось, что человек с геометрической фамилией в прошлом был Саниным сослуживцем. В мае девяносто первого он командовал группой, направленной освобождать захваченного какими-то там местными фундаменталистами первого секретаря райкома. Квадратов этого перца (кстати, русского по национальности) освободил и с ним еще восемь человек, бывших в плену у тех же уродов. По возвращении на большую землю пламенный партиец тут же накапал куда надо о хамском поведении командира группы, выразившемся в оскорблении того словами и слегка действием, когда скромный солдат партии лез в самолет, распихивая раненых и женщин с детьми. Майору предложили пойти и извиниться. Невоспитанный майор в ответ предложил всем просто пойти и сказал куда. В итоге ушел к чертовой матери со службы, заявив, что стал пацифистом. За последующую пару лет этот пацифист умудрился повоевать в Приднестровье, Абхазии и Боснии.
