Анатолий Гончар - Приказ – погибнуть
Из кабинета Виктор вышел с осознанием выполненного долга.
Целый год Бебишев ждал вызова, но, так и не дождавшись, отправился в тот же кабинет. Там почти ничего не изменилось: те же кресла, те же обои, даже секретарша оставалась прежней, только вместо старого хозяина кабинета сидел новый и на стене вместо Константина Устиновича висел мужик с кляксой на голове. Правда, на портрете он почему-то был без кляксы.
Виктор вошел в кабинет, поздоровался и, представившись, завел разговор о драгоценностях.
Но хозяин кабинета быстро перебил его.
– Молодой человек, это не в моей компетенции, – произнес он, делая ударение на последнем слове.
– Но ваш предшественник уверял, что разберется, – попробовал возразить Виктор.
– Мой предшественник, – с нажимом сказал тот, – снят за пьянство на рабочем месте. Впрочем, – подумав, добавил он, – может, он и мог чем-то вам помочь, а я вот не могу; не моя, знаете ли, епархия – клады разыскивать.
Виктор вышел из кабинета, чувствуя себя жестоко обманутым.
Последующие полтора года Виктор потратил на работу в колхозе, куда устроился после увольнения из сельпо, и в хождениях по инстанциям. Разное начальство встречало его тоже по-разному: одни приветливо и радушно, другие не пускали дальше приемной. Одни начальники обещали помочь и разобраться, другие, не скупясь на эпитеты, выпроваживали вон. Начальство было разное, но результат всегда был один и тот же, равен нулю.
Часть третья
1987 год
– Слушай, этот новенький не похож на сумасшедшего.
– Похож, еще как похож! У него идея фикс, помешался на кладах, ходил по кабинетам, требовал послать его за какими-то бриллиантами, так что таких придурков еще поискать, а если и не совсем вольтанутый, так что с того? Он всем надоел хуже горькой редьки. Говорят, до замминистра дошел, проходу не давал. В общем, говорю же: тю-тю. А так он вообще-то ничего, тихий, посидит малость и выпустят, если угомонится.
– Жаль парня.
– Жалей, не жалей, а пока не скажут выпустить, будет сидеть как миленький и думать о своем поведении, если только от нашего «лечения» не свихнется окончательно.
Маленький тощий человек с тонкими губами и вытянутым худым лицом, размахивая руками, о чем-то оживленно рассказывал. Его собеседник, грузный, крупный человек с одутловатым лицом, в сером, просторно пошитом костюме, глядел куда-то в сторону, почти не улавливая смысла сказанного. Вдруг в словах собеседника что-то заставило его насторожиться, и он, ничем не выдавая своей заинтересованности, весь обратился в слух.
– …Так вот я и говорю ему: хорошо, хорошо, молодой человек, бриллианты очень нужны стране, вы, мол, мне на карте покажите, где бой-то был. Я его к карте страны подвожу, а он посмотрел и говорит: «Здесь нет этого места».
– Как нет? – удивленно восклицаю я, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Тут весь Союз нарисован, а этого места нет.
Тут он посмотрел на меня так, будто это я идиот, а не он, и так доверительно говорит:
– Я же вам говорю, это было в Афганистане, да и карта нужна другого масштаба, разве в таком масштабе что-либо покажешь?
Я:
– Ах, в Афганистане? Ну, тогда пусть их афганское правительство и ищет.
А он:
– Да никто, кроме меня, про эти драгоценности не знает. Взводный знал, но он в том бою погиб.
А я, чтобы еще больше посмеяться, говорю:
– Так что же ты их раньше не забрал?
– Да не мог я. Сначала в госпитале валялся, сейчас вот повсюду бегаю, никто не верит.
Я-то его слушаю, а сам думаю: хоть одного сумасшедшего своими глазами погляжу. И опять спрашиваю:
– А сколько бриллиантов-то там было?
– Не знаю, очень много. А самых крупных девятнадцать, – говорит он и показывает мне на пальцах, значит. Вот смех-то! Девятнадцать бриллиантов, и все с грецкий орех, а то и больше! Ха-ха! Ну, ему-то, понятное дело, я ничего не говорю, думаю, пусть душу-то отведет. Долго он еще рассказывал, все доказать хотел, карту просил. Ну и я-то, понятное дело, под конец пообещал, мол, разберусь и сообщу. И черт меня дернул пообещать-то! Он мне каждую неделю звонить начал, осведомляться. Секретарше велел с ним не соединять. Так он ко мне на прием записался. Приказал не пропускать, так он меня у дома отловил. Я ему:
– Ничего не могу поделать.
А он заладил свое:
– Вы же обещали, вы же обещали… И ничем его не прошибешь. Еле отвязался.
Худощавый замолчал и промокнул платком выступивший от усердия пот. Затем пытливо взглянул на босса, пытаясь понять, понравилась ли тому его история или нет, но по лицу Прокофия Ивановича нельзя было определить ровным счетом ничего. И тому не осталось иного, как покорно ждать, когда генерал-лейтенант сам соблаговолит высказать свое мнение. Но тот лишь молча повернулся в кресле, с выражением жесточайшей скуки поправил запонку на рукаве и, выразительно зевнув, изрек:
– Как фамилия твоего кладоискателя-то?
– Помилуйте, Прокофий Иванович! Откуда мне знать-то?
– Но ведь он же к тебе на прием ходил?
– Ходить-то ходил, но ведь я его фамилию не спрашивал. Секретарша, конечно, знала…
– А как же она о нем докладывала, если без фамилии-то? – с сарказмом процедил Прокофий Иванович.
– Да просто, – хохотнул худой, – опять, мол, этот придурок приперся, ну я сразу и знал, что это он.
– А где он сейчас? – не унимался босс. – Что с ним сталось-то, не помер, чай?
– Думаете, в его россказнях что-то есть? – встрепенулся худой и с почтением уставился на начальника.
– Я ничего не думаю, Виктор Степанович, – резко одернул его Прокофий Иванович, – только времена нынче другие, не сталинские, человеком надо дорожить. Слышал, небось, о человеческом факторе? Сам, поди, с лекциями выступал, а человеком не дорожишь? Он к тебе на прием сколько раз приходил?! А ты даже фамилию не запомнил. На прием ходить перестал, а ты не обеспокоился: что с ним, где он, как он, может, заболел или еще что. Так что задумайся, сейчас и место за такое потерять можно. Человеческий фактор нынче ого-го!
Прокофий Иванович дернул головой, что означало у него высшую степень негодования. Широко открытым ртом Виктор Степанович шумно хватанул воздух и выдавил:
– Знаю, знаю, где он, побеспокоился, осведомился – лечится он, лечится!
– Упек! – внезапно сменив гнев на милость, почти ласково произнес Прокофий Иванович и шаловливо погрозил пальцем: – Ай-я-яй!
– Да ведь я же не со зла, – сбросив груз с души, разулыбался худой. – От всего сердца, можно сказать… Вижу, человек мается, вот и решил помочь, отправил подлечиться. Вы уж простите, если что не так.
– Пожалел волк кобылу, оставил хвост да гриву… Ну, да ладно, с кем не бывает, но все же с людьми надо быть пообходительней. Новое мышление, понимаете ли. А о своем конфузе с тем молодым человеком никому не рассказывайте, а то мало ли, не все такие добрые, как я.
Он поднялся и, протянув руку, похлопал Виктора Степановича по плечу.
– Всех благ вам. Отдыхайте, выходные все-таки. Наверное, за город махнете, к подруге сердца милой? – нараспев протянул Прокофий Иванович и широко улыбнулся Виктору Степановичу.
– Да-да, – машинально ответил тот, пожимая протянутую руку, затем еще раз рассеянно улыбнулся и, повернувшись, быстро зашагал к выходу. Выйдя на улицу и подойдя к черной «Волге», он тяжело плюхнулся на сиденье.
Прокофий Иванович неторопливо закурил и, опустив руку под стол, нажал кнопку вызова. Через считаные секунды дверь раскрылась, и в кабинет вошли два высоких, хорошо сложенных парня, по виду очень похожих на борцов-тяжеловесов, только их фигуры были более подтянуты. Они остановились напротив стола и стали молча ждать приказаний. Генерал-лейтенант не торопясь встал и, подведя их к висевшей на стене карте области, начал что-то торопливо объяснять. Через несколько минут «тяжеловесы», не произнеся ни единого слова, покинули помещение.
Виктор Степанович уселся поудобнее, бросил в рот таблетку поливитаминов и только тогда сделал знак водителю трогаться.
– Сережа, давай ко мне на квартиру, а то, поди, моя половина волнуется, где это я. Ведь, почитай, всю субботу пропадаю, предупредить забыл, что еду надолго. Сейчас мы к ней часочка на два заскочим, успокоим, а потом, сам понимаешь, уедем на срочное оперативное задание, – и он, хитро подмигнув водителю, уставился на проносящуюся мимо обочину. Глядя за окно, Виктор Степанович хотел было представить себе приятности сегодняшнего вечера, но его мысли как бы сами собой вернулись к только что состоявшемуся разговору.
«Этот хряк что-то определенно почуял, – размышлял он, – и как все ловко поворачивал, будто просто так человеком интересовался, но и меня на мякине не проведешь. Но все же почему мой рассказ так его заинтересовал? Нет, тут что-то не то! Либо этот афганец ему знаком, либо камни и в самом деле существуют. Если это – правда, то мне и самому не помешает присоединиться к этому делу. Правильно, так и надо поступить. И первое, что нужно сделать, – это взять под наблюдение психушку. Что-то обязательно должно произойти. Успеть взять ситуацию под свой контроль – это залог успеха, а там, кто знает, может, удастся если не подцепить на крючок самого «борова», то хотя бы немножко поживиться. Что ж, придется вести двойную игру, – Виктор Степанович тяжело вздохнул и потянулся за пачкой сигарет. – Все это очень опасно, но если камни на самом деле существуют, то игра стоит свеч!»
