Лев Пучков - Убойная сила
Старики тут же шустро принялись за работу, а бригадир по ходу дела комментировал процедуру. Вот она, эта процедура.
Сначала на бочку водружают бетонную плиту весом что-то около центнера, так, чтобы с краю оставался крохотный просвет. Затем в этот просвет под давлением подают воду из шланга до тех пор, пока бочка не наполнится до краев. В плите дрелью просверлено отверстие, в которое вставлена пластмассовая трубка от капельницы — один конец трубки свисает в бочку на 25–30 см, другой торчит наружу.
Вот, собственно, и все. Просто и со вкусом.
— Минут через пятнадцать я спущусь, пообщаемся, — доносится снаружи через просвет глухой голос бригадира. — Не скучай!
Затем раздаются гулкие удаляющиеся шаги, каждый из которых бьет по перепонкам. В подвале воцаряется страшная тишина, прерываемая лишь моим собственным дыханием, громким, как сипенье кузнечных мехов.
Да, такого со мной еще никогда не вытворяли. Я об этом даже и не слышал — а у самого додуматься до подобной штуковины фантазии не хватило. Это лучше, чем раскаленный нож и побои — можете мне поверить.
Хорошо, что я всю свою сознательную жизнь занимался прикладными аспектами единоборства и в совершенстве владею техникой дыхания. Это просто спасение.
Дышать невероятно трудно: приходится постоянно напрягать мышцы лица, чтобы случайно не глотнуть носом. Если это случится, возникнет спазм — минута конвульсий, и привет. Белый останется в дураках! Нет, я его слишком уважаю, чтобы так разочаровывать, а потому и не буду заглатывать носом воду. Пока не буду.
О том, чтобы попытаться дотянуться губами до просвета между краем бочки и плитой, нечего и думать: скованные за спиной руки практически не позволяют шевельнуться. Эх, мне бы руки! Нос бы зажал, подвигался слегка — да вообще, плиту бы на хер скинул, вылез бы и надрал тут всем задницу! А без рук — это… это просто нельзя передать словами. Чтобы проникнуться всей полнотой моих ощущений, нужно испытать нечто подобное на себе.
Вдох-выдох… Проклятая трубка слишком узка, чтобы полноценно провентилировать легкие. Рано или поздно кровь насытится углеродом и я засну, если раньше не схватит судорога.
Вдох-выдох… Приноравливаюсь выдыхать через нос — так удобнее, во время выдоха мышцы лица расслабляются, получают некоторую передышку. Подогреть водичку эти пердуны не удосужились. Опять помогает практика прикладных аспектов:
Концентрирую в напряженных мышцах тепло, не давая им застыть. Иначе судорога. Судорога — это то же самое, что глотнуть водички носиком — смотрите выше.
Вдох-выдох… Интересно — кто? Кто меня так подло подставил? И зачем? Даже отдаленно предположить не могу. Если останусь в живых после этой водной процедуры, я, пожалуй, на некоторое время погожу организовывать вояж в Чечню. Сначала я найду этого урода. Нет, убивать не стану, Боже упаси! Это было бы слишком роскошно для такого умника. Я посажу его в бочку — даже без наручников, хрен с ним! — и буду непрерывно общаться, интересуясь впечатлениями.
Вдох-выдох… Интересно — почему бригадир не удовлетворился версией о привезенных с войны сорока штуках? Информацией обо всей сумме он не обладает наверняка. Так, прикидки. Забери сорок штук и отпусти на все четыре стороны! Чего, казалось бы, еще надо?! Может быть, его насторожила легкость, с которой я отдал эти сорок штук? Может быть, может быть… Человек, как правило, последнее не отдает. Он легко расстается с малым, если располагает гораздо большим…
Вдох-выдох… Очень, очень трудно дышать, если бы не умение входить в медитативное состояние и дышать по системе, давно бы уже запаниковал. Паника — это то же самое, что судорога. Интересно — как это тот чудак выдержал 24 минуты? Наверно, тоже боец. Иначе бы завернул ласты уже на 47-м выдохе.
Вдох-выдох… Когда придет бригадир, надо упереться и стоять на своем. Без бабок Абдуллы мне нечего делать на этом свете. Не полезу же я в горы с голыми руками?!
Вдох-выдох… Время в замкнутом пространстве становится весьма относительным понятием — если не ведешь счет. Поэтому я не сумел определить, прошло пятнадцать минут или же целая вечность, когда снаружи послышались шаги и раздался глухой голос бригадира:
— Говори через шланг.
Тотчас же через просвет просунулся со скрипом резиновый шланг и уперся мне в щеку.
Поглубже вдохнув, я со смятением в душе выпустил трубку, поймал ртом кончик шланга и, выдув наружу скопившуюся в нем воду, сделал несколько вдохов полной грудью.
Ах, какой распрекрасный, великолепный, несравненный шланг!!! Раз в десять толще проклятой трубки — дыши, не хочу! Ххррр-бульк!
— Я сказал — говори, а не дыши! — поправил меня бригадир, зажав на миг наружный конец шланга. — Говори!
— Нету у меня больше ничего!!! — отчаянно загундосил я. — 20 вам отдал, 20 — что под столом прилепил. И все! Все! Все! Клянусь Богом — нету! Да я — пустите — Петьку Дрозда в жопу поцелую! Не то что на колени… Бульк! — Бригадир резко выдернул шланг — я хватанул большущую порцию водички, на ощупь отыскивая ртом трубку и заглатывая ее кончик.
— А теперь уже не надо! — прогудел снаружи бригадир. — Теперь уже не в Петьке дело. Теперь главное — где ты взял бабки… Приду через пятнадцать минут — не скучай. На рекорд идешь, Диоген ты наш недоделанный…
Гулкие шаги удалились прочь. Опять тишина, нарушаемая лишь собственным оглушительным дыханием. Скверно, очень скверно… Долго мне таким образом не протянуть. Может, сдаться, а там посмотрим? Так, так… На половине дома Жанны Христофоровны ловкие ребятишки уже наверняка обыскали каждый квадратный сантиметр. Пока баксы не будут обнаружены, Белый меня отсюда не выпустит — сам сказал. А если я ему скажу, и тоже не выпустит? Так, так… Легкая волна паники медленно поползла от затекших плеч к макушке, ударила в виски пульсирующим стуком… А ведь и впрямь не отпустит! Белый же не дурак. Заполучив такую сумму, он сразу поймет, что обзавелся смертельным врагом. Врагом опасным, хитрым и умелым. Зачем каждый раз вздрагивать во сне, зная, что где-то рядом бродит владелец полумиллиона баксов, которые ты у него отнял? Не проще ли решить проблему, выдернув трубку из отверстия?
Господи — что же мне такое придумать?! Чтобы и баксы сохранить и живым остаться? Вроде б хрен с ними, с баксами, когда речь идет о сохранении жизни. Но теперь так получается, что спастись можно, лишь выдержав до конца — деньги отдавать ни в коем случае нельзя! Вот это я влип…
Спустя некоторое время снаружи опять послышались шаги и через просвет протиснулся шланг.
— Ну, малыш — давай поболтаем, — раздался ласковый голос Белого.
Минут пять мы общались — чтобы подольше дышать через этот распрекрасный шланг, я нес всякую чушь. Обещал, в частности, ежели выпустят, добровольно расцеловать каждый квадратный сантиметр задницы Петьки Дрозда. И клялся страшной клятвой, что люблю бригадира, как трех вместе взятых родных отцов. Да нет, куда там трех — четырех, пятерых! Люблю и ни в коем случае не стану обманывать — лучше умереть.
Бригадир же, проявляя незаурядную прозорливость, выразил непоколебимую уверенность в том, что я привез с войны отнюдь не сорок штук баксов. А сколько? Да много, много… Но не сорок. И мне, дескать, нечего здесь выделываться — надо отдавать, и все тут. А за это они меня не погонят из бригады. Оставят все, как было — даже у Петьки Дрозда извинения просить не надо — пешком постоит!
Вот это он зря сказал. Я сразу понял, что теперь уж наверняка обречен и придется мне жить и умереть в бочке. Потому что вне бочки я могу оказаться только в том случае, если скажу, где эти проклятые баксы. Заполучив баксы, меня, естественно, моментально ухайдокают. Очень, очень грустно.
Посреди нашей беседы послышались еще чьи-то шаги. Прервав разговор на полуслове, бригадир спросил кого-то:
— Ну как?
— Нету тут ни хера! — раздалось в ответ досадливое меццо-сопрано. Ага, это приперся мой названый брат Вовка. Руководитель обысковой группы. Очень приятно. Интересно — как он отреагировал на мое заточение в бочку? Я бы, например, при любом раскладе не допустил, чтобы так измывались над лучшим другом!
— Каждый сантиметр ошмонали — пусто! Полы подняли, дранку отодрали в сарае — ноль…
Правильно, Вовчик, — ничего вам найти не удастся. Есть старая расхожая аксиома: хочешь что-то спрятать получше, помести на самое видное место. Все товарищи, которые хоть раз в жизни чего-нибудь серьезно ищут, прекрасно знают это правило. И тем не менее раз за разом оно срабатывает вновь и вновь — на то оно и правило…
Однажды зимой — я тогда был курсантом военного училища — мы в составе подвижных милицейских групп (ПМГ) стажировались в несении патрульно-постовой службы.
Ближе к ночи дежурный сообщил по рации: звонит вахтер из общаги медучилища и говорит, что рядом, на пустыре, раздаются женские крики.
