Евгений Сухов - Медвежатник
— Отвлекся малость, — повинился служивый. — Там нищий какой-то к дядьке приставал, вот я и засмотрелся.
— А тебе за что платят, дурачина, за смотрины, что ли?! — уже в голос кричал Некрасов. — Это надо же, в один раз на триста тысяч нас наказал! Да, может, они специально потасовку затеяли, чтобы деньги из сейфа выгрести.
— Вспомнил, ваше сиятельство, — просветлел городовой. — В последний раз к шкафу мужчина подходил.
— Какой он из себя?!
— Молодой. Лет тридцати пяти, не более. Усы у него рыжеватые, — вспоминал городовой. От усердия он даже наклонил слегка голову набок, тем самым напоминая ворону, высматривающую среди кучи отбросов золотую поживу. — Подошел, отмычку сунул, а потом я уже и не видал.
— Мне что, хватать всех с бородой и усами? — шипел Некрасов.
— Ваше сиятельство…
— Какие у него были глаза?! Ты запомнил цвет глаз? — вцепился он в плечо городового.
— Как-то не приметил.
Некрасов убрал руку с плеча городового, а потом спокойным тоном объявил:
— Однако ты болван, братец. Видно, придется тебя гнать из Москвы. Будешь теперь у меня кандальников этапировать.
Некрасов заглянул в сейф. Он был пуст, если не считать ярко-алой розы, которая одиноко лежала на прохладном металле. Именно там, где несколько минут назад находилась коробка с тремя сотнями тысяч.
Савелий зашел в мужской туалет. Набросил на дверцу крючок и распахнул саквояж. На самом дне покоились триста тысяч рублей. Неплохое это ремесло — медвежатник, заработал за каких-то несколько минут целое состояние!
Он посмотрел в зеркало и не узнал себя. На него смотрел импозантный мужчина средних лет с коротко стриженной бородкой. Совершенно незнакомое лицо. В таком облике его вряд ли признал бы даже старик Парамон. Савелий прикрыл усы и бороду ладонью. Глаза его, слегка запавшие, были бледно-голубые. Такие глаза бывают у хладнокровных преступников и расчетливых любовников.
Савелий не относил себя ни к тем, ни к другим.
Новый образ пришелся Савелию по душе, и он подумал о том, что в скором будущем наверняка отпустит бороду. Аккуратная растительность на лице даже самому простоватому лицу придает значительности.
Взяв усы за самый кончик, он осторожно потянул их. Они отлепились, слегка щипнув кожу. Затем осторожно взялся за бороду и аккуратно отодрал и ее. Невольно улыбнулся, увидев себя прежнего. Скомкав театральный реквизит, он бросил его в унитаз и тщательно смыл. Еще раз проверил, хорошо ли заперт саквояж, и, убедившись в его надежности, открыл дверь.
У парадного подъезда здания его поджидал экипаж, запряженный крепкой вороной лошадкой. Извозчик, унылого вида татарин, в недорогом армячке был доверенным лицом старого Парамона. Он никогда не расставался с «вальтером», и Савелий был уверен, что при надобности они сумеют устроить нешуточную пальбу.
Распахнув дверь, он направился к выходу.
Лиза стояла рядом с огромным несгораемым шкафом, который только одним своим видом должен был испугать любого медвежатника. Взгляд у девушки был заинтересованным, как будто она хотела попробовать свои нешуточные чары на суперкрепких запорах.
Савелий уверенно пошел в сторону барышни. Выйти они должны непременно вдвоем. В этом случае на них никто не обратит внимания, разве что на женщину, которая среди окружающих выделяется не только необыкновенно правильными чертами лица, но и манерами потомственной аристократки. Каждый, кто ее заметит, наверняка будет ломать голову: благодаря какой такой прихоти зрелый плод светских салонов упал с бельэтажа на брусчатку тротуара, истоптанного грязными подошвами ремесленников и мещан.
— Лизанька, вы ли это? — услышал Савелий чей-то звонкий восторженный голос.
И в следующую секунду увидел, как из толпы вышел чернявый мужчина средних лет и, сверкая словно начищенные ботинки, устремился прямо к Лизе.
— Господи, вы меня не узнаете?! Да что же вы, право, я — Петр Николаевич… Александров. Ну теперь-то вспомнили?
Лиза обдала его арктическим холодом, передернула хрупким плечиком и отвечала твердо:
— Помилуйте, вы обознались. Я вас совершенно не знаю.
— Господь с вами, душечка, — почти терял терпение господин. — Наш с вами обед обернулся для меня едва ли не разорением. А вы утверждаете, что видите меня впервые в жизни.
Савелий с ужасом отметил, что на них начинают обращать внимание. Попахивало скандалом, и каждый хотел стать свидетелем развязки.
— Отойдите от меня, иначе я позову городового!
— Ах вот как! Так вы меня еще пугаете, милочка! — забасил угрожающе Александров. — Да известно ли вам… А может быть, это я позову полицию? Уж не одна ли вы шайка?! Мне-то вы представились барышней приличной, а сами-то вот как! Да кто бы мог подумать о таком! Пойдемте в полицию, — вцепился банкир в руку Лизы. — Я требую объяснений!
В этот момент она увидела Савелия. Ему даже показалось, что девушка метнулась в его сторону.
— Отпустите! — В глазах Елизаветы мелькнула ярость.
В правом кармане пиджака у Савелия лежал автоматический пистолет «вальтер». Эту игрушку в прошлом году он выиграл на Хитровке в карты у одного храпа, который в свою очередь украл ее у пристава. Савелий сунул руку в карман, и тотчас пальцы нащупали прохладный металл.
— Нет, позвольте, душечка, вы нам все расскажете, где ваши сообщники!
— Что вы себе позволяете?
Савелий взвел курок.
— Барин, что же ты делаешь? — отошел от стены косматый детина саженного роста. — Почто девицу несносными словами смущаешь? — И негромко, вкладывая в каждое слово злобу, процедил: — Отошел бы ты, барин, не хотелось бы греха на душу брать.
Петр Николаевич с плохо скрываемым страхом посмотрел на детину. Хватка Петра Николаевича заметно ослабела, а Лиза выдернула руку и опрометью бросилась к дверям. Следом неторопливо пошел Савелий.
Пролетка стояла в условленном месте — у самого выезда. Лошадка нетерпеливо стучала копытами, предвкушая быструю езду. Извозчик нервничал: он то брался за поводья, а то вдруг сбрасывал их на круп лошадки. И когда из здания вышли взволнованная Елизавета, а следом за ней Савелий, его тоскующая физиономия приобрела осмысленность.
— Где же ты, барин, пропадаешь? — нарочито громко произнес он. — Я тебя, поди, целый час прождал. Теперь ты одним гривенником не отделаешься.
— Ничего, голубчик, — улыбнулся Савелий, подсаживая Елизавету. — За твое долготерпение ты от меня рублевку получишь. Выпей на извозном дворе за мое здоровье.
— Уразумел, барин, — весело отозвался татарин и уже тише, заглядывая в самое лицо Савелию, произнес: — Все ли в порядке, Савелий Николаевич? Я уже беспокоиться начал.
— Обошлось, — негромко произнес Родионов. — Трогай!
Извозчик поднял вожжи и хлестко опустил их на круп лошади. Колеса пролетки выбросили в сторону ворох гравия, и вороная, набирая скорость, устремилась прочь со двора.
— Господи, да как же это я, — ломала Лиза руки. — Господи, да он же меня не отпускал.
— Успокойся, Елизавета, все позади.
— Господи, а если он меня в следующий раз увидит? Я же пропаду.
— Тебе не стоит волноваться, никто тебя не увидит, — отозвался Савелий.
Кучер погонял резво, заставляя случайных прохожих выскакивать на тротуар.
— Караул! — напрягая легкие, орал он, когда какой-нибудь нерадивый пешеход принимал проезжую часть за тропинки Тверского бульвара. — Поберегись!
Порой казалось, что пролетка вот-вот опрокинется набок. На крутом вираже она вставала на два колеса, скрипя осями, после чего с громким стуком опускалась на мостовую.
— Если бы не тот мужчина, я даже не знаю, что было бы, — понемногу приходила в себя Елизавета.
— Успокойся, дорогая, ничего бы не случилось.
— А ты, случайно, не знаешь того мужчину… ну, что за меня заступился?
— Знаю, милая, его зовут Андрей. Смею тебя уверить, милейший человек!
Савелий невольно улыбнулся, вспомнив о том, как несколько дней назад милейший человек разбил лбы двум городовым.
— Куда изволите, Савелий Николаевич? — извозчик попридержал малость лошадку, когда они отъехали уже изрядное расстояние.
— А ты, я вижу, позабыл, — укоризненно произнес Савелий. — Вези меня на Большую Дмитровку.
— Уразумел, Савелий Николаевич, — отозвался извозчик и кнутом поддал по крупу лошади.
На Большой Дмитровке находился дом Левитина, где Савелий Николаевич снимал в третьем этаже четыре комнаты.
Глава 10
Аристов в ярости метался по кабинету, словно раненый тигр. Он размахивал в воздухе «Московскими ведомостями» и сердито выговаривал:
— Что же это творится? Не проходит и дня, чтобы грабители не вскрыли какой-нибудь сейф. По всей России у меня два десятка донесений, и в каждом из них говорится об ограблении банков!
