Евгений Сухов - За пределом беспредела
Сигнал догнал Павла Петровича в тот самый момент, когда он подходил к двери подъезда. Эхо охнуло в глубине подъезда, с первых этажей посыпались стекла, а то, что еще несколько секунд назад называлось Павлом Петровичем Заварзиным, разлетелось в радиусе пятнадцати метров.
Верзила достал из кармана телефон, неторопливо набрал номер и спокойно объявил:
– Объект ушел в аут. У меня не было другого выхода, слишком много я в него выложил.
Собеседник верзилы на другом конце линии с досадой выругался и прервал связь.
Глава 17. ТРИДЦАТЬ СЕРЕБРЯННИКОВ
– Ответь мне, Коля, это все правда, что о тебе говорят? – с ужасом в глазах поинтересовалась Надя.
– О чем ты?
– Ну, будто бы ты убил несколько человек в «Фиалке».
– Какая глупость! Чего только не набрешут завистники! Сама подумай: если бы такое и вправду произошло и если бы все об этом узнали, я бы уже давно сидел в тюрьме!
– Но ведь трупы не обнаружены. Эти люди просто пропали! А милиция не желает возбуждать уголовное дело, потому что у тебя там якобы сильные покровители. Так многие считают, Коля!
– Глупости! – жестко возразил Николай. – Никакие покровители не помогут, когда дело касается таких крутых парней. Ты же знаешь, что в городе они имели большой вес. С другой стороны, если даже с ними и случилась неприятность, то не стоит особенно убиваться: они были страшными людьми, на их руках немало крови.
– Боже мой, как ты рассуждаешь, Николай! Ты ведь раньше не был таким.
– Как знать! Может, и не был, – охотно согласился Колян. – Жизнь заставила.
– Поклянись, что ты не имеешь к этому никакого отношения!
Николай неохотно оторвался от спагетти, вытер салфеткой испачканные кетчупом губы и хмуро проговорил:
– Послушай, детка, когда ты заткнешься? Мне осточертели твои вопросы. Если ты будешь пилить меня каждый вечер, у меня появится несварение желудка. А потом, кто ты такая, чтобы я давал тебе какие-то клятвы? Прокурор? А может быть, судья? Ты моя жена и должна мыслить так же, как и я! – Николай умело намотал спагетти на вилку. – Я тебя обуваю, одеваю, кормлю, наконец! Ты ни в чем не нуждаешься, так чего тебе еще от меня нужно?
– Мне неприятно, когда на меня как-то по-особенному смотрят. Как будто боятся!
– Тебе люди просто завидуют. Не каждый имеет даже сотую часть того, что имеешь ты!
– Раньше все было по-другому. Я могла подойти к соседям, поговорить с ними, а теперь все смотрят на меня настороженно или замолкают при моем приближении.
– Может быть, оно и к лучшему. Я знаю твою чрезмерную болтливость. Ты способна ляпнуть чего не следует, а мне потом расхлебывать. С сегодняшнего дня ты будешь ходить не одна. Тебя всюду будет сопровождать мой человек. Бизнес расширяется, и, следовательно, у меня появляется все больше завистников и врагов – могучее дерево всегда видно издалека!
– Ты что, решил посадить меня на цепь? Значит, теперь за мной будет по пятам ходить твой человек, даже если я захочу сбегать в булочную?
Спагетти показались Коляну горьковатыми – наверное, кетчуп виноват! Он отодвинул от себя блюдо.
– Именно так, детка. А если вздумаешь артачиться и показывать свой характер, то я размажу остатки твоих мозгов по этой стене. Ты меня хорошо поняла, надеюсь?
Николай не наорал на Надежду, как это случалось, когда он бывал не в настроении, не стукнул с размаху кулаком по столу, не швырнул в стену тарелку с остатками спагетти. Все было по-другому, и оттого угроза показалась особенно сильной. Только сейчас Надежда обратила внимание на то, какими блеклыми стали у Николая глаза: вместо густой синевы – бесцветные стекляшки. Да, он способен на все.
– Ты меня хорошо поняла? – с угрозой повторил он свой вопрос.
– Да, – прошептала Надежда.
– А теперь убери все это, – бросил Колян на стол вилку. – Я сыт сегодняшним обедом по горло.
Он поднялся, шумно двинув стулом, и, не сказав больше ни слова, вышел из кухни.
Отношения с Надеждой у Николая в последнее время разладились. Трудно было разобраться, кто в этом виноват. Возможно, он сам, потому что жизнь его резко изменилась, но, возможно, и она, потому что перестала быть той девушкой, какой Колян знал ее три-четыре года назад – открытой, раскованной хохотуньей, одновременно покладистой и отходчивой. Лицо жены приобрело какое-то загадочное выражение, словно у Джоконды. Это выражение не портило ее, наоборот, придавало лицу какой-то неповторимый шарм. Но от этого ему было не легче.
Своей женой Радченко дорожил. Скорее всего, это была любовь. К тому же секс с Надеждой был для него верхом блаженства – он не испытывал ничего подобного ни с одной женщиной. Иногда ему казалось, будто Надежда вообще состоит из сплошных достоинств. Она прекрасно готовила: для нее не составляло труда приготовить что-нибудь из французской, итальянской или, скажем, китайской кухни. Надежда со знанием дела подбирала гардероб мужа и к малейшему пятнышку на его одежде относилась как к личному врагу. Дочь стараниями Надежда выглядела словно кукла Барби, выставленная в витрине дорогого магазина. Сам Николай был обласкан и любим.
Прежде чем завоевать Надежду, Николаю в свое время пришлось наделать немало глупостей, среди которых были и долгие ожидания у подъезда, и бесконечные стычки с ее кавалерами, и многое другое, куда менее безобидное. Сейчас, оглядываясь на прошлое, Колян не понимал себя прежнего и считал, что можно было бы найти более краткий путь к своей мечте. Заловить бы Надежду где-нибудь в темном скверике и под восторженные крики приятелей затащить ее в кусты. А потом девушка никуда бы от него не делась – сама побежала бы под венец…
И чего он с нею сюсюкался!
Николай посмотрел на часы – в пять часов вечера должен был позвонить Хорек. Оставалось две минуты. Николай открыл свежую газету, полистал. О некоторых событиях последних дней не было сказано ни слова – пять обезображенных трупов, найденных на окраине города, остались за пределами «Криминальной хроники». Не обязательно было обладать даром ясновидца, чтобы понять – в сокрытии информации не последнюю роль сыграло всесильное ведомство майора Громовского.
Прозвенел звонок. Николай поднял трубку.
– Слушаю.
– Колян, это я.
– Ты все приготовил, что я тебе сказал?
– Все.
– Про кейс не забыл?
В трубке послышался дробный смешок Хорька:
– Как же можно!
– Поднимайтесь!
Через несколько минут в квартиру позвонили. Радченко включил телекамеру и увидел, что у двери стоят Угрюмый и двое братьев-близнецов Спиридоновых.
Оба под два метра ростом, мастера спорта по классической борьбе, Спиридоновы напоминали крепостную стену, которую невозможно прошибить никакими ядрами. С такими ребятами Николай чувствовал себя уверенно – даже если они будут стоять истуканами, то все равно нагонят страху.
Николай нажал на пульт охранной системы – изображение исчезло, и тяжелая дверь плавно распахнулась. Никто из людей Коляна никогда не переступал порога его квартиры – всякий раз они терпеливо дожидались босса в дверях, поглядывая по сторонам, словно опасались неведомых врагов.
Николай вышел на площадку. Он уже давно не спрашивал своих людей, все ли в порядке, – парни здорово повысили свой профессиональный уровень и, прежде чем подняться к нему на этаж, добросовестно осматривали все лестницы, не забывая при этом заглядывать за батареи – в последнее время у киллеров вошло в моду оставлять в этих укромных местах неприятные сюрпризы в виде тротиловых шашек.
Как всегда, первым из подъезда вышел Угрюмый. Следом, вразвалочку, шел Валька Спиридонов, отличавшийся от своего брата более светлым чубом; замыкал шествие охраны Спиридонов Олег. Зыркнув по сторонам настороженным взглядом, Угрюмый убедился, что двор чист, если не считать старушки с сумкой в руках, семенившей к соседнему подъезду. Даже при самом богатом воображении трудно было представить, что она способна извлечь из ветхой сумки автомат «Агран» и полоснуть длинной очередью по вышедшим людям.
– Выходи, Колян, все в порядке, – негромко произнес Угрюмый.
Николай шел к машине чуть ли не бегом. Упрямая статистика доказывала, что именно этот отрезок пути выхода из здания до машины является наиболее опасным, и поэтому он не позволял себе расслабиться и пуститься в разговоры со своими телохранителями. Смерти как таковой Колян не боялся, но было бы очень обидно умереть в момент столь стремительного взлета.
– Поехали! – скомандовал Колян, утонув в мягком кресле «Мерседеса».
Впрочем, дорога была недолгой. Уже через пятнадцать минут они выехали на окраину города, застроенную деревянными, почти деревенскими, домами. Создавалось впечатление, будто «Мерседес», подобно машине времени, перенес их в XIX век, и лишь электрические фонари на почерневших столбах да антенны на крышах свидетельствовали о том, что время не потекло вспять. В деревянный домик на окраине поселка Николай Радченко вошел один. За столом сидели четверо мужчин. Они явно скучали. На пустом столе вместо традиционных бутылки и закуски странно выглядели букетик высохших ромашек и с краю – одинокий граненый стакан. Самый старший из сидевших, мужчина лет сорока пяти с сильной проседью, увидев вошедшего Коляна, внимательно посмотрел на часы и объявил:
