Ментаты Дюны - Герберт Брайан

Мек повернул голову и посмотрел на Манфорда. Даже без нижней части, с дезактивированным оружием, не в состоянии передвигаться, боевая машина выглядела устрашающе.

Манфорд обернулся к мастеру меча.

– Оставь меня с ним. – Анари выразила сомнение, но он настоял на своем: – Я верно оцениваю опасность. Мне ничто не грозит. Я ведь не бессильный инвалид.

Она помедлила и вышла.

– Я буду рядом.

Манфорд продвинулся вперед на руках, оставаясь вне пределов досягаемости робота. Хотя машина и не пыталась напасть на него, она, возможно, походила на хищника, ждущего в засаде… или полностью признала свое поражение.

– Я тебя презираю. Презираю все мыслящие машины.

Боевой мек повернул к нему свою пулевидную голову. Его оптические сенсоры блеснули, но машина ничего не ответила. Она походила на онемевшего демона.

Манфорд думал о своих предках на Мороко. Все население планеты за один день погибло от чумы, распространенной машинами. И Мороко превратилась в покойницкую: тела лежали там, где упали, города опустели. Машины собирались подождать, пока тела сгниют, и забрать себе вымершую планету. Предки Манфорда выжили только потому, что в тот день отсутствовали…

– Ты поработил человечество, – сказал Манфорд роботу, – а теперь я сделал рабом тебя.

Боевой мек по-прежнему ничего не ответил. Очевидно, военные модели были неразговорчивы.

Манфорд посмотрел на машину. Он думал о том, что и сам мог бы получить искусственные ноги, сращенные с ним искусственные придатки с нервами, с мышцами, действующими, как у этого мека. Он вспомнил, как блестели глаза ученых, которые ему это предложили. Они заблуждались и были наивны… человек по имени Птолемей и этот его коллега… Манфорд забыл имя второго исследователя, хотя помнил, как тот кричал, сгорая заживо. Эльчан… кажется, так?

Почему ученые считают, что всякую слабость нужно не принимать, а исправлять? Манфорд понимал, что мог снова стать здоровым… и больше всего его пугала сила соблазна.

Он смотрел на боевого мека, зачарованный и испуганный.

– Мы тебя победим, – сказал он и тут же моргнул. – Уже победили.

Он словно убеждал в этом не робота, а себя.

Манфорд ненавидел собственную зачарованность мыслящими машинами. Напоминая себе, какие ужасы эти искусственные чудовища обрушили на человечество, он всегда сможет противостоять искушению, но он понимал, что другие, возможно, не так сильны.

Джозеф Венпорт своим демонстративным использованием мыслящих машин продолжает манить человечество к пропасти. Манфорд не позволит продолжать это! Люди дорого заплатили за спасение, и он не может допустить, чтобы все было зря.

– Мы тебя победим, – снова произнес он хриплым шепотом, но на боевого мека это не произвело впечатления.

Не сказав больше ни слова, Манфорд быстро покинул помещение. На этот раз он не позволил Анари нести его.

Еще до того как борьба с ядом изменила ее мозг, Анна Коррино умела слышать голоса людей, которые не обязательно были рядом с ней. Девочкой она часто говорила об этих голосах и повторяла их советы: учителя и придворные-советники считали этих «воображаемых друзей» детскими фантазиями.

А вот леди Оренна была к ней внимательнее; девственная императрица понимала Анну лучше всех при дворе. Сплетники находили близость этой пары странной, ведь у Оренны были основания не любить незаконную дочь своего мужа, но пожилая женщина не стала наказывать невинную девочку за недостойное поведение императора Жюля Коррино.

Когда Анне было всего двенадцать, леди Оренна сказала ей:

– Я нашла новые сведения о твоей настоящей матери. – Анна не знала наложницу императора, которая исчезла вскоре после родов. – Бриджит Аркеттас была не обычной наложницей – в жилах твоей матери течет кровь россакских колдуний. Это значит, милая Анна, что ты особенная. У тебя могут быть способности, которых мы не поймем. – Оренна улыбнулась. – Поэтому я не стала бы исключать возможность звучания голосов в твоей голове.

В саду при императорском дворце у Анны было особое убежище в зарослях туманного дерева, лабиринте свисающих ветвей и многочисленных стволов. Мозг ее был настроен на это чувствительное растение, и Анна могла мысленно управлять им, меняя форму ветвей; она создала укрытие, куда могла войти только она. Когда Оренна раскрыла ее тайный приют, она никому не сказала об этом, тем самым укрепив связь между ними…

Это было давно.

Теперь, в школе ментатов, Анна иногда сознавала, где находится; в другое время она бродила по запутанным переходам памяти; при этом она знала, что не все они – ее память. А после того как, пытаясь стать Преподобной Матерью, она проглотила россакское средство, в ее голове зазвучало больше голосов.

Когда Анна вышла из комы, мозг ее напоминал картинку в калейдоскопе – великолепные цвета и удивительные рисунки, но все раздроблено на части и в каждый следующий миг меняется, не оставаясь прежним. В воспоминаниях она отправлялась в небольшой коттедж в дворцовом саду. И в этом коттедже видела леди Оренну, обнаженную, сплетенную с Туром Бомоко, изгнанным членом Комиссии экуменических переводов.

Кощунственная попытка КЭП соединить все человеческие религии в едином правоверном томе – Оранжевой Экуменистической Библии – вызвала такой протест, что народ хотел разорвать переводчиков… и в нескольких случаях сумел. Но некоторые ученые нашли защиту в императорском дворце.

Когда Анна стала свидетельницей нападения Бомоко на Оренну, девочка с криком убежала и подняла тревогу. Впоследствии император Жюль заставил ее присутствовать на ужасной казни, что нанесло Анне глубокую душевную травму. Шрамы от этой раны были страшнее и глубже, чем она себе представляла; особенно когда годы спустя она поняла, что, возможно, стала свидетельницей вовсе не изнасилования.

Калейдоскоп памяти повернулся, и Анна обнаружила, что она в школе ментатов. Она изучала сложный комплекс чисел и расположение мелькающих огоньков; только ментат или мыслящая машина могли распознать в этом мелькании последовательность. Анна сделала это сразу.

И поняла, что находится в реальности.

Она помнила, что Родерик отправил ее на Лампадас, учиться у директора школы Альбанса. Она пробовала стать одной из учениц школы, упражнения помогали сосредоточиваться и упорядочивать голоса в сознании. В свои лучшие дни Анна становилась почти нормальной.

Она помнила, каково это – взаимодействовать с людьми, вести приятные разговоры, не переполненные бесконечными разнообразными подробностями в виде имен и чисел. Слегка поменяв мысленную калейдоскопическую картину, Анна неожиданно вспомнила имена всех 362 учеников-ментатов, которые теперь обучались в школе на Лампадасе. Еще одно небольшое изменение, и она вспомнила имена всех предыдущих учеников – 2641. Имя каждого ученика выступило в ее сознании на первый план, но она отодвинула список, сказав себе, что в этих воспоминаниях пока нет необходимости. Можно сделать это потом, разместить их в определенном порядке – алфавитном или хронологическом, а может, по дате рождения или по месту рождения.

Калейдоскоп снова чуть повернулся и показал то, чего она никогда раньше не знала. Анна увидела представление в императорском дворце на Салусе Секундус, роскошные покои наложниц, императора Жюля – красивого молодого человека, воинственного и обаятельного. Анна никогда не видела своего отца таким и поняла, что это воспоминание ее матери. Возвращаясь назад сквозь слои туманных видений, она узнала молодую Бриджит Аркеттас в горном городе на Россаке. Бриджит – в ее жилах текла кровь колдуньи – росла там, а потом отец забрал ее с Россака. Семья переселилась на Эказ, где тоже были обширные джунгли.

Изображения сливались, пролетали десятилетия. Анна видела свою мать – видела себя, ведь эти воспоминания были частью ее. Бриджит прошла отбор, чтобы попасть ко двору императора, и там ее увидел Жюль Коррино. Анна продолжала слышать шепот из прошлого: после занятий любовью Жюль льстил Бриджит, давал обещания, пустые, как ненужная обертка от подарка.