Андрей Дышев - Черный квадрат
— У меня не было другого выхода, — ответил я, спешно отдергивая руку с графином. Вокруг бокала расползалось темное красное пятно. — Во всяком случае, здесь я сохранил себе жизнь. И еще у меня появилась надежда, что я решу все свои проблемы.
Вика медленно качала головой.
— С такими деньгами ты сунулся к этому аферисту, — негромко произнесла она. — Неужели ты настолько глуп? Или, может быть, просто не знаешь цену себе?
Просто у меня вообще нет никакой цены, подумал я. Моя жизнь сейчас не стоит ломаного гроша.
— Отпей, — сказала она.
Я еще не привык к своеобразной манере разговора Вики и не понял, чего она от меня хотела.
Что? — спросил я.
Отпей! — приказным тоном повторила Вика. — Я не могу тронуть бокал.
Стараясь больше не удивляться, я склонился над столом, потянулся губами к краю бокала и тотчас почувствовал, как Вика крепко ухватила меня за ухо.
— Я хочу тебя, — шумно зашептала она мне в самую барабанную перепонку.
— Что, прямо сейчас? — не шевелясь, уточнил я, задним умом понимая, что в такой позе, в которой я стоял, можно не только попасться ухом в крепкие пальчики, но и получить бутылкой по голове.
Вика не стала уточнять, когда она меня хочет и что вообще подразумевает под этим желанием, легонько оттолкнула меня и, не заботясь о чистоте скатерти и своей руки, подняла бокал. Вино стекало по ее пальцам, как кровь.
— Врешь ты все, — подытожила она, осушив бокал. Потянулась за карбонатом, наколола ломтик на пластиковую вилочку для канапе, высоко подняла лицо и, раскрыв рот, стала теребить мясо кончиком языка, словно дразнила сама себя, как делает жестокий хозяин со своей голодной собакой.
Черт знает что у нее на уме, подумал я и спросил, тотчас пожалев об этом:
Что я вру?
То, что готов прямо сейчас, — ответила Вика, так и не укусив мясо и отправив его вместе с вилочкой в тарелку. — Потому что все твои мысли сейчас заняты тем, чем закончится разговор Паши с Жоржем. Ты боишься, что они договорятся и поделят тебя между собой пополам. Скажем, Паше — одна рука, одна нога и голова, а остальное Жоржику.
А зачем Паше мои рука и нога? — жалко усмехнулся я.
В самом деле, — нахмурила лоб Вика. — На кой ляд ему эти обрубки? Они нужны только тебе, а ему нужно золото. И ты, не торгуясь, согласишься на этот взаимовыгодный обмен.
«Так оно и будет, если Паша отыщет Жоржа», — подумал я, чувствуя, как от жуткого натурализма очаровательной дамы у меня взмокла спина,
Какое женское белье тебе больше нравится? — спросила Вика. — Белое или черное?
Никакое, — ответил я. — Ты нажралась, девочка.
Грубиян, — после недолгой паузы констатировала Вика. — Хамло и грубиян. Отольются кошке мышкины слезки.
Она в самом деле стремительно хмелела.
— Ты очень легкомысленна,, — сказал я, перехватывая графин с вином из ее руки. — На твоем месте я бы сейчас мысленно молил Бога, чтобы Тарасов случайно не забрел в маленькую комнату с двуспальной кроватью и будуарным столиком, заваленным подаренной им тебе косметикой и парфюмерией…
— Цыть! — Вика молниеносно зажала мне рот ладонью. — Шаги… Кто-то идет…
Я едва успел отпрянуть от нее и сесть за стол рядом, как дверь раскрылась и в столовую вошел Тарасов. Хмурясь, он подошел к столу, посмотрел на нас обоих и застрял у окна.
Поговорил? — поинтересовалась Вика.
Нет, — отозвался Тарасов. — Я его не нашел.
Я мысленно вздохнул. Пришло время уносить ноги.
— Пистолет! — потребовал Тарасов, не оборачиваясь. Это относилось ко мне.
У меня его отобрал вьетнамец, — ответил я. — Оказывается, носить в этом доме оружие — моветон.
Что-о? — протянул Тарасов и повернулся ко мне. Он так скривил физиономию, словно ему в рот влили стакан неразбавленного лимонного сока. — Какой, к едрене фене… Телефон быстро сюда!
Телефон я бы вернул ему без всяких оговорок, если бы в этот момент не почувстовал на своей ноге острый каблучок туфельки Вики. Я искоса посмотрел на нее, но этот черт в юбке принялся увлеченно кромсать ножом маринованный помидор, брызгая во все стороны соком, а каблук уже не просто давил мне на ногу — он впился в нее, как гвоздь в длань Христа.
Едва не заорав от боли, я незаметно, насколько незаметно это можно было сделать, опустил обе руки под стол, схватил атласную ляжку Вики и, приподняв ее, выдернул свою ногу. Стол качнулся, звякнув бокалами.
Телефон я потерял, — сдавленным голосом ответил я, пробуя пошевелить пальцами ноги. — Когда ты послал вдогон за мной свору…
Да откуда я знал, что передаю телефон не Цончику, а Вацуре! — перебил меня Тарасов. — Ты понимаешь, что тебя давно уже не должно быть? Ты по всем замыслам уже давно расчлененный покойник! У тебя всего лишь отсрочка от приговора! Тебе не жить, Вацура! И никто тебе не поможет — ни Жорж, ни милиция, ни…
Он осекся и вздрогнул, когда дверь в столовую внезапно открылась, и я успел заметить, что в этом доме Тарасов все же чувствовал себя не в своей тарелке.
В столовую быстро вошел вьетнамец, закрыл за собой дверь и черной эбонитовой статуей замер перед нами. Его смуглое скуластое лицо, как всегда, ничего не выражало, но я интуитивно почувствовал, что слугу привело сюда нечто из ряда вон выходящее.
— Господа! — негромко произнес он. — Я вынужден задержать вас здесь до прибытия службы безопасности и милиции… Кто-то из вас убил моего хозяина.
14
Первое, что я понял: ситуация настолько непредвиденна, что прогнозировать ее развитие — пустое занятие. Мы все одновременно издали что-то вроде возгласа удивления. Вика, кинув короткий недвусмысленный взгляд на мужа, привстала из-за стола, и несколько фужеров на тонких ножках грохнулись на тарелки. Тарасов, приоткрыв рот, тяжелой поступью шагнул к вьетнамцу, словно намеревался размазать его по стене. Я же вообще не смог шелохнуться, чувствуя, как ноги сковала свинцовая тяжесть.
Кто-то из нас убил Жоржа! Черт возьми, неужели толстяк скончался от удара кофейником по затылку? Не может этого быть! Я всего лишь оглушил его, на голове не было даже крови! Какой ужас, если он все же откинул копыта от моего удара!
В совершенно подавленном состоянии я уставился на пустую тарелку, дно которой было расписано дамой в пышных одеждах, млеющей в объятиях молодого повесы. Именно сейчас я сделал любопытное открытие: оказывается, я начисто терял способность бороться, спасать себя, юлить, лгать, если чувствовал, что неправ, что должен понести наказание. Мои руки безвольно легли на стол, готовые быть скованными стальными браслетами. Я мог бы без всякого усилия над собой встать и сознаться в убийстве, если бы лично убедился, что именно я отправил Жоржа на тот свет.
Что значит — кто-то из нас? — повышая голос, спросил Тарасов вьетнамца. — Нельзя ли конкретнее? Здесь не так много людей!
Не уверена, что эта конкретность пойдет кому-то из нас на пользу, — негромко вставила Вика, аккуратно промакивая губы салфеткой и любуясь на отпечатавшиеся вишневые баранки.
Вы правы, — ответил вьетнамец Тарасову. — Если бы один из вас сознался, то избавил бы остальных от неприятного ожидания милиции.
Что вы нас пугаете милицией! — вскрикнул Тарасов. — Кого вы вызвали? В какое отделение звонили? Дайте мне телефон, я сейчас сам поговорю с начальником уголовного розыска!
Это уже слишком, Паша, — едва разжимая губы, произнесла Вика.
По-моему, Вика была уверена, что Жоржа хлопнул ее муж. Моя инфантильная и легко ранимая совесть бунтовала так, что я ощущал во всем теле едва ли не физическую боль. Еще этот безэмоциональный, с голосом автоответчика, вьетнамец прожигал меня своим острым взглядом. Он догадывался или же знал наверняка, что произошло здесь после того, как Жорж отправил его встречать Тарасова?
— Что вы на меня уставились? — спросил я, поднимаясь из-за стола. — Что вы призываете нас к покаянию, как священник грешников? Вас что, не обучили манерам поведения? Вы не способны четко доложить, что произошло с вашим хозяином?
Вьетнамец с легкостью выдержал мою контратаку. Он учтиво склонил голову и ответил вопросом:
— Разве вы не знаете лучше меня, что с ним произошло?
Это уже был прямой выпад. Значит, вьетнамец видел, как я тащил волоком Жоржа по коридору. Словно подкошенный, я снова сел на стул и схватился за графин с вином. Некстати Вика пришла мне на помощь:
— А причем здесь он? — спросила она голосом властной и любвеобильной дамы. — Что за намеки? Этот господин вообще не выходил из столовой. Я этому свидетель.
Никогда раньше я не видел, чтобы женщина так прямолинейно защищала чужого мужчину и при этом топила своего собственного мужа.
Этот господин выходил из столовой еще до того, как вы сюда зашли, — пояснил вьетнамец.
Да мало ли кто болтался…
Хватит! — не выдержал я, перебивая Вику. Она оказывала мне дурную услугу. Я вовсе не был намерен упираться и снимать с себя вину. — Сделайте милость, отведите нас… э-э-э… к телу, черт вас возьми!
