Илья Рясной - Ночь длинных ножей
— Заповедник ваххабитский, твою мать! — Алейников заскочил в «уазик», прикрикнул растерявшемуся Гризли:
— Шевелись! Все на месте?
Командир группы СОБРа махнул рукой:
— Порядок.
Самое страшное — забыть в ночи своего товарища. Этому нет прощения.
— Двигаем!
Еще одна пуля срикошетила от БРДМ… Когда выбрались из поселка, Алейников провел ладонью по лицу и выдохнул с облегчением:
— Целы все. Выбрались.
— Я, кажется, окончательно проснулся, — уведомил Гризли. — Жалко, ушей не порезал на сувениры.
— Да заглохнул бы, хохотунчик ты наш! — бросил Мелкий брат, голос его дрожал. Алейников взял рацию.
— Астрахань, ответь второму.
— На связи, — ответил дежурный по отделу.
— Нападение на оперативную группу. Поднимай тревожную группу. Подтягивайте силы к пятому блокпосту. С места не двигаться. Ждите нас.
— Понял…
— Оповести комендатуру…
Все сделано. Резерв задействован. Их будут встречать БТР и две машины с омоновцами.
Удалившись на безопасное расстояние, Алейников взял рацию и сказал:
— Притормаживайте, ребята…
«Урал» и БРДМ остановились. «Уазик» встал им в хвост. Алейников вышел и подошел к спрыгнувшему на землю командиру собровцев.
— Шум подняли. Но потом штатно отработали. Молодцы. — Алейников закурил.
— Гаденыш шум поднял, — сказал командир группы, тоже закуривая. — Так бы без единого выстрела их взяли.
— Главное, наши все целые. Как твой парнишка?
— Жить будет…. Если налить хорошо.
— Нальем, — кивнул Алейников.
Он предвкушал, как расслабится, прибыв на базу, — хватанет стакан водки и снимет накопившееся напряжение. Тогда клокочущее в груди возбуждение боя отступит и сердце успокоится.
— Давай посмотрим нашего языка, — сказал Алейников.
— Рогов, Ломов, тащите клиента! — крикнул командир СОБРа.
Вытащили пришедшего в себя от удара по голове пленного. Второй бандит потерял сознание, ему вкололи промедол, наложили жгуты, и он отключился. Возможно, он выживет. А может быть, и нет. Спешить из-за него к медикам никто не стремился. То, что сдохнет еще один воин Аллаха, никого, по большому счету, не волновало. Сейчас надлежало разговорить другого.
Алейников внимательно посмотрел на пленного, освещая фонарем. Тот щурился и отводил глаза. Стоявший сзади собровец ударил его по ногам, ловко поставил на колени, взял за волосы, так что Алейников смог рассмотреть лицо. Оно было смуглое, с восточным разрезом глаз. Это был явно не чеченец и не ногаец. Скорее всего, пришелец из Средней Азии. Среднеазитские баи запретили в своих вотчинах ваххабизм, выжигают его каленым железом, и ваххабиты оттуда мигрируют в Россию, в Ичкерию, где им раздолье.
— Хороший моджахед, — оценил, как коня на ярмарке, командир СОБРа, с удовлетворением разглядывая «языка».
— Ну, поговорим? — спросил Алейников.
— Со своим братом ишаком говори, — бросил, как плюнул, пленный. Говорил он по-русски правильно, со слабым акцентом.
— Так, значит? — Алейников обернулся к командиру и спросил:
— Будем уговаривать?
— Убивай! — крикнул пленный. — Я готов!
— Ты хорошо подумал? — Алейников вытащил автоматический пистолет Стечкина. Ударил ногой в грудь стоящего на коленях среднеазита. Распластал на земле. И высадил вокруг головы четыре пули.
Моджахед зажмурился. Но когда открыл глаза, в них еще больше затвердело то проклятое упрямство, которое заставляет этих фанатиков смотреть в лицо смерти и умирать с именем Аллаха на устах.
— Встать, — прикрикнул Алейников.
Моджахед послушно поднялся. Он качался, руки за его спиной были накрепко стянуты наручниками, но он не подавал вида, что ему больно.
— Ты чего-то не догоняешь, моджахед ты наш разлюбезный, — произнес Алейников. — А я тебе объясню. Ты не местный. Ты чужой. Никто тебя не хватится. Никто о тебе узнавать не будет. Никто обмен не предложит. Тебя использовали, и теперь ты никому не нужен. Ты знаешь, как поступают с наемниками?
— Я не боюсь смерти. Это вы, жалкие псы, боитесь смерти. У вас сердца женщин, а не мужчин.
— Не боишься смерти? А ты знаешь, что такое собачья смерть? Когда мусульманин гибнет не от пули, а от петли. А потом мусульманину отрезают голову.
Моджахед уставился в землю.
— Потом мусульманину вспарывают живот. И бросают на съедение собакам. А знаешь, что такие мусульмане не попадают в рай…
Алейников умел общаться с подобной публикой. Он научился ее убеждать… Не прошло и четверти часа, как моджахед начал говорить.
— Зачем Хромой вернулся? — спросил начальник криминалки.
— Он не говорил. Он дал денег. Обещал больше денег. Он много чего обещал.
— И что, выполнял свои многочисленные обещания?
— Махмуд заставил бы выполнить….
— И чего ты, Махмуд, собирался дальше делать?
— Ушел бы с ним… В Турцию.
— Сам-то откуда?
— Из Киргизии.
— Не любят вашего брата там?
— Ничего. Пройдет время, мы и там свое возьмем… Мы везде возьмем свое.
— Нет, не удастся… Где сам Хромой?
— Я не знаю. Он нас оставил. У него дела. У него здесь много дел.
— Ну да. Посетить могилы предков. Вопросов было много. Моджахед продолжал врать. Но врал он плохо.
Наконец с ним закончили беседу и усадили в «Урал».
— Поехали…
Глава 12
МЯГКАЯ ЗАЧИСТКА
Утро все изменило. Рассвет обычно все ставит на свои места. И раскладка была уже другая. Даташ-юрт блокировали тремя бронетранспортерами внутренних войск. Все ходы и выходы перекрыли. Предстояла кавказско-русская народная забава под названием зачистка.
— Просматриваем бегло дома. Особенное внимание тому сектору, откуда велся обстрел, — инструктировал Алейников своих подчиненных, оперов, собровцев и взвод спецназа внутренних войск. — Оружие вряд ли найдем — хоронят его здесь умело. Всех, у кого документы хоть немного не в порядке, — за шкирман. И вообще, задерживаем людей на любых основаниях…
Душманы научились прятать оружие так, что его нелегко отыскать даже с помощью специально натасканных собак и металлоискателей. Но иногда везет. Неделю назад на зачистке накрыли небольшой склад — три автомата и пять цинков с патронами. И чем больше народу выдернешь в отдел после зачистки, тем больше шансов скачать какую-то полезную информацию.
Алейников мрачно посмотрел на село, которое будто вымерло — жители схоронились по своим домам. Он терпеть не мог эти мероприятия, когда идешь по лезвию бритвы, где с одной стороны граната или пуля душмана, а с другой — прокурорские работники с кодексом, как с топором, страшно озабоченные соблюдением прав бандитствующих чеченских обывателей. И все это под улюлюканье журналистов и европейских комиссий по борьбе с геноцидом. То ли дело адресная ювелирная работа, когда знаешь, кого и где брать…
— Начали. — Алейников дал отмашку.
Загудели двигатели, машины двинулись вперед, будто сжимая с двух сторон село в клещи.
Алейников сидел в медленно движущемся «уазике» как на иголках. Ему не нравилась тишина в селе. Он знал, что в этом ваххабитском заповеднике им не дадут работать спокойно. Что-то здесь приготовили непрошеным гостям…
Опасения его оправдались достаточно быстро. Стоило бронетехнике проехать с сотню метров по селу, как отовсюду начали стекаться женщины. Они двигались целенаправленно, перекрывали дорогу, и на их лицах читалась отчаянная решимость.
— Мы мирные люди! — послышались визгливые голоса.
— Зачем приехали?!
— От бандитов житья не было! Военные такие же бандиты!!!
Людской поток запрудил улицу. Техника, естественно, встала. Начинался привычный концерт.
— Вот шалавы мерзкие! — в сердцах воскликнул Мелкий брат.
— Засадный полк. Боевая сила душманов, — усмехнулся Алейников.
Женщины в Чечне были достаточно серьезной силой у бандитов, относящихся к ним как к бессловесному скоту. Это тянулось еще с первой чеченской войны, когда эти рвущие на себе космы, визжащие ведьмы, за которыми маячили собранные угрюмые бородачи, останавливали своими телами танковые колонны. Так и пошло с той поры — стоит выехать на любое мероприятие в город, поселок, на рынок — тут же скликается эта женская боевая сила. Они отбивают задержанных, ложатся на пути бронетехники. Из-за таких живых щитов удобно стрелять из автомата, потому что душман знает, что русский солдат воспитан как защитник, а не убийца, и женщин он не тронет. И не будет стрелять в ответ, принимая на грудь пули. А если и ответит, а еще лучше кого-то убьет, так для бандита это праздник. Как же! Оккупанты открыли стрельбу по мирным жителям! Где прокуратура. Совет Европы, мировая общественность и трибунал в Гааге?!
Алейников вылез из кабины «уазика». Оглядел толпу. Здесь были молодые и пожилые женщины, одетые в длинные платья, затянутые в платки. Их мозолистые ладони привыкли к тяжелой работе. Одна держала на руках ребенка. Другие сжимали сухие кулаки. И в глазах была какая-то противоестественная решимость…
