Альберт Байкалов - В прицел судьбу не разглядишь
«Бред, – неожиданно заговорил другой голос. – Люди годами обдумывают и просчитывают план побега. Готовятся. А ты решил с налету уйти. Да и что тебя ждет на свободе? Вечный страх быть пойманным, невозможность спокойно жить. Такой ты вдвойне никому не нужен».
Тем временем машина въехала в больничный двор. Миновала главный вход и поехала вдоль корпуса к торцу здания.
«Все ясно, они опасаются вести меня через вестибюль, где много народа, я же особо опасный. А что у нас там?» Пашка вспомнил, как ходил туда несколько раз покурить. К сигаретам он относился равнодушно, но в больнице несколько раз составлял компанию соседу по палате. Просто так, чтобы сменить обстановку. Они выходили на лестничную клетку черного хода, поднимались на площадку второго этажа… Стоп! Его обдало жаром. Небольшое окно там располагалось над козырьком, у которого сейчас остановится машина. Домыслить он не успел. Увлеченный размышлениями, полетел вперед. Послышался скрип тормозов, и машина остановилась. Один конвойный вышел наружу, второй открыл замок:
– На выход.
Жилова уже поднималась по ступенькам. Павел спрыгнул на землю и машинально посмотрел наверх. Так и есть, фрамуга откинута! Самое ценное в этой ситуации – это то, что конвойных дезориентирует его первый этап побега. Он бросится не к выходу на улицу, а наверх.
Они прошли темный, прохладный коридор, поднялись по лестнице. Впереди солдат, сзади прапорщик. Жилова уже исчезла в дверях. Вот они уже в знакомом до боли коридоре отделения. За установленным в фойе столом сидит знакомая медсестра. При появлении Павла и его свиты девушка подняла голову и удивленно уставилась на него. Она узнала бывшего пациента. Возможно, медперсонал предупредили, что Павла привезут в отделение. Обычно днем этот стол пустует. Медсестра вечно занята своими делами. Усаживается она там лишь вечером. Но тоже ненадолго. Отчасти для того, чтобы заполнить какие-то журналы. Потом идет отдыхать на установленную в процедурном кабинете кушетку. Несколько раз он заставал там дежурную не только спящей, но и с врачом. Чем они занимались, ему все равно. Он приходил среди ночи попросить снотворное. Первое время здесь плохо спалось.
Дошли до ординаторской. Следователь без стука вошла. Прапорщик сел на установленный здесь диван, рядовой отошел к противоположной стене и навалился на нее плечом. Павел остался стоять. Вскоре двери открылись, и в коридор выглянула Жилова:
– Заводите.
Прапорщик встал. Она посторонилась. Как Павел и предполагал, рядовой остался снаружи у дверей.
– Ну, здравствуйте, Павел Сергеевич! – Врач откинулся на спинку стула и оглядел Павла с головы до ног. Перед ним, на столе, лежала история болезни. Стоящий по другую сторону стул, вопреки ожиданию, был свободен. Жилова прошла и села на другой, у окна.
Павел ответил на приветствие кивком, словно старому знакомому. Хотя так оно и было. Здесь он провел почти месяц.
– М-да. – Доктор взял со стола небольшой молоточек и встал: – Как самочувствие? Голова не болит?
– Бессонница. – Павел стрельнул взглядом в сторону Жиловой. Она внимательно следила за разговором, не скрывая этого.
– Ясно, еще что?
– Звон не проходит.
– Так, – протянул Павел Сергеевич и многозначительно посмотрел на прапорщика.
– Освободи ему руки, – скомандовала Жилова и, словно желая убедиться, что вверенный ей злодей не сможет воспользоваться для бегства окном, оглянулась назад.
– Повернись, – раздался из-за спины голос.
Павел подчинился и протянул руки.
Прапорщик забросил ремень автомата на плечо и проворно снял наручники. Это было даже неожиданно. И тут же в голове возник дерзкий план. Он понял, что Жилова не видит сейчас его рук. Более того, между ними еще стоит врач! Прапорщик словно в замедленном кино опускает руку с «браслетами» вниз, слегка отклонившись назад. В последний момент Пашка поймал себя на мысли, что он левша. Пора! Словно год назад, на тренировке, тело обрело чувствительность и стало послушным. Мышцы ощутили прилив силы. Он знал, это допинг в виде адреналина. Павел зацепил ремень автомата. Ладонь скользнула вверх, коснувшись одежды на груди, пошла вправо. Одновременно выпрямленными пальцами левой руки он резко двинул прапорщику по глазным яблокам. Вскрик застрял в горле конвойного вместе с ударом ноги в пах. Схватившись за причинное место, он повалился на бок. Павел рванул за автомат уже двумя руками. Звук рухнувшего на пол тела и лязг затворной рамы прозвучали одновременно. Он обернулся.
– Всем стоять! – Павел произнес это негромко. Почти миролюбиво.
Жилова лишь поднялась со стула. Врач отшатнулся. Павел шагнул через прапорщика к дверям, развернувшись к ним плечом. Они с треском распахнулись, но тут же отлетели обратно. Он понял, что с другой стороны кто-то был. Оставшийся снаружи конвоир не мог разрешить кому-то войти. Значит, это он сам спешил на шум. Пашка двинул по двери второй раз, уже ногой. Так и есть, на полу у противоположной стены сидел белобрысый. Кепка валялась рядом.
– Брось автомат! – не своим голосом закричал Павел и выстрелил выше его головы.
От выкрашенной в бежевый цвет стены над солдатом разлетелись в стороны грязные брызги штукатурки. Он вздрогнул, втянул голову в плечи и зажмурился. Не раздумывая, Павел двинул его ногой в челюсть. Ударившись затылком о стену, белобрысый, словно мяч, отлетел вперед и повалился на бок. Павел подхватил второй автомат и рванул к выходу. Теперь не надо бежать по лестнице вверх. Преследовать его некому и не с чем. Остался только водитель. Он попытался вспомнить, был или нет тот вооружен. Но уже немолодого сержанта Павел видел лишь мельком. Он на одном дыхании пронесся по коридору. Дежурная медсестра с перекошенным от страха личиком встала из-за стола. Он заскользил по кафельному полу, пытаясь остановиться рядом с ней. Девушка, заметив это, открыла рот и что-то пролепетала. Пашка подхватил второй автомат под мышку и освободившейся рукой схватил телефон. Рванул что есть силы его на себя, вырвал провод, после чего метнул в стену, едва не попав в голову невесть откуда взявшемуся больному. Осколки пластмассы и внутренности брызгами разлетелись в разные стороны. Медсестра закричала. Но было не до нее. Павел развернулся к выходу и тут же увидел бегущего навстречу сержанта. Он был без оружия. На что надеялся этот человек, непонятно. Может, решил, что подследственному будет тяжело обращаться с двумя автоматами сразу? Пашка забросил тот, что держал прижатым к туловищу, за спину, а ствол второго направил в грудь сержанту:
– Стоять!
Тот замер и вытянул руки вперед:
– Подумай! Ведь себе хуже сделаешь!
– К стене!
Он подчинился.
– Ключи от машины! – потребовал Павел.
Сержант больше не собирался испытывать судьбу. Павел выскочил на улицу и первым делом забросил один автомат на козырек крыльца. Потом забрался за руль. Путь свободен.
Глава 8
Антон открыл глаза. Поднятый из-за жары полог делал палатку похожей на гигантский прямоугольный зонт. Его кровать стояла с краю, как это принято говорить, у стенки. Из-за ее отсутствия третий день подряд он, прежде чем встать, некоторое время наслаждался неописуемой красотой рассвета в горах. К нему нельзя привыкнуть. Его можно встретить десять, сто, триста раз и в каждый такой момент заново испытать восторг, от которого захватывает дух.
«Странно, – думал он, глядя на то, как серебрится на вершинах ставших багровыми гор снег, – вот я русский. Меня больше должны волновать березки на лугах или сосновые леса. Но почему в горах так завораживает прелесть наступающего утра? Может, просто на родине леса с годами все-таки приедаются?»
– Гребаный Марс! – неожиданно прохрипел из-за спины Дрон. Скрипнула кровать. Послышался звук отброшенного в сторону одеяла. – Как здесь люди живут? Два дерева и камни. Половину времени ходишь, как будто в розовых очках.
– Если Марс, то в красных, – уточнил Лавр.
– Чего? – переспросил Дрон.
– Марс – красная планета, а не розовая. – Банкет смачно зевнул. Антон даже расслышал, как лязгнули его челюсти.
– Знаешь, – вновь заговорил Дрон, – с Родимовым можно где угодно оказаться. Подкинет ему СВР тему, что одну из планет Солнечной системы используют террористы. Базу, например, на ней устроили и работают над созданием оружия массового поражения. Как пить дать, окажемся там в течение недели.
– Типун тебе на язык, Вася, – проворчал Джин.
– Ой, фто эфто со мной! – стал дурачиться Василий, делая вид, будто у него действительно мгновенно распух язык.
– Мне, наоборот, нравится. – Антон откинул одеяло и сел.
– Ты стареешь, – на полном серьезе проворчал Дрон, опустил ноги на лежащий внизу брезент и встал. С хрустом почесал мускулистую грудь.
На Антона накатили обида и злость. Да, скоро тридцать пять. Для спецназа уже чересчур. Но чего это Дрон себе позволяет?
