Александр Звягинцев - Русский Рэмбо для бизнес-леди
Скиф пристально вгляделся в причудливую свастику на визитке.
– Скажи, Кобидзе, ты это серьезно или игра такая?.. "Радикальное движение за новый русский порядок"… Ты ведь нерусский.
– Обижаешь, дорогой, это я не русский? Русский – всякий, кто любит Россию. Я русский по языку, культуре и религии. А теперь пошли, скоро начинается митинг.
* * *На трибуне толпились генералы в потертых шинелях и побитых молью папахах. Полковников было поменьше. Попадались среди них и переодетые штатские в смешных куцых пальтишках новой русской армии, подполковники и майоры запаса – политики из третьего эшелона власти.
Все разглагольствовали о гражданской ответственности за судьбы родины. Призывали каждого к покаянию за развал отечества.
– Уж я-то ничего не разваливал, господа хорошие, – пробурчал Скиф. – На наших же костях снова хотите сесть нам на шею и нами же погонять.
– Не бубни, дорогой, – одернул его Кобидзе. – Это ж депутаты Госдумы!
Глядя на трясущиеся щеки ораторов, на их трусоватые глазки, Скиф вновь пожалел, что попал в этот музей доисторических мумий.
* * *Потом была поездка на автобусах в центр военной подготовки. Располневшие на гражданке бравые парни в камуфляже лихо "махались" с условным противником. Скиф всего неделю тому назад видел такие представления в натуре, потому местная художественная самодеятельность показалась ему слишком пресной.
В Москву вернулись вечером и всей гурьбой завернули в какой-то подвальчик. Столы уже были накрыты. Официанты в русских косоворотках раскладывали по столам расписные деревянные ложки. Музыканты в таких же косоворотках наяривали кабацкие песенки: "Девочка Надя", "Бублички", "У самовара – я и моя Маша". Кобидзе распоряжался здесь как хозяин.
– А я и есть хозяин, – объяснил он Скифу. – "Блок нацединства" купил кабачок у одного еврея, который слинял в Израиль. Думали назвать его "Мюнхенский гаштетт", да префектура не позволила.
– Префектура, – хмыкнул Скиф. – А констеблей, нукеров или мандаринов еще не завели реформаторы?
– В Ленинграде.., то есть в Питере, городовые держиморды ходят.
– Тогда скоро Ельцина коронуют…
События давних лет, которые так живо стояли в памяти Скифа, у его старых приятелей давно поблекли.
Тут почти все – от монархистов до фашистов – прошли через Чечню. Первое в истории национальное унижение, изгнание русских из насиженных мест за Сунженской линией, потеря построенного и населенного русскими Грозного кровавым рубцом проходила по их памяти. Скиф мог их понять. Он своими глазами видел, как была распластана Югославия, стравлены на резню братьев ее народы. Было и в этих русских солдатах, собравшихся в кабачке, что-то униженное, затравленное. Разговора не получилось. Потому что каждому очень скоро надоедает врать, а горькую правду в глаза говорить ох как не хотелось…
* * *– Славяне, можно к вам присоединиться? – Длиннющий казак в донской форме, бренча шашкой, подошел к их столику с бутылкой водки и миской пельменей. – Задолбали братцы-казаки своей политикой, пожрать спокойно не дадут.
Он опустился за стол рядом со Скифом и принялся ловко закидывать в себя пельмени. Ел много и жадно.
Как большинство очень худых людей, он, наверное, мечтал когда-нибудь солидно поправиться. Как и все очень худые и очень высокие люди, он сильно горбился, втягивая голову в плечи, но все равно издалека был похож на жердь. Черные отвислые усы под длинным крючковатым носом делали его лицо тоже сильно вытянутым.
– Сними ты картузик свой, – сказал Скиф. – Амуничку поэкономь и расслабься.
– Казацкий обычай, – вздохнул долговязый, – велит сымать фурагу только в церкви или перед знаменем.
– Ты передо мной атамана Платова не строй, – сказал Скиф, похлопав есаула по плечу. – Я сам дончак. Забудем политику, весь этот бал-маскарад и погутарим по душам.
Казак придирчиво заглянул в глаза Скифа.
– Вижу, наших кровей, да загар армянский больно.
– Загар балканский, – ухмыльнулся Скиф, разливая водку по граненым стаканам.
Казак кинул на него уважительный взгляд.
– Тебе это только в Москве маскарадом кажется, – крякнул он после стакана. – В Москве все маскарад вертепный. А на Дону у нас из-под наносимого дерьма свежая травка проклевывается.
Павло я, – неожиданно повернулся лицом к Скифу казак и протянул длинную руку. – А фамилия Лопатин. По-казацкому – Лопа.
– А я Вася Луковкин, по кликухе Скиф.
– Кликуха блатная? – недоверчиво пригладил длинные усы казак.
– Нет, по детству. Лучше расскажи, чем казаки дышат?
– Подышишь тут, если кислород перекрыли. С юга, с гор, давят черные, с севера, как исстари, – Москва.
Казак нынче в своем же курене у чужого дяди дозволения просит, чтоб под лавкой переночевать.
– А кто вам виноват?
– Народ измельчал. Порода вывелась. Видать, всему конец.
– Не конец это, Павло. Только начало. Распадется Русь великая на княжества. Передерутся между собой русские, как сербы с босняками и хорватами. Потом с больной головы протрезвятся, и вновь пойдут казаки дороги торить. Станицы ставить, по рекам к углю и нефти пробиваться, земли свои собирать…
Скиф не успел договорить, как громко хлопнул холостой выстрел из "нагана". Кобидзе сдул дымок со ствола и забрался на стол, чтобы привлечь общее внимание.
– Пусть музыка смолкнет, это я, Кобидзе, вам приказываю! Господа!.. Прошу бурную овацию!.. Сегодня у нас проездом из братской Сербии на всемирный конгресс гадалок и прорицателей великий маэстро… "Черная маска"… Па-а-апрашу аплодисменты!..
Скиф зло одернул Кобидзе за штаны, но тот уже понес, закусив удила.
– Включите свет! Господа! На правах хозяина заведения хочу предупредить, что маэстро – мой боевой товарищ. Он еще до падения Берлинской стены предсказал развал Союза. Не советую с ним пикироваться.
При желании он может вышвырнуть отсюда всю возмущенную публику за пять минут, но для этой цели у меня есть вышибалы. Поэтому прошу всех господ монархистов, нацистов и коммунистов выпить за здоровье моего друга. Да здравствует единство!
– Ура-а-а-а! – грянули дружно, со значением.
Отыскалось много желающих чокнуться с великим маэстро и даже выпить с ним на брудершафт.
Настойчивей всех был пузатый господин в театральном фраке с мятыми фалдами – постсоветский аристократ, еще не выучившийся сидеть во фраке на простонародном стуле.
– Несказанно рад столь неожиданному знакомству со знаменитым магом. Позвольте с вами чокнуться и скромно отрекомендоваться. Всегда к вашим услугам – предводитель дворянства Юго-Западного округа граф Казимир Нидковский. Моя генеалогическая линия восходит к польским магнатам Радзивиллам.
– Вас ждут великие дела, – сказал Скиф, – пшепрашам <Прошу прощения (польск.). >, – и повернулся к нему спиной.
– Не обижаюсь, нисколечко не обижаюсь, ибо в холопью советскую эпоху страну отучили от аристократического обхождения.
– Да уйдешь ты, козлятина, отсюда или нет? – взорвался Кобидзе. – Чтоб духом твоим в моем заведении не пахло.
У графа от обиды щеки обвисли, как уши у легавой.
Он элегантно раскланялся, отставив правую ножку, и удалился с невыпитой рюмкой в руке.
Настроение пьяной компании менялось быстро.
Кто-то из казаков, вытянув из-под стола видавшую виды гармошку, грянул на всю ивановскую "Барыню", и все политические масти разом смешались в буйном, бесшабашном плясе: закружился вприсядку перед нацистом анархист, монархист пошел выламывать коленца перед коммунистом. "Барыню" сменила "Калинка" – засверкали, выписывая замысловатые рисунки, клинки в руках пляшущих казаков, задрожали стекла заведения от гиканья и разбойного свиста.
Скиф поднялся из-за стола, чтобы направиться к выходу.
– Дарагой, зачем меня обижаешь? – закричал подскочивший Кобидзе. – Я же не могу оставить заведение до закрытия.
– Я на машине, – поднялся казак Лопа.
– Ты ж водку пил, станишник! – осадил его Кобидзе.
– Ну и чо?.. Меня подхорунжий в машине караулит. Нынче его очередь.
– Павло, а на какие деньги они гуляют? – поинтересовался Скиф, пробираясь к выходу.
– Дурни всегда на дурные гуляют. Пожертвования от доброжелателей, которые сами боятся замараться.
Кто долларов, кто машину подкинет.
– Тогда и я вам кое-что подкину. Держи ключи от машины и гаража, мне они сто лет без надобности.
Мне в Москве задерживаться опасно.
– Бандюки на хвост сели? – спросил казак, усаживаясь в машину.
– Хуже, – ответил Скиф, захлопнув дверцу.
– Экспроприация экспроприаторов или попотрошили кого-то из толстопузых? – спросил Лопа, помахав вышедшему на порог кабачка Кобидзе.
