Андрей Воронин - Слепой против бен Ладена
Глеб стоял на набережной, метрах в тридцати от моста через неглубокую, с виду очень чистую реку. Перила моста были сплошь затянуты частой сеткой электрической гирлянды, которая включилась минут десять назад – как раз тогда, когда Сиверов заметил, что начинает темнеть. Тысячи огоньков дрожали в быстрой воде, а по мосту шевелящейся черной массой тек почти сплошной людской поток – туристы спешили насладиться красотами старой части города, пока не стало совсем темно.
Старый город лепился вплотную к отвесной скале, и серый камень был изборожден полосами черной копоти из печных труб. Наводненные туристами узкие извилистые улочки, ярко освещенные дворики, каменные арки и площади представляли собой сплошное увеселительное заведение пополам с торговыми рядами. Было время рождественских ярмарок и распродаж, на каждом шагу продавали пахучий глинтвейн в белых фаянсовых кружках – здесь его называли "глю вайн" – и жареные колбаски, положенные внутрь разрезанной вдоль, хрустящей, как тонкий ледок, булочки. Еще здесь по бешеной цене продавали местный хит – облитые шоколадом марципановые шарики, завернутые в красную фольгу. С одной стороны на обертке красовался светлый кружок, в котором помещался портрет великого уроженца здешних мест Вольфганга Амадея Моцарта. Конфета неприятно напоминала крупное, налитое артериальной кровью глазное яблоко со светлой радужкой и маленьким темным Моцартом вместо зрачка; большие пластиковые корзины у входов в кондитерские лавки, доверху наполненные этими штуковинами, были способны вызвать у человека с воображением внутреннее содрогание.
Отовсюду долетали обрывки музыки. Здесь пиликали на скрипках, бренчали на гитарах и дудели на флейтах, а один изобретательный тип на главной площади день-деньской водил смычком по обыкновенной двуручной пиле. В картонной коробке у его ног было полно мелочи, а рядом на складном стульчике аккуратной стопкой лежали компакт-диски с записями – естественно, его, а не Моцарта. Диск стоил пятнадцать евро; покупателей или хотя бы слушателей Глеб возле пильщика не заметил, и это слегка утешило.
Тут и там на тротуаре торчали золоченые или посеребренные статуи, которые время от времени вдруг делали какое-нибудь движение, пугая неподготовленных туристов и вызывая восторг у детворы, а затем снова замирали, будто и впрямь были отлиты из металла. На одном углу Глеб заметил изрядно подвыпившего, плохо одетого человека, который, сидя на стульчике, играл на аккордеоне. К стене была прилеплена картонка, на которой красовалась надпись по-немецки: "Привет из России!" Глебу захотелось подойти и передать земляку привет от российской налоговой полиции, но он сдержался: после выступления казачьего хора из Ростова-на-Дону, которое он имел счастье наблюдать на одной из центральных улиц Вены, а также ансамбля скрипачей-виртуозов из Питера, игравшего там же на улице, мужичонка с аккордеоном не заслуживал внимания.
Вся эта пестрая шумиха промелькнула мимо, едва задев сознание. Бродя по городу в ожидании вечера, Глеб заставлял себя не вглядываться в лица прохожих, потому что пялиться на незнакомых людей было невежливо, а профессиональный убийца Фарух аль-Фаттах вряд ли проводил свое свободное время, толкаясь на распродажах вместе с туристами.
И верно, аль-Фаттаха он не встретил; не встретился ему и Халид бен Вазир, программист с кембриджским дипломом, которому Глеб хотел задать пару вопросов. Зато ему встретилась масса других людей, и от постоянного мельтешения незнакомых лиц к концу дня уже рябило в глазах. Потому-то он и стоял здесь, глядя на бегущую в бетонных берегах быструю зеленовато-желтую воду – то на воду, то на виллы на противоположном берегу, одна из которых как раз принадлежала бен Вазиру.
Глеб уже выяснил, какая именно. Это было длинное двухэтажное строение на самом гребне высокой каменной стенки, без видимой нужды обнесенное оштукатуренным кирпичным забором и выстроенное в стиле, который отсюда, снизу, представлялся довольно беспорядочным, даже хаотичным. У забора, на площадке, которая выглядела просто узким каменным уступом, куда не проберешься ни сверху, ни снизу, стоял, поблескивая лаком, черный "БМВ". Наверное, где-то там, в стене, имелись невидимые снизу ворота; вероятнее всего, там же находилась и дорога, по которой "БМВ" вскарабкался в гору: было просто невозможно представить, какие строители и какой ценой ухитрились ее проложить.
"БМВ" стоял так, что разглядеть его номерные знаки не представлялось возможным даже сквозь самый мощный бинокль. Однако Глеб подозревал, что эта машина ему знакома. Отвлекшись от созерцания черного "БМВ", Сиверов обернулся и еще раз посмотрел на гору, вершину которой венчали белые стены и башни старого королевского замка. Оттуда, со стены, по-прежнему сверкали фотовспышки, особенно хорошо заметные в сгущающихся сумерках. Позиция выглядела просто идеальной: даже с галереи для туристов двор бен Вазира был виден как на ладони, а если еще забраться на одну из башен...
Глеб облокотился о парапет, закурил новую сигарету и прикинул, что могла бы дать ему такая вылазка – естественно, при условии, что ему удастся протащить в замок дальнобойную винтовку пятидесятого калибра с мощной оптикой.
Конечно, уничтожение аль-Фаттаха – дело заманчивое само по себе. А главное, никто не побежит жаловаться в полицию, даже если вместе с аль-Фаттахом Глеб перещелкает, как куропаток, хоть дюжину арабов. Им это просто ни к чему, у них свои законы и своя полиция, и, если уж открывать огонь из засады, убить придется всех, кто находится в доме и вокруг него, до последнего человека. В противном случае уже через полчаса на смену каждому убитому придут трое, а то и пятеро...
Кроме того, час тотального уничтожения еще не пробил. В данный момент Глебу была нужна информация, а не скальпы. Если Халид бен Вазир и сотрудничал с "Аль-Каидой", то он являлся лишь одним из промежуточных звеньев в длинной цепочке, по которой на Кавказ из неизвестного источника переправлялись инструкции, деньги и оружие. Задача агента по кличке Слепой состояла как раз в том, чтобы пройти по этой цепочке до самого конца – или начала, если угодно, – а не в том, чтобы оборвать ее посередине.
Да и раздобыть хорошую снайперскую винтовку было негде. Если уж на то пошло, негде было взять даже плохую. После гибели агентов, которые снабдили его оружием и информацией о бен Вазире, у Глеба остался лишь один канал, использование которого предусматривалось только в экстренной ситуации.
Сквозь толстую ткань куртки он дотронулся до висевшего под мышкой пистолета. Кобура была новенькая, купленная несколько часов назад здесь же, в Зальцбурге, и всякий раз, стоило лишь слегка наклонить голову, Глеб ощущал ее острый запах. По набережной на противоположной стороне реки, протыкая сгущающиеся сумерки синими стрелами проблескового маячка, медленно прокатилась патрульная машина. В городе, и не только в этом, было полным-полно полицейских. Они не слишком бросались в глаза, но, имея кое-какой опыт, их было нетрудно заметить. Европа уже не первый год жила в постоянном страхе перед террористами, и Глебу подумалось, что, если его ненароком заметут здесь с незарегистрированным пистолетом под полой и фальшивым паспортом в кармане, это будет ирония судьбы.
Глеб посмотрел на часы. Магазины еще открыты, а значит, вполне можно успеть приобрести бинокль, подняться на гору и со стены замка насладиться зрелищем обнесенной кирпичной стеной виллы арабского программиста Халида бен Вазира.
Глеб двинулся обратно в город, прокладывая себе путь через толпы туристов к улочке, где заприметил магазин, торгующий оружием и спортивным снаряжением.
Была суббота, десятое декабря.
Глава 8
В пятом часу утра одиннадцатого декабря с проселочной дороги, рассекающей надвое дремлющие в ожидании далекой весны поля графства Хартфордшир, свернул потрепанный "рейндж-ровер". Машина имела такой вид, словно в течение многих лет принадлежала фермеру, который не слишком о ней заботился, но старый мотор гудел ровно и мощно, без единого постороннего звука. Светя фарами, внедорожник покатился по белой от снега грунтовой дороге. Колеса беспощадно давили, смешивая с пылью, нестойкое снежное покрывало, которому было суждено растаять с восходом солнца, и за машиной оставались две четкие темные колеи. Они вели к большому, заметно покосившемуся дощатому фермерскому амбару, который стоял в конце обнесенного живой изгородью обширного поля.
Свет фар упал на старые, потемневшие от времени и непогоды доски, из которых были сколочены ворота амбара. Ворота были громадные, как в ангаре; внимательный наблюдатель мог без труда заметить, что они, в отличие от стен и кровли, совсем недавно были отремонтированы и с тех пор старательно поддерживались в исправном состоянии.
Не выключая мотора, водитель выбрался из машины, а вслед за ним на звонкую от легкого ночного морозца землю с подножки спрыгнул пассажир. На обоих были короткие утепленные куртки с лохматыми меховыми воротниками, облегающие джинсы и удобные теплые ботинки на толстой рифленой подошве. Оба молодые и смуглые, а их густые волосы были иссиня-черными и блестели, словно их обильно смазали гуталином.
