Сергей Зверев - Будет вам война!
– Спасибо… – облегченно пробормотал мужчина и, поморщившись от едкого запаха архаичного советского парфюма, ответил: – Честно говоря, я тоже хотел сделать вам небольшой подарок…
– Ой, правда?
– Почему бы вам не отправиться на экскурсию по ленинским местам? – прикинул Гамадрил; в случае согласия он оставался в квартире один. – Обещаю оплатить все до копейки!
– По ленинским местам!.. – не поверила соседка. – Неужели в Швейцарию?
– В поселок Разлив Ленинградской области, где Владимир Ильич Ленин писал свой знаменитый труд «Государство и революция»! – решил Заметалин. – Скоро лето, так что в шалаше поживете! – Достав из кармана ключи от машины, одолженной у Ахмеда, он спешно засобирался. – А теперь – извините. Мне надо срочно избавиться от трупа врага народа!
– Я еще приду к тебе… Обязательно приду! – пообещала общественница.
– Зачем? – Заметалин, не попадая в рукава пальто, косился на спасительную дверь.
– А поговорить…
…Все произошло именно так, как и планировал бывший лагерный офицер. После полуночи он осторожно погрузил окоченевшее тело в багажник машины и вывез его к Лебяжьей канавке. Развернув ковер, привязал к прокурорской ноге тяжеленную гирю и, перевалив мертвеца через парапет, столкнул его в промоину. Вернувшись домой, Гамадрил на цыпочках прокрался в комнату покойного и осторожно, стараясь не шуметь, закрылся изнутри на все запоры.
Спал Заметалин прекрасно – без галлюцинаций, сновидений и угрызений. И лишь под утро его слух зафиксировал до боли знакомый голос:
– Я еще приду к тебе. Обязательно приду!..
И хотя Макаренко наверняка уже кормил собой фауну Невы, Гамадрил готов был поклясться: голос принадлежал именно ему…
13
Зима миновала незаметно. Отгрохотал ледоход на Неве, отшумела Масленица в Катькином саду, отсвистели студеные ветры с Финского залива…
«Группировка Ленинград» постепенно вписывалась в экологическую нишу Бандитского Петербурга. Жизненный опыт Бати, помноженный на кипучую энергию молодых провинциалов, давал первые ощутимые результаты. Консервный заводик в Купчино наконец-то начал приносить серьезную прибыль. Причиной этого стали не только кролиководческие таланты пацанов, но и еще одно обстоятельство…
Еще в январе выяснилось, что гастарбайтеры-таджики, работавшие на расфасовке и закрутке банок – активные деятели международного наркотрафика. Азиатские наркокурьеры трудились в сфере пищевой промышленности лишь для отвода глаз; в свободное время они фасовали по спичечным коробкам коноплю, выведенную в Чуйской долине тамошними селекционерами-мичуринцами. Марихуана успешно реализовывалась в популярном питерском магазине «Восточные сладости».
Конечно, как истинный патриот родного города Батя был категорически против наркотизации Санкт-Петербурга. Но как криминальный авторитет совершенно не желал обрубать прибыльное дело. Да и портить отношения с басмачами тоже не хотелось…
Чтобы не дать продукту пропасть, таджикам – обанкротиться, а пацанам – засохнуть, чуйскую коноплю было решено подмешивать в корм кроликов. В звероколхоз «Ленинградский», где ушастые по-прежнему плодились с безответственностью китайцев, была отправлена опытная партия «чуйки».
Результаты превзошли самые смелые ожидания: приплод от производителей-анашистов набирал вес в два раза быстрее обычного. Молодняк отличался устойчивостью к любым болезням, а некоторые ушастые экземпляры достигали размеров милицейских ротвейлеров. К тому же мясо таких кролей приобретало необычайно нежный вкус. Наркокрольчатина пользовалась небывалым успехом и в супермаркетах, и в ресторанах, и даже в столовой Смольного: попробовав это мясо однажды, человек отказывался от любого другого.
Так за какие-то несколько месяцев Питер был подсажен на мясную иглу. Консервный заводик в Купчино расширял ассортимент в полном соответствии с законами маркетинга. Державники по достоинству оценили пельмени «Россия – родина кролей», а западники были без ума от гамбургеров «Global McRabbit». Беляши с грызунами успешно реализовывались на всех одиннадцати городских рынках, пяти железнодорожных вокзалах и у конечных станций метро. Однако хитом сезона стали вакуумные упаковки шоковой заморозки с красноречивой этикеткой «УШАСТЫЙ ОТМОРОЗОК».
«Группировка Ленинград» и сама не ожидала столь блистательного взлета. Идея переселения в страну богатых открывала перед недавними звероколхозниками бесчисленные свои стороны и овладевала ими все полней и бесповоротней. Они прикупили себе по квартире на Невском. Слетали отдохнуть на Канары. Обзавелись обязательными в их положении «шестисотыми». Модернизировали бригадный «Студебеккер»: теперь антикварный грузовик украшали спойлеры, антикрылья, никелированные пороги и дуги. Пуленепробиваемый кунг не оставлял никаких шансов для киллеров. А на старинном утюгообразном капоте горделиво возвышалась серебряная фигурка кролика с прижатыми ушами. Смотрелось все это куда круче какого-нибудь пошлого бандитского «Хаммера»…
Конечно же, внутренней пружиной кролиководческого бизнеса стал Черняев. Жека-омоновец, Димон-мачо и Сергей-музыкант безоговорочно признавали его лидерство.
Роли в «Группировке Ленинград» были расписаны с армейской точностью.
Филонов, уже уволившийся из ОМОНа, возглавил службу безопасности.
Трубецкой обычно засылался к несговорчивым питерским бизнесвумен для их обольщения, в чем весьма преуспел.
Пауков неожиданно занялся научно-практической деятельностью: он давно уже подметил, что кролики замечательно размножаются под «Свадебный марш» Мендельсона, и теперь ставил опыты с Григом, Шостаковичем и Сибелиусом.
А вот Черняев, как и в недавней звероколхозной юности, отвечал «за все» и справлялся с этой обязанностью блестяще. Вероятно, он и прежде был прирожденным «бригадиром», но только об этом не догадывался. А главное – не получал за это денег.
Время главного кроликовода было расписано по минутам. Праздность была противна его натуре – он всегда жаждал конкретных действий. Перечень действий стремительно оснащался конкретными адресами, телефонами и фамилиями. Конкретная козырная тачка ежедневно курсировала по всему городу. Черняев встречался с ветеринарами и ментами, рестораторами и таджиками…
По вечерам он постигал премудрости блатной фени: приглашенный Батей репетитор с семью судимостями учил тонкостям терминологии и ставил произношение. В обязанности Исабель входила культурно-воспитательная программа: после нескольких посещений филармонии Данила твердо усвоил, что «Полонез» – это вовсе не имя, а вот «Огинский» – фамилия композитора. Мать, подарившая Черняеву абонемент в тир, терпеливо учила его стрелять с обеих рук по контурным мишеням.
Через несколько месяцев недавний звероколхозник ощущал себя совершенно другим человеком: эдаким лощеным, расчетливым и очень уверенным в себе хищником, способным при случае порвать на части любого.
Он полегчал в движениях и подчеркнуто потяжелел в жестах. В его манерах прочитывалась своеобразная этика и ничем непоколебимое самоуважение; он был влиятелен – но открыт, прост – но солиден. И лишь с самыми близкими людьми Черняев оставался прежним простым и надежным пацаном, которого не коснулось декадентское вырождение Северной столицы. Выпивая по субботам положенную поллитру водяры, Данила по-прежнему смотрел на друзей с доброй улыбкой опьянения, пота и душевной силы.
Несколько раз к «Группировке Ленинград» подкатывались вежливые молодые люди, представляющие интересы конкурентов, крышевавших свинокомплексы и птицефабрики. Однако Черняев был слишком занят, чтобы отвлекаться на подобные мелочи. На «стрелки» обычно отправлялась Мать в сопровождении Исабель, и после каждого возвращения на лаковом прикладе «Зиг-Зауэра» становилось на несколько зарубок больше.
Казалось, что новая жизнь пацанов – блестящая гирлянда успехов, накрученная спиралью к вершине. За их спинами словно выросли крылья, и они мечтали попробовать их на прочность и дальность.
Однако в начале апреля Жека установил, что за «Группировкой Ленинград» кто-то следит. Объективы наружных видеокамер, развешенные вдоль фасада консервного завода, то и дело фиксировали то зверовидный «Хаммер» с тонированными стеклами, то странного мужчину на роликовых лыжах, со спортивной винтовкой за спиной… Пробив номерной знак внедорожника, Филонов выяснил, что он принадлежит бездуховным пацанам из саяно-шушенской оргпреступной группировки. А вот идентифицировать личность загадочного биатлониста так и не удалось – хотя все пацаны были готовы поклясться, что где-то его уже видели…
14
Владимир Заметалин также не терял времени понапрасну. Сумасшедшая соседка действительно была отправлена в Разлив, где уже вторую неделю изучала фундаментальный ленинский труд «Империализм как высшая стадия капитализма». Военно-морской оборотень из Главного управления Балтфлота за сравнительно небольшую взятку передал для плавучего ресторана списанный сторожевик, с которого было снято почти все вооружение. Адмирал предлагал и старую дизельную подлодку, однако Гамадрил вежливо отказался…
