Андрей Кивинов - Акула. Отстрел воров
— Тьфу, бля!
До чего тесен мир! Трубоукладчиков был дорогостоящим специалистом, обслуживающим интересы лидеров криминального мира. Он защищал несколько человек, которых Акулов и Волгин отправили за решётку. Андрей не мог не признать: в большинстве случаев Вениамин Яковлевич свои гонорары отрабатывает сполна. Два месяца назад адвокат сам попал в серьёзный переплёт, который вполне мог ему стоить жизни, но как-то выкрутился без особых потерь.
Что ж, Шурик прав. С такими родителями и с таким адвокатом он в камере не засидится. Разве что доблестное УСБ[8] что-нибудь накопает — но Акулов не верил в этих кристальных борцов с коррупцией. По его мнению, они были способны изобличить разве что таракана на своём письменном столе, или присосаться к чужой разработке и снискать лавры, первыми прогнувшись перед начальником главка. На их счёту было множество случаев стрельбы ракетами по воробьям — но практически ни одного попадания в серьёзную движущуюся мишень.
— Значит, не расскажешь про своего мастера?
— Какой мне резон?
— А совесть?
— Я и так тебе много сказал. У Ритки в протоколе и половины этого нет.
Помолчали. Потом Шурик спросил:
— Ты ведь сидел в тюрьме?
— Два года.
— Ну и как там, в ментовской камере?
— Хорошего мало.
— Жить-то можно?
— Будь человеком, следи за словами и не подставляй свою задницу.
— А что, можно — чужую?
— Твою запросто могут подставить.
Шурик обдумал услышанное. Было видно, что как бы он ни храбрился, ни уповал на помощь маменьки и адвоката, страх его гложет.
— Кто ж знал, что так получится, — наконец вздохнул он. — Случайность. Думаешь, это был обычный грабёж?
— Не похоже.
— Вот и я о том говорю. Меня ждали. Знали, что я мент, и специально пасли. Знаешь, как мне кажется? Тот, кто меня отоварил — он и Громова завалил. Верняк, отвечаю! Только одно непонятно: они потеряли ксиву или специально подбросили?
* * *Самолёт приземлился без опоздания.
Два автобуса довольно быстро доставили пассажиров в зал прибытия.
Степанский вышел первым.
Даже в толпе прозевать его было нельзя.
Загорелый, рослый, с заокеанской улыбкой уверенного в себе человека. Высокий лоб с двумя морщинами, седые виски, чёрные густые усы. Расстёгнутое бежевое пальто из очень мягкого материала, с шикарным меховым воротником, более приличествующим, как посчитал Иван Иваныч, женской одежде. Они были почти ровесниками, но Степанский смотрелся если не младше, то намного благополучнее, здоровее потёртого жизнью Иваныча.
Увидев друзей, Степанский широко развёл руки, как будто хотел обнять сразу обоих, но ограничился рукопожатиями.
— Если бы вы знали, как я рад вас видеть, ребята!
Голос у него стал ещё более бархатным, чем прежде.
Андреич скромно держался в сторонке:
— Здравствуйте, Вячеслав Валентинович.
— Кто это? — Степанский по-барски нахмурился.
— Наша охрана, — уточнил Николай. — Заводская.
— А-а-а, — Степанский повернулся к Андреичу спиной, шагнул вперёд и взял расступившихся Калмычного и Петушкова под локти. — Как мне приятно вас видеть, родные мои! Сколько лет, сколько зим… Хотя там, где я живу, зимы нет. Представляете, весь год температура не опускается ниже двадцати градусов. Когда я вылетал, было тридцать шесть. Лето! Если и есть рай на земле, то он в Акапулько. Или где-то в окрестностях…
— Хорошо выглядишь, — Петушков говорил искренне. — Прямо плантатор какой-то.
— А я плантатор и есть. Эксплуатирую бедных латинос, деру с них три шкуры и держу в чёрном теле. Ха-ха-ха!
— Гражданство уже получил?
— А на кой оно мне? Хватает вида на жительство. И потом, я же ведь патриот!
— Не замёрзнешь у нас?
— Да, отвык я от ваших морозов. Но ничего, как-нибудь перекантуюсь. Потных женщин и горячей текилы мне хватало и там. Соскучился я по родному… Знаете, какая тоска берет иной раз? Аж сердце щемит!
Степанский сильнее сжал локти друзей.
— Так возвращайся, в чем проблемы?
— Не могу, бизнес держит. Я и прилетел-то всего на три дня. Даже если не управлюсь с делами, все равно придётся возвращаться. Обидно, что не успею с вами толком посидеть…
С получением багажа заминки не произошло. У Степанского оказалось два чемодана. Чёрный пластмассовый и бледно-жёлтый, в тон пальто, из хорошо обработанной толстой кожи. На крышке чёрного белели наклейки: Амстердам, Вена, Стокгольм, Йоханнесбург, Сидней, Нью-Йорк.
— Да, пришлось помотаться по свету, — вздохнул «плантатор», перехватив взгляд Петушкова.
Сняв чемоданы с ленты транспортёра, он поставил их на пол и выразительно покосился на Андреича. Отставной морпех дёрнул щекой, помешкал и взял жёлтый чемодан. Второй поднял Калмычный.
Вышли на улицу.
Степанский остановился, вдохнул полной грудью.
Закрыв глаза, дождался, когда несколько колючих снежинок упали на лицо.
И проникновенно сказал:
— Здравствуй, родина!
Глава пятая
Акулов нажал выключатель.
Взорвалась лампочка люстры. Под ногами захрустели осколки.
Света из окна было достаточно, чтобы не расшибить колени о мебель и зажечь две настольные лампы, на своём и волгинском столах.
Закрыл жалюзи, и через середину кабинета пролегла тёмная полоса. Заглянул в шкаф. Месяц назад в нем наводили порядок, но всевозможное барахло опять успело скопиться в изрядном количестве. На полке, отведённой для инструментов, лежали плоскогубцы и молоток, набор отвёрток, гвозди, моток изоленты. Лампочек не было, хотя Андрею казалось, что Волгин недавно приносил несколько штук.
Ладно, сойдёт и так. Может, полумрак подтолкнёт к откровенности?
Акулов выглянул в коридор:
— Проходите.
Вдову Громова сопровождал адвокат Мамаев. Высокий, черноволосый. Расстёгнутое кожаное пальто, костюм из тонкой материи. Аромат туалетной воды, такой сильный, как будто правозащитник не брызгался, а купался. Если бы Акулов ездил в больницу вместо Сергея, то мог бы сказать, что адвокат пользуется той же водой, что и Громов. Выражение лица было таким, словно Мамаев репетировал свою роль на похоронах.
В том, что он там будет присутствовать, теперь можно было не сомневаться.
Александра Громова держала на руках ребёнка. Оказавшись в кабинете, девочка начала плакать, и несколько минут ушло на то, чтобы её успокоить. Когда это удалось, вдова посмотрела на сыщика:
— Мне не с кем было её оставить.
Прозвучало, как обвинение.
— Вы так настаивали на встрече, что…
Ещё один камушек в его огород.
И правда, настаивал. Когда удалось до неё дозвониться, она возмутилась:
— Что значит — я «где-то скрываюсь»? Кажется, я могу быть свободна в своих перемещениях. И не обязана сидеть дома… Вы должны понимать, как мне тяжело. Хотите со мной поговорить? О чем?
Акулов предложил два варианта. Он был готов как встретиться в управлении, так и навестить женщину по месту жительства.
— Нет, не надо ко мне приезжать! Зачем это надо? И вообще… Вы что, не можете подождать, пока пройдёт сорок дней?
Теперь Акулов сидел за столом и смотрел на Александру, занявшую «посетительский» стул. Клетчатая мини-юбка с разрезом, сапожки на «шпильке». Лёгкая куртка спортивного типа, с капюшоном. Кажется, великоватая размером и явно не соответствующая остальным деталям гардероба. Последствия нервного потрясения? Плохой вкус? Второпях накинула на плечи то, что подвернулось под руку?
Успокоив ребёнка, Александра передала его Мамаеву.
— Спрашивайте. Что вас интересует? — Одновременно она указала рукой на кожаное кресло у стены, предлагая Мамаеву сесть, но адвокат покачал головой и остался стоять, баюкая малышку.
Девочка задремала. То, с какой нежностью о ней заботился адвокат, наводило на определённые размышления.
Акулов задал первые вопросы. Ответы слушал в полслуха, не забывая изображать живой интерес и кивая, когда Александра делала паузы. Она, несомненно, могла рассказать много полезного — но столь же очевидным было и то, что ничего не расскажет. Ни сейчас, ни сорока днями позже.
Она не предупредила, что придёт с адвокатом. В принципе, Андрей имел основания указать Мамаю на дверь и пообщаться с дамочкой тет-а-тет. Дало бы это что-нибудь? Вряд ли. О причинах, по которым Александра пришла с адвокатом, можно было строить любые предположения, но одно не вызывало сомнений: никто её к этому не принуждал, никакая мафия не приставляла к ней соглядатая из опасений, что вдова наговорит лишнего. Сама этого захотела. И ребёнок… Акулов не верил, что его было не с кем оставить. Взяла с собой, чтобы иметь благовидный предлог в любой момент оборвать разговор или затянуть паузу для обдумывания опасного вопроса.
Спустя двадцать минут разговор был закончен.
Александра первой покинула кабинет, в дверях бросив короткое «до свиданья!». Адвокат с ребёнком задержался. Будучи заметно выше ростом Андрея, он тем не менее умудрился посмотреть как-то снизу и задушевно спросил:
